– Саша, а ты есть не хочешь? – спросила Светлана Сталина, прерывая его размышления.
– Проголодалась? – он заботливо наклонился к девочке. И, увидев ее утвердительный кивок, сказал: – Сейчас. Найдем, где перекусить можно.
Искать долго не пришлось, и минут через десять они уже сидели, греясь в лучах яркого августовского солнца во дворике небольшой забегаловки – чего-то среднего между чайной, закусочной и маленькой пивной. Света с аппетитом уплетала жареные сосиски, а Александр, решивший ограничиться одним пирожком «Рунца»,[68] уже прикончил немудреное угощение и теперь сидел, попивая сидр – совсем молодой и почти безалкогольный.
Рядом за столом расположились, беспечно галдя, немецкие пионеры, наслаждались воскресным днем рабочие и их семьи, а чуть в стороне молодой парень в форме группенфюрера[69] ротфронтовца, яростно сверкая глазами, обещал прильнувшей к нему белокурой медхен[70] быстро разбить польских буржуев и вернуться домой с победой.
Сашка скользил по ним взглядом и вдруг ощутил какую-то странную душевную теплоту. Вот те, кто в другой реальности были страшными, невероятными врагами – такими врагами, которых и представить себе было сложно, а сейчас – сейчас друзья. Хорошие и верные друзья, чем-то похожие на гэдээровцев, которых он когда-то очень давно в будущем встречал в «Артеке» и в студенческом общежитии. Только, кажется, еще лучше: как ни крути, а теперь между ними не лежит эта пропасть коричневой чумы нацизма, и нет причин вспоминать: кто, с кем, кого и за что…
Он допил сидр и повернулся к Светлане:
– Ну что? По мороженому?
– Ага! – девочка расцвела и вдруг, с силой ухватив его за руку, крепко-крепко прижалась к нему. – Сашка, ты – такой… Такой!.. Всегда мой будешь! Вот! Ведь правда?!
И она рванула его, пытаясь развернуть к себе и заглянуть в глаза.
Александр не успел ответить. Рядом из-за стола пионеров грянула задорная песня. Ребята хором распевали про юного барабанщика из отрядов «Спартака», взрослые с улыбками оборачивались на них, а ротфронтовец, у которого Сашка разглядел значок дивизии «Спартак», даже начал выбивать пальцами по столешнице ритм.
– Хорошо поют, – проговорил Белов, внутренне радуясь возможности соскочить с неудобной для него темы. – Душевно…
– Хорошо, – согласилась Светлана, прислушиваясь к словам.
За два года пусть и не постоянного, но довольно частого общения с Сашей, она очень прилично выучила немецкий язык и теперь понимала слова песни почти без перевода. Она даже попробовала подпевать, но потом раздумала: очень уж слаженным был хор немецких пионеров.
А Сашка, глядя на распевающих ребят, вдруг вспомнил знаменитую сцену из фильма «Кабаре»: такой же тихий летний день, мальчишка в форме Гитлерюгенда поет сладким тенорком простенькую песенку, и все посетители вдруг вскакивают и в едином порыве подхватывают ее. Как же там было?..
Ленивое солнце не слепит глаза,
В лесах – щебетанье птах,
И скоро над нами пройдет гроза
Ведь завтра – в моих руках!
[71] – …Саша, Саша, ну ты чего?! – Светлана трясла задумавшегося Белова за рукав. – Опять о чем-то задумался, да? А мороженое?
Он очнулся от своих мыслей и подозвал подавальщицу – дебелую тетку в кружевной наколке. Та выслушала новый заказ, уточнила, какое мороженое предпочитают молодые люди, и величественно, точно линкор, удалилась, преисполненная собственного достоинства.
Светлана принялась что-то рассказывать Сашке: кажется, делилась сведениями о бурно развивавшемся романе Ирмы и Красного, но он почти не слушал. У него вдруг возникло непреодолимое желание попробовать повторить сцену из фильма, вернее воссоздать ее. Ведь теперь будет все по-другому, верно?..
Он достал из кармана френча блокнот и быстро написал текст песни. Всего-то четыре куплета – ерунда. Вырвал листок и протянул его Светлане. Та быстро пробежала текст, затем подняла восхищенные глаза:
– Это – мне?..
– Да, – Белов еле заметно улыбнулся, – все слова поняла?
Песня была на английском, но в той, другой жизни ему не раз встречались переводы и на русский, и на немецкий языки. Вот немецким переводом он и воспользовался…
– …Конечно! Все! – Светлана чуть прищурилась и уточнила: – Это – песня?
– Да. А мотив – вот такой, – и Сашка тихонько напел.
Светлана прислушалась и часто-часто закивала головой:
– Поняла! Какая красивая! – она вдруг тряхнула головой и не терпящим возражения тоном произнесла: – Дай мне пять марок!
В этот момент она была так похожа на жену, уверенно чувствующую себя хозяйкой, что Сашка невольно рассмеялся. Светлана тут же сбавила тон и просительно протянула:
– Пожалуйста…
Он вытащил из кармана банкноту в пятьдесят марок:
– Мельче у меня нет. Только пфенниги. Бери, – и протянул девочке бумажку.
Та посмотрела на него лучистым сияющим взглядом, бросила: «Я сейчас!» и унеслась куда-то. Сашка проводил ее ленивым взглядом: в Берлине с ними ничего не может случиться. Очень уж круто работает местное Штази, так что если им на головы не рухнет вражеский самолет…
Сперва он не поверил ушам, услышав слова «Ленивое солнце не слепит глаза». Ну не может такого быть! Может… На маленькой эстраде стояла Светлана в своей новенькой, но уже изрядно помятой пионерской форме – подарке Элеоноры Штаймер,[72] и старательно пела. Даже глаза зажмуривала от усердия…
Вот листья златые – их Рейн несет
В спокойных своих волнах…
А слава нас где-то, я верю, ждет!
Ведь завтра – в моих руках!
Оркестр, состоявший из аккордеониста, трубача, скрипача и барабанщика, вдохновленный щедрым вливанием, из всех сил старался поддерживать слабенький, но удивительно приятный девичий голос. В некоторых местах хромало произношение, но это было не важно: все словно застыли, вслушиваясь в слова, бьющие в самое сердце…
И лепет младенца, и пенье пчел,
И солнце на небесах…
Внезапно хор пионеров из-за соседнего стола подхватил:
Мне шепчут: «Вставай же! Твой час пришел!..»
И с этими словами ребята резко, в едином порыве встали. Словно невидимый кукловод дернул марионеток за веревочки…
«Ведь завтра – в твоих руках!»
«Господи, да что они – всей страной отморженные на голову?!» – тоскливо подумал Сашка, глядя, как вскочили группенфюрер вместе со своей спутницей; несколько молодых парней и девушек, шедших куда-то мимо забегаловки, остановились и вытянулись по стойке «смирно», поднялись несколько пожилых рабочих. А чуть помедлив, следом встали их жены…
И все поднимающиеся и останавливавшиеся подхватывали немудрящие слова песенки. Сашке вдруг стало жутко: чудовищным напряжением сил он увел немцев от нацизма, но что с ними происходит сейчас? Неужели этому народу обязательно нужно идти строем? За Великим Вождем, и пофиг, куда этот вождь их ведет…
О Родина, Родина, близится час
Для нас, для детей твоих!
Готовы на битву за мир для нас,
Ведь завтра – в руках моих!
На него уже начали оглядываться, поэтому он тоже встал. Еще не хватало здесь в неприятности ввязаться. Подумал и выбросил вверх сжатый кулак. «Рот Фронт!»
