Бродяга несколько секунд с удивлением смотрел на Коварда, а потом расхохотался:

— Брак типографии? — смеясь, переспросил он.

— Ну да! А что здесь смешного?

— Прости-прости, — замахал руками бродяга, пытаясь подавить смех. — Ты прав, смешного в этом ничего нет. Просто я не перестаю удивляться тому, как беспечно и невнимательно люди относятся к сокровенным знаниям! Неужели тебе, баранья башка, не понятно, что эта книга создана не в типографии?

Ковард с некоторым недоумением прислушался к себе. Такой откровенно пренебрежительный тон собеседника не вызвал в нем раздражения: внутреннее состояние Аркадия Францевича было спокойным и благостным. Он промолчал, ожидая объяснений бродяги.

— В чистых листах, — продолжил бродяга, — и заключается сокровенная мудрость. Когда человек запутался в своих дорогах, когда его мысли стали грязным слипшимся клубком, когда его поступки непредсказуемы и глупы, когда он перестает думать о счастье — самое время открыть эту книгу и последовать ее рекомендациям: начать все с чистого листа! Неужели ты этого не понял?

— Если честно, то нет, не понял, — признался Ковард.

Бродяга снисходительно улыбнулся:

— Ну ничего. Теперь ты будешь гораздо понятливее. Ладно, уже утро, тебе пора возвращаться. Я думаю, что ты сможешь легко разобраться со всеми своими проблемами. Но если у тебя возникнут вопросы, то мой тебе совет: полистай учебник, в нем ты найдешь ответ на любой вопрос.

— Ответ — это чистый лист?

— Не всегда. Не ленись, листай, в книге не так много страниц, не больше, чем недель в твоей жизни. Удачи. Я буду за тобой наблюдать.

Аркадий Францевич опять открыл глаза. В этот раз его взору предстали выцветшие обои стен его собственной спальни.

«Наконец-то проснулся», — подумал он. В мозгах, как эхо, резонировала фраза бродяги: «Я буду за тобой наблюдать».

«Да, — продолжил оборванную мысль Аркадий Францевич, — сны становятся все более и более интересными и пугающими. А вот имеют ли они какой-то смысл? Или это по-прежнему отражение работы моего подсознания? Знать бы ответы на эти вопросы. Все началось с зеркального лабиринта, а затем, как волны бушующего океана, понеслись эти невероятные фильмы! Как будто мне открывали все тайны вселенной. И все в одном сне! С ума сойти можно! Кто управляет моими снами? Бродяга? Бродяга. И опять бродяга. Напомнил мне о своей книге. Да-а. Все необъяснимо и загадочно. Однако пора на работу».

Аркадий Францевич, стараясь не потревожить сон супруги, тихонько встал с постели. Он впервые за много лет не стал делать утреннюю гимнастику, а сразу пошел умываться.

«Как же в жизни все относительно, — рассуждал Ковард, густо намазывая щеки пеной для бритья. — Еще в прошлую среду, после разговора с Брыкзой, я думал о том, что свой главный выбор должен буду сделать сегодня, в понедельник. Каким же я был глупцом! Человек каждую минуту, даже не минуту, а каждое мгновение делает свой главный выбор. И от совокупностей его выборов зависит не только его жизнь, но и жизнь всей вселенной! Конечно, в той или иной степени. Иногда эта степень настолько ничтожна, что ни заметить, ни осознать эту зависимость человеческому разуму невозможно. А с другой стороны, разве мы сами определяем свой выбор? Кажется, в Библии сказано: «Ни один волос не упадет без Моего ведома». Хм. Откуда я это знаю? Я ведь не читал Библию! А! Я ведь ее изучал сегодня во сне! И Тору. И Коран. Хм».

Аркадий Францевич прервал свое бритье. За несколько мгновений в его голове, словно вихрь, пронеслись все знания, накопленные человечеством в области различных религий. Ковард опешил. Разве может человеческий мозг хранить столько информации? Значит, операция, перенесенная во сне, действительно была?

«Боже, как с этим жить?» — в ужасе подумал он.

Но это состояние растерянности и паники длилось не более нескольких секунд, хотя Коварду они показались бесконечно долгими.

«Так, достаточно! — категорично остановил поток собственных мыслей и эмоций Аркадий Францевич. — Достаточно истерики и паники. Все, что ни делается, делается к лучшему. Эту фразу я определяю как свое новое жизненное кредо».

— А ты тут? — услышал он непривычно ласковый голос Эльвиры Павловны. — С добрым утром.

Ковард повернул голову. Жена излучала свет дружелюбия:

— Ты сегодня решил не делать зарядку?

Ковард невольно улыбнулся в ответ:

— Да. Не то настроение. Понедельник и так день тяжелый.

— Ну и правильно, — одобрила Эльвира Павловна. — Отдохни. Станешь олимпийцем на день позже. Ой! Что это у тебя с глазами?

Ковард перевел взгляд в зеркало:

— А что у меня с глазами?

— Не знаю. Что-то не так.

— Что не так? — удивился Аркадий Францевич. — Красные?

— Да нет. Взгляд какой-то странный.

— Странный? Что в нем странного? — Ковард пристально посмотрел на свое отражение в зеркале. — Взгляд как взгляд. Что ты придумала?

— Да? Наверное, показалось. Чайник поставить?

— Лучше свари кофе.

— Ага, — и Эльвира Павловна исчезла, а вскоре по всей квартире разнесся пьянящий аромат свежезаваренного кофе.

Ковард закончил бриться и прошел на кухню. Оказалось, что уже готовы сладкие гренки, сварены яйца всмятку, а невесть откуда взявшиеся деликатесы — сырокопченая колбаса и голландский сыр — нарезаны тончайшими ломтиками и узорно выложены на тарелку.

— О! — радушно улыбнулся Аркадий Францевич. — С утра такой сервис, что и на работу не хочется идти.

Эльвира Павловна восприняла это замечание как приятный комплимент и, улыбнувшись, спросила:

— Кофе с молоком?

— Да, — ответил Ковард, усаживаясь за кухонный стол, — можно и с молоком. Ты тоже будешь сейчас завтракать?

— Только кофе выпью. Хочу сегодня до обеда сходить в детский дом, найти этого мальчишку, которого вчера показывали в передаче.

— Что, прямо сегодня? — удивился Ковард.

— Да. А зачем откладывать? На работе появлюсь после обеда, ничего страшного: квартальный отчет без меня сдали, так что можно не торопиться.

— Как-то ты резко, — не мог прийти в себя Аркадий Францевич. — Может, стоит все еще хорошенько обдумать?

Взгляд Эльвиры Павловны стал колючим, но она тут же, как опомнившись, прикрыла на секунду глаза, а когда вновь их открыла, то взгляд, словно солнце, излучал тепло и свет.

— А давай так, — улыбнулась она, — мы возьмем его на две недели, присмотримся, пусть и он привыкнет, а потом уже будем какие-то судьбоносные решения принимать. Это будет некий опыт и для нас, и для мальчишки. Аркадий! Неужели я так и умру с нереализованным материнским инстинктом?

— Вот те на! Умру! Скажешь тоже! С чего бы это?

— Ну мы все не вечные. А своих детей нам уже точно не иметь.

Аркадий Францевич махнул рукой:

— Хорошо. Поступай как знаешь.

Аркадий Францевич шел на работу. Впервые в жизни он не считал шаги и голова его была свободна от мыслей. И несмотря на то что с утра Эльвира Павловна озадачила его своим настойчивым желанием взять на воспитание ребенка из детского дома, выйдя из подъезда на улицу, Ковард тут же забыл об этом факте. Его абсолютно ничего не тревожило, и он чувствовал себя превосходно. Один раз мимолетно он вспомнил о предстоящем, по предположению, не очень приятном разговоре с Брыкзой, но мигом отогнал от себя эту мысль.

«Будь как будет», — решил Аркадий Францевич.

Он глубоко, всей грудью вдыхал прохладный сырой воздух, любовался кружением падающих осенних листьев, беззастенчиво рассматривал встречных прохожих, иногда останавливался и, задрав голову вверх и прищурив глаза, глядел на плывущие по серому низкому небу кудрявые облака. Из-за этого на свой путь Ковард потратил около получаса и зашел в лабораторию за три минуты до начала рабочего дня.

Стриганова на месте еще не было. Этот факт удивил Аркадия Францевича: обычно Данька к моменту появления самого Коварда уже сидел за столом перед расставленными на доске шахматами и держал шахматные часы в руках. Это был своеобразный ритуал, в котором обязательно первой фразой после приветствия были слова: «По три, по пять?»