Так что Майк по-прежнему копит свое утреннее напряжение. Не самый лучший момент, чтобы выторговывать перемирие.
– Лады. Пойду возьму латте и вернусь через часок.
Недди смотрит на меня волком.
– И только попробуй не вернуться через час, блин.
Ну вот, поехали.
– Я только что сказал, что вернусь.
Недди наклоняет голову, чтобы окрыситься до максимума, и борода у него ощетинивается.
– А я только что сказал, что только попробуй не вернуться через час, блин.
Недди использует вековечный прием запугивания через повторение с добавочным выгребыванием (WINAWBSB[75]).
Я решаю огорошить его окончательно.
– Ага, а ты чего-нибудь хочешь, Недди-о? Латте? Нет, сдается мне, ты смахиваешь на костлявый тип мокаччино, правда ведь?
Как и следовало ожидать, экзотическое название напитка воспламеняет Недди. Я слыхал, он однажды врезал даме по горлу, потому что она спросила, читал ли он «Сумерки»[76].
– Какая, блин, мока? Фруктовый напиток? Ты называешь меня костлявым фруктом?
Надо сдать назад, или этот бандюга однажды ночью зарежет меня в переулке.
– Лады, Недди. Остынь. Я вернусь через час, честно. Как боевик боевику. Честь гангстера.
Телефон Недди звонит. В качестве рингтона у него «Глаз тигра»[77], и мы оба бам-бам-бамкаем под нее несколько секунд, пока он не отвечает. В том-то и проблема с хорошими мелодиями в качестве рингтона – порой хочется послушать припев.
– Да, блин, – говорит он. – Ыгы, блин.
У Недди блинов не счесть. Будто выполняет норму.
– Не будешь ты пить никаких педрильских напитков, Макэвой. Босс видел тебя по гребаной камере слежения, так что заходи и займи позицию.
Я испепеляю взглядом пластикового жука, пришлепнутого к дверной раме. Похоже, у меня свидание с сухостойным ирландским паханом.
* * *
Внутри атмосфера аж гудит от предвкушения. Свет пригашен, и Майк со своими ребятишками сидят небольшим полукругом перед импровизированной сценой с подвешенным позади экраном. Я вижу, что Майк на взводе, по тому, как он хлопает себя по ляжкам, а будь света еще чуть поменьше, готов спорить, он вывалил бы свою елду. Мне надо сыграть свою партию прямо сейчас, или я рискую застрять здесь на весь день.
– Мистер Мэдден! Эй, Майк, нам надо поговорить.
Майк едва удостаивает меня взглядом.
– Ага, Макэвой… Погодь минутку, паренек. Может, две. Пристраивай свою жопу.
Я всерьез подумываю перейти в оперативный режим прямо здесь. Строго говоря, я не вооружен, но могу причинить немалый ущерб и без оружия. А эти подельники буквально повысовывали языки, господи боже! Я мог бы переломать приличное число костей, прежде чем Майк сообразил бы, что происходит.
Как ни привлекательна эта идея, это было бы самоубийством. Они могут позволить себе дюжину жертв, я же не больше одной. Так что я усаживаю свою задницу и прокручиваю в голове речь, которую должен произнести перед этой шайкой извращенцев.
Второй номер Майка – Келвин – подскакивает к подмосткам и хлопает по воздуху, призывая к молчанию.
– Ладно, парни! Мистер Мэдден. У меня здесь нечто необычное, но дайте шанс. Эта девчонка – просто денежный станок.
– Да уж пусть постарается, – говорит Майк, оправляя промежность своих брюк. – Последняя девица, что ты приводил, дергалась, будто ее лупят током. Я платил этой корове, чтобы она не раздевалась.
Все смеются, но добродушно. Похоже, у Майка никаких пагубных последствий после стрельбы у него дома. Да и с какой стати? Он жив и на несколько штук богаче, и все это по цене двух окон, которые, вероятно, и без того нуждались в замене стекол на пуленепробиваемые. А сегодня для Майка второй день в раю: попускать слюни, глядя на танцовщицу, урвать пару минут в задней комнате, выстрелить мне в лоб.
И все это хорошо.
Выйдя из-за занавеса, девушка взбирается на подмостки. Она действительно нечто: длинные ноги гимнастки, блестящий наряд танцовщицы живота и лицо, слишком красивое для этих скотов.
– Ладно, Кэл, – замечает Майк. – Она красава, надо отдать тебе должное, паренек. Но у меня уйма красоток.
– Подождите, мистер Мэдден, для полного впечатления нужны световые эффекты.
Келвин спрыгивает со сцены и нажимает несколько клавиш на своем ноутбуке. На экране начинается коловращение психоделических спиралей, и помещение заполняет лучшая классика поп-джаза Шаде.
Шаде. Когда поет эта леди, ни один из живущих гетеросексуалов не может не переключиться в режим легкой расфокусировки.
Движения девушки идеально вписываются в настроение. Никаких традиционных выкрутасов бедрами и потираний, эта танцовщица – воплощенное медленное соблазнение. Ее руки вытворяют какие-то индийские штуковины, а таз движется так, будто в нем пара дополнительных суставов.
Это очень отвлекает.
Келвин знает, что привел победительницу.
– Я же сказал, что она задевает за живое, мистер Мэдден, – заявляет он.
Ну, поехали. Три, два, один…
– У меня тут как раз кое-что живое, паренек, – говорит Майк как по команде, а затем: – Пошли, дорогуша, довольно дразнить, посмотрим товар.
Танцовщица плавно спускается с подмостков, будто шагающая пружина. Она знает, кто здесь намазывает хлеб маслом, и нацеливается на Майка, будто на какого-то полубога. А уж глаза-то у нее – здоровенные, карие, способные одурачить мужика настолько, что он поверит, будто это не профессиональные отношения. Как и все до единого в помещении, я забываю свои беды и в глубине души понимаю, что если б девушка попросила меня сейчас уйти с ней, я бы всерьез над этим задумался.
Никогда не понимал этой байки про Саломею – до сей секунды.
Танцовщица наседает на Майка, и тот пытается вести себя непринужденно, будто такое случается каждый день. Я замечаю, что Келвина немного потряхивает, как будто он из-за чего-то нервничает, а затем я замечаю кое-что еще. Что лиц без кадыка в этих стенах нет.
Ни фига себе! Смелый ход, Келвин.
Подавшись вперед на стуле, я жду взрыва.
Танцовщик сбрасывает свой усеянный блестками топ, и никаких сисек под ним нет. Девочка оказалась мальчиком, и мне кажется, Келвин мог переоценить уровень толерантности своего босса.
Ирландцу Майку требуется секунда, чтобы врубиться, но когда до него доходит, реакция его оказывается комичной. Мэдден совершает движение, которое я могу описать лишь как бросок назад, хотя ни за что бы не поверил, что дородный старпер на такое способен, если б не видел это собственными глазами. Выхватив пистолет, он размахивает им, всерьез раздумывая, не перебить ли всех в комнате.
– Это… это он… – наконец выпаливает Майк.
Я не могу удержаться и понимаю, что Зеб мной гордился бы.
– Это он, это он, завуаленный шпион?
Майк поворачивает пушку на Келвина, который мог бы стать фаворитом, но на сей раз переступил черту.
– Что это за вопиющая, горбатогорная, содомитская гомосятина, Келвин?!
– Я думал, вы сразу поймете, мистер Мэдден, – говорит тот и, клянусь, малодушно делает полупоклон.
Майк яростно сопит носом, беря нервы в кулак.
– Ага, я понял. Потому что понял. Кто бы не понял? Я трахнул достаточно телок, чтобы понять, когда кто-то не телка.
– Ага. Конечно. Вы вроде как гуру по телкам, мистер Мэдден.
Никто не лижет жопу менее деликатно, чем Келвин, но Майку лижут жопу так давно, что он попросту больше не чует запаха говна.
– Это правда. Гуру по телкам. Спроси любую женщину в этом городишке. – Он украдкой бросает взгляд на танцовщика, скукожившегося за спиной у Келвина. – И народ за это платит?
– Шутите?! Большущие деньжищи. Мона огребал… а пять штук в «Коррале». Пять штук за неделю.
Как говорится, деньги решают все.
– Пять штук? За одну неделю?
– За шесть дней, если точнее. По средам она выходная.