– Вот насчет заставлять тут и есть основная проблема, – говорит Кори. – Помнишь, как ты больше чем на двенадцать часов оставил меня в камере сенсорной депривации? А когда связал меня так крепко, что у меня повредился нерв? У меня на пальцах до сих пор снижена чувствительность. И попытка отправить меня к этому мяснику стала последней каплей. Такие, как ты, думают, что они выше закона, что могут использовать и жестоко обращаться с другими людьми, потому что денег у вас больше, чем у Господа бога, и потому что у вас могущественные семьи. Ты разве не видишь, что я больше не хочу быть с тобой?
Обернувшись, Амбросио пригвоздил его настолько властным взглядом, что у меня мурашки побежали.
– Ты принадлежишь мне.
Следующее мое действие удивило меня самого, потому что я не помню, чтобы обдумал это и принял решение. Я встаю перед Кори, между ним и этим тираном, и мой голос, как и у Амбросио, звучит по-деловому ровно.
– Сколько ты за него хочешь?
Позади меня охает Кори, но поскольку мне не видно его лица, я не знаю, это от шока или от обиды. Хотя мне сейчас все равно. Этот самовлюбленный колумбиец больше его не получит.
Какое-то время Амбросио раздумывает. А вид из окна позади него такой обычный, такой безмятежный. В моем небольшом городке на улице высажены деревья, старые дома по обеим ее сторонам, мимо проехала машина. Странный фон для наркобарона, решающего судьбу человека, которого считает своей собственностью. Не будь это так серьезно, я бы посмеялся.
– Я заплатил за него пятьдесят тысяч. Его долг плюс проценты, как мне сказали, – на его губах играет самодовольная ухмылка. – Но на протяжении всех этих лет он доставлял мне сплошные неприятности. Так что я всерьез рассматриваю возмещение некоторых убытков, – он размышляет несколько секунд. – Отдам его за сто тысяч.
– По рукам. Я попрошу кого-нибудь принести деньги.
Кори с рычанием бросается к Амбросио и толкает его в грудь.
– Ты мудак, он простой врач! Он не может себе позволить такую сумму. Прекращай свои игры и отпусти меня.
Амбросио поправляет рубашку, где Кори ее смял.
– Ты даже не знаешь, с кем живешь, да, мальчик? У твоего доктора есть пара скелетов в шкафу, один из которых оставил ему миллионы долларов. Ты готов оскорблять мою семью и моих друзей, но даже не удосужился поинтересоваться о его семье. Сказать ему, Бен?
Глядя в потолок, я гадаю, что про меня разнюхал и продал Амбросио тот детектив, и сокрушаюсь, что не могу рассказать Кори о позорной истории моей семьи в другой обстановке.
Но теперь уже поздно.
Я поворачиваюсь к Кори, который смотрит на меня с опасением.
– Мой дед грабил банки в 50-х годах. Он успешно провернул несколько краж, в том числе одну почти на три миллиона. Это было известное дело, не раскрытое до сих пор, потому что деньги так и не были найдены. В течение нескольких лет все его подельники были пойманы или убиты, а сам он исчез без следа. Все считают, что мой дед сдал или даже убил своих друзей и присвоил их деньги. Об этом знают совсем немногие, но большая часть денег досталась мне. Конечно, на сегодняшний момент сумма увеличилась из-за инвестиций.
К окончанию моего рассказа Амбросио смеется еще сильнее.
– Теперь ты знаешь, Кори. Твой уважаемый доктор – внук вора и предателя, и такого же серийного убийцы, как красноречиво ты описал мне моего друга. Он врал тебе о происхождении своих капиталов. Что еще? Однажды ты поймешь, что богатые парни совсем не хорошие, мой дорогой. Деньги – это грязь, и у тех, кто их имеет, грязные руки.
Когда достаю телефон, чтобы позвонить в банк и поговорить с президентом, я боюсь смотреть на Кори. Договорившись с ним, набираю Майку и прошу его забрать деньги. Все дело занимает пять минут. В ожидании Майка я шарю в ящике бюро и выуживаю книжку товарных чеков.
– Ты же не возражаешь, что мы все сделаем официально, да?
Амбросио раздраженно пожимает плечами, и я сажусь выписывать квитанцию и договор для покупки своего первого – и надеюсь, единственного – человека. Сказать, что ситуация похожа на нереальную, – ничего не сказать.
Кори сидит в синем бархатном кресле в темном углу кабинета, и у меня по прежнему нет мужества посмотреть ему в лицо. Наверное, он ненавидит меня за это, но какой у меня выбор? Конечно же, он понимает, что это необходимо, чтобы Амбросио прочувствовал завершенность дела, и защитить Кори на тот случай, если он захочет вернуться.
Когда вооруженный головорез Амбросио приводит Майка в кабинет, молчаливое напряжение, в течение которого мы сидели долгие минуты, наконец нарушается.
– Спасибо тебе, что пришел, Майк, – я удивляю нас обоих, когда обнимаю его за широкие плечи.
– Без проблем, док. Я же сказал, что буду ждать, – он садится на корточки рядом с Кори и тихо говорит ему что-то утешающее, и я благодарен ему, что он делает то, на что я сейчас не способен.
Со смесью тревоги и нетерпения я подхожу к Амбросио и протягиваю его договор и квитанцию на подпись. Прежде чем сделать это, он медлит, беспокойно поглядывая вокруг, и я начинаю бояться, что он передумает. В голове рисуется неприятный образ, как он приказывает своим людям пристрелить меня и Майка и, запихнув Кори в свой до неприличия дорогой внедорожник, снова сажает его потом в камеру сенсорной депривации. Я вздрагиваю, когда по лицу Амбросио становится заметно, что он тоже рассматривает подобный сценарий, и прямо сейчас все мы балансируем на тонком канате между благополучным исходом и катастрофой.
Наконец он возвращает мне бумаги, где красуется его подпись – такая же высокомерная, как и он сам. Мало что давало мне столько облегчения. Внимательно изучив документы, я отдаю Амбросио его копию. На них стоят три наши имени, и поражен, как наша гадкая история уместилась на небольшом листе бумаги.
Когда внедорожник Амбросио с ревом уезжает, я тяжело оседаю на диван. Резкое понижение стресса сделало мое тело вялым и превратило мозг в кашу. Довольно долго я тупо пялюсь в потолок, слыша голоса Кори и Майка, но не в состоянии понять, о чем они говорят. Облегчение – это все, на чем я сейчас могу сосредоточиться.
Я не подхожу к Кори. Не утешаю его и даже просто не заговариваю с ним. Он тоже не подходит ко мне. Видимо, пытаясь сблизить нас друг с другом, я вырыл огромную яму.
Глава 21
Дом блистает изяществом, от пола и до потолка украшенным золотом и серебром в честь празднования Нового года. На каждой поверхности мерцают искусственные свечи. На столах стоят хрустальные бокалы, вино и закуски всех видов и вкусов.
Подготовка к вечеринке была бурной, включавшей в себя двухчасовую поездку в Атланту за смокингами, черной икрой и шампанским «Кристалл», что в Блэквуде и окрестностях никак не купить.
Окруженный женщинами, Кори стоит в углу и постукивает по бедру в такт звучащей рэп-песне – одной из его плей-листа для вечеринок. В своем крутом темно-синем смокинге от Армани и с его непослушными черными волосами, завивающимися на лбу и затылке, он напоминает мне какого-то плутоватого принца. Я не удивился, когда он отказался от бабочки и вместо нее расстегнул воротник рубашки. Даже моя гордость за дом, который мне вместе украсили, – все меркнет в его тени.
Он одновременно и самая яркая часть моей жизни, и самая темная.
Сейчас, когда дом полон гостей я начинаю беспокоиться о шуме. Перепрыгнув через небольшие декоративные ворота, которые я временно установил у подножия лестницы, я поднимаюсь на гораздо тихий второй этаж.
Толкнув дверь в одну из спален, проскальзываю внутрь. Если не считать света от розового сказочного ночника, тут темно, но я отчетливо вижу прекрасную маленькую девочку, спящую на кровати с балдахином в центре комнаты.
– Она еще не проснулась, – сидя в кресле-качалке рядом с кроватью, говорит дочь одной из дневных медсестер. – Такая милая малышка. Мне не терпится поиграть с ней, когда она проснется.
– Надеюсь, тебе тут не сильно скучно, ведь вечеринка идет внизу.