Саума, родившийся примерно в 1240 году, в 25 лет пошел в священники и стал отшельником в горах в 50 км к юго-западу от Пекина. Славясь своим аскетизмом и ученостью, он так и оставался бы в подобающем мудрецу уединении, не присоединись к нему через несколько лет полный рвения ученик по имени Маркос. Десяток лет мастер-наставник и ученик оставались в изоляции от мира, не затрагиваемые происходящими вокруг них важными переменами, пока Маркос не пришел к убеждению, что им следует съездить в Иерусалим для получения отпущения грехов самого высокого уровня, до какого он мог додуматься. Поскольку они не боялись ни тягот, ни смерти, пекинские несториане поддержали их, как и Хубилай. Эти двое священников могли послужить хорошей рекламой его усилий к удержанию симпатий толка, к которому принадлежала его мать. К тому же по воле случая это произошло примерно в то самое время, когда братья Поло вернулись в Пекин, привезя с собой юного Марко, поэтому Хубилай вполне мог надеяться на бурный рост сухопутных связей Восток-Запад. На обратном пути Саума и Маркос могли привезти с собой западных специалистов, которые будут полезны в его новом Пекине. Он дал им один из официальных золотых пропусков, пайцзу, которая позволяла пользоваться системой почтовых станций-ямов и получать по пути стол и кров. Они собрали караван с верблюдами, конюхами, поварами и охраной, и отправились в путь, вероятно, в 1275 году.
Путь занял долгое время. Первый отрезок путешествия привел их обратно на родину на Желтой реке и далее в Синьцзян через проход Ганьсу, в обход пустыни Такла-Макан, к Хотану, многонациональному оазису у подножья хребта Куньлунь. Теперь они выехали за пределы защиты Хубилая, на территорию Хайду. Эта местность славилась своими разбойниками. Они благоразумно направились в лагерь Хайду в Таласе, заботливо не упоминая ни про Хубилая, ни про Персию, так как в то время Хайду враждовал с обоими. Затем они двинулись дальше через горы и пустыню, терпеливо снося жару, колючие ветры, обвалы, голод, жажду и несколько ограблений. Таким образом через Тус (современный Машад на северо-востоке Ирана) они прибыли к племяннику Хубилая, ильхану Абаге, в его бывшую столицу Марагу, поскольку здесь волей случая пребывал лидер несториан, католикос, патриарх мар Денха. После эмоциональной встречи и похода по местным несторианским святым местам они забрели в Арбиль на севере Ирака. Тут внезапно случилось изменение планов. Католикос вызвал их в Багдад и дал им новое поручение — завоевать для несториан внимание Абаги. Тогда они последовали в Тебриз, новую столицу ильхана, оставшуюся невредимой при вторжении монголов, ибо этот город, в отличие от Багдада, капитулировал без боя. В этом космополитическом центре с его богатыми рынками, многочисленными христианскими сектами и итальянскими купцами они показали Абаге пайцзу от его дядюшки Хубилая и получили все то признание, какого хотели несториане, и всю помощь, какая им требовалась.
Случилось так, что на западе шла война, поэтому они задержались, но с большим комфортом, поскольку католикос повысил в должности обоих: Маркос стал митрополитом, аналогом епископа, а Саума — «главным гостем» в Китае, своего рода бродячим послом (правда, ему так никогда и не довелось выступить в этой роли). Нет-нет, возражали спутники, они предпочитают жить в простоте и хотят продолжить свое паломничество. Однако у них не было выбора. Они приняли должности и отложили путешествие в долгий ящик.
И тут события приняли самый удивительный оборот. Через год католикос умер, и 36-летнего Маркоса назначили его преемником. В последующие пять лет он и его учитель, уже достигший среднего возраста, были поглощены местной и церковной политикой — смерть Абаги, жестокий период внутренних распрей и окончательное утверждение в их должностях.
В 1286 году новому ильхану Аргуну понадобилась поддержка против египтян и других мусульман, и у него возникла необыкновенная идея. Он решил обратиться к Европе с предложением устроить еще один крестовый поход: христиане и монголы вместе против ислама. Учитывая ужас, вызванный в Европе монгольским наступлением всего 40 лет назад, эта идея кажется совершенно экстравагантной; но она куда менее странна, если принять в расчет, что через 20 лет после этого между монголами и христианами наблюдалось некоторое сотрудничество. Сделка предлагалась следующая: в обмен на помощь Европы Аргун преподнесет христианам Иерусалим. Чтобы привести этот замысел в движение, ему требовался искушенный, изрядно попутешествовавший, владеющий многими языками посол, и Саума был как раз тем, кто нужен. Он с детства знал тюркский, китайский и, вероятно, монгольский, а теперь — еще и персидский. В государстве ильханов находилось много итальянцев, поэтому проблем с переводом не возникало.
Аргун дал Сауме письма к папе, византийскому императору, французскому и английскому королям. В 1287 году посол с тремя спутниками отбыл к Черному морю, где сел на корабль, идущий в Константинополь. Здесь Саума встретился с императором Андроником, посетил святые места, полюбовался мощами — и ничего не достиг, так как антимусульманская коалиция означала совместную работу восточной и западной церквей, чему никогда не бывать.
Поэтому в июне 1287 года он со своей маленькой свитой и без Маркоса (который как католикос должен был выполнять обязанности поближе к дому) отплыл мимо Сицилии и извергающегося вулкана Этна в Неаполь, а оттуда сушей добрался до Рима, где лишь узнал, что папа умер, а новый еще не избран. Вместо папы Сауму с должным уважением приняли кардиналы. Сперва они расспросили посла о его родной земле, и его незафиксированный ответ, должно быть, стал первым подробным сообщением о Хубилае, какое когда-либо слышали в Европе. Потом они быстро перешли к его вере, задавая вопросы, на которые он отвечал столь осторожно, делая упор скорее на ранних отцов церкви, чем на такие спорные материи, как природа Христа и точный статус духа святого, что кардиналы не вполне уловили, что имеют дело с предполагаемым еретиком. Его эрудиция произвела на них очень сильное впечатление. «Просто чудо, что ты, христианин и дьякон престола патриарха Востока, прибыл с посольством от царя монголов», — сказали они. Но в отсутствие нового папы они ничего не могли решить по вопросу о крестовом походе.
Ему рассказывали разные предания и показали все достопримечательности — место, где стал мучеником Павел, и его отрубленная голова трижды подпрыгнула в воздух, крича «Христос, Христос, Христос!», одну из бесшовных плащаниц Иисуса, кусочки дерева от его колыбели, подлинный терновый венец, — и он доверчиво принял все эти реликвии за чистую монету.
Но ему не терпелось двинуться дальше. Его миссия все еще была выполнена лишь наполовину — требовалось еще повидать королей Франции и Англии.
Оставив итальянскую жару позади, Саума месяц тащился от одного постоялого двора к другому по пыльным грунтовым дорогам Франции. Достигнув теперь примерно 60 лет, он, должно быть, был близок к точке надлома. Но в Париже Филипп Красивый, честолюбивый молодой король Франции, устроил ему отличный прием и разместил в удобном доме. Оправившись, Саума изложил свое дело. Предложение Аргуна, казалось, произвело впечатление на Филиппа. Если монголы готовы помочь отбить Иерусалим, как могут христиане не откликнуться? Но фактически он горел желанием продемонстрировать силу по своим причинам — с целью приобрести контроль над английскими владениями во Франции, утвердить претензии Франции на Фландрию и не дать Ватикану выкачивать средства из французских владений церкви.
Полагая, что Филипп теперь стал надежным членом монголо-европейского союза, Саума двинулся дальше на встречу с Эдуардом I Английским — который, по счастью, находился в своей колонии Аквитании. В октябре 1287 года после трехнедельного путешествия Саума добрался до Бордо, назвал себя и был сразу же приглашен на встречу с королем. Вручив ему подарки Аргуна в виде драгоценных камней и шелка, Саума изложил идею крестового похода. Эдуарду она пришлась по душе. Он сам поклялся взять крест этой весной, ибо это в точности соответствовало его планам. Саума, несомненно, поверил, что на две трети выполнил свое задание; последняя треть встанет на место, когда он вернется в Рим.
