Что за наглый негодяй этот мужик! — ворчал Рисбитер, ехавший рядом с Агнес. — Не понимаю, почему твой отец не наказал его.

А почему ты сам не наказал его? — спросила Агнес улыбаясь.

Разве я смел пойти против воли твоего отца?

А если бы я тебе велела, ты бы вернулся туда и проучил его?

Если ты этого так желаешь… — бледнея и запинаясь, проговорил Рисбитер.

Фрейлейн Агнес, — сказал Дельвиг, слышавший их разговор, — не заставляйте своего жениха безоружным бросаться в львиную пасть. Вы же видите — у него, бедняги, даже меча нет.

Где твой меч? — спросила Агнес, сдвинув брови.

Рисбитер оставил свой меч у ног противника в знак своего глубочайшего к нему уважения, — насмешливо заметил Дельвиг.

Юнкер Ханс! — торжественно произнесла Агнес. — Знайте, что Агнес фон Мённикхузен никогда не отдаст своей руки тому, кто не имеет меча. Как же вы сможете защитить свою молодую жену, если у вас даже нет оружия?

Дьявол и ад! — выругался Рисбитер. — И может же человек быть таким забывчивым! Я нечаянно выронил свой меч и совсем об этом забыл. Это твоя вина, Агнес: твое неожиданное появление помутило мою память и мысли. Вряд ли найдется человек, который при виде тебя не позабыл бы не только свой меч, а еще и многое другое… Если только этот бродяга не украл его и не удрал с ним!..

Он еще стоит на том же месте, — сказала Агнес, снова оглянувшись.

— Послушай-ка, парень! — крикнул Рисбитер молодому слуге, ехавшему впереди. — Ступай, принеси оттуда мой меч!

— Нет, юнкер Ханс, — резко прервала его Агнес, — вы должны принести свой меч сами.

Если хорошенько попросишь, может быть, крестьянин отдаст его добром, — язвительно вставил Дельвиг.

Поедем втроем, я помогу вам упросить его, — шаловливо смеясь, воскликнула Агнес.

Они повернули лошадей и поехали туда, где Гавриил все еще стоял, прислонясь к дереву. Остальные всадники были уже довольно далеко и не заметили, что Агнес со своими спутниками вернулась в лес.

Подними мой меч и подай его мне! — надменно приказал Рисбитер.

Твой меч? — спросил Гавриил, как бы очнувшись от забытья, и веселая улыбка скользнула по его лицу; он только сейчас заметил, что у его ног блестит светлая сталь. — Если твоя невеста за тебя попросит, я отдам тебе меч.

Откуда вы знаете, что я невеста этого юнкера? — слегка покраснев, спросила Агнес.

Я сужу по необычайной храбрости юнкера, которая иначе была бы необъяснима.

Я без жалости застрелю эту собаку! — крикнул Рисбитер, заскрежетав зубами, и выхватил пистолет.

Остановитесь, юнкер Ханс! — воскликнула Агнес, бледнея. — Господин Габриэль, а если я вас попрошу поднять меч…

Она еще не успела договорить, как Гавриил поднял меч и с учтивым поклоном подал его молодой девушке, сказав:

— Все условия выполнены, и мир заключен. Я нерешился передать меч самому юнкеру, он не умеет обращаться с оружием и мог бы себя поранить.

Дельвиг разразился громким смехом, да и Агнес невольно улыбнулась.

Юнкер Ханс, вот ваш меч, — сказала она, передавая оружие жениху. — Поблагодарите меня и в будущем старайтесь действовать более искусно. Счастливого пути, господин Габриэль!

Прощайте, сударыня!

Агнес резко ударила лошадь хлыстом и во весь опор помчалась за отцом. Дельвиг и Рисбитер, красный как вареный рак, поспешили за ней.

Гавриил вложил свой меч в дубинку, вышел на дорогу и с задумчивым видом направился в сторону Таллина. Пройдя несколько сотен шагов, он остановился и оглянулся.

— Странно, — пробормотал он, покачав головой, — не могу понять, в чем дело, но что-то задерживает мой шаг, ноги у меня точно свинцом налиты, я словно и не хочу двигаться дальше. Тот старый бородач сказал, что ворота его мызы до сегодняшнего вечера будут для меня открыты. Какая колдовская сила таится в этих словах, что они не выходят у меня из памяти? Уж не собираюсь ли я стать мызным воякой? Нет, у меня слишком много причин презирать и ненавидеть этих людей. Агнес фон Мённикхузен… Это имя до сих пор мне было ненавистно, а теперь… Ведь это один из Мённикхузе-нов в битве при Колувере разбил крестьян, а моего деда велел повесить на дереве. А от руки моего деда пал один из Рисбитеров. Если это был отец юнкера Ханса, то мы с ним теперь квиты. Глупый мальчишка, этот юнкер Ханс! Не понимаю, как Агнес фон Мённикхузен может этого рыжеволосого юнца… но что мне до этого? У меня есть более важные дела, чем ломать себе голову из-за глупого юнкера и высокомерной рыцарской дочери. Вперед, в Таллин!

Гавриил зашагал дальше, но вскоре опять остановился в раздумье. Он никак не мог отделаться от одной навязчивой мысли.

— Гм! Спешить мне особенно незачем. Таллин от меня не убежит. Не попаду туда завтра — попаду послезавтра. Почему бы мне не поглядеть на мызный лагерь? Разве я боюсь этого юнкера? Нет, как раз ему-то я и хочу показать, что совсем не боюсь его.

Последняя мысль разрешила все сомнения Гавриила; он тотчас же повернул обратно и пошел только что пройденной дорогой. Через час он достиг Куймет-саского лагеря.

Лагерь состоял из множества палаток и строений, разбросанных частью во дворе мызы, частью на прилегающей к ней поляне. Вокруг всего лагеря и мызы был возведен вал из бревен и земли, с двумя воротами и несколькими отверстиями для пушек. Гавриил без труда прошел в ворота, так как стражи были пьяны и не потребовали у незнакомого крестьянина ничего, кроме нескольких монет на пиво, которые Гавриил им и дал. В лагере шел пир горой; несколько дней назад изголодавшиеся мызные наемники совершили набег на Пыльтсамаа — резиденцию «короля Ливонии» Магнуса в то время, когда самого «короля» там не было, и, дочиста разграбив богатый поселок, возвратились с большой добычей. Таков был обычный образ жизни мызных отрядов. Окрестные земли были настолько разорены, что голод заставлял мызных вояк неделями рыскать в поисках пропитания. А потом, как бы отправляясь на войну, они уходили в глубь страны, грабили и убивали людей. Если такой поход удавался, то добычу тут же проедали и пропивали.

Удивительная страна эта Эстония! Восемнадцать лет длилась страшная война, столько разных войск, грабя и истребляя все на своем пути, прошло через нее, кто только не сражался здесь друг против друга, и все же эта несчастная земля еще в состоянии была кормить остатки своего населения и тысячи врагов!

В этот день в лагере у торговцев пивом и разной снедью дела шли блестяще. Вокруг них теснились толпы мызных людей, болтали, пели и пьянствовали. Гавриил сам был воином и привык к войне, но вид этой шайки пьяных разбойников, кутивших за счет крови и слез его родины, наполнил его сердце гневом и отвращением. Он уже собрался было повернуть обратно и пойти своей дорогой, как вдруг почувствовал, что чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо. Быстро обернувшись, он увидел перед собой широколицего воина, подносившего ему полную кружку пива.

На, выпей, приятель! Ты славный малый и радуешь мое сердце. Видел я, как ты в лесу заставил плясать четырех юнкеров!

Так это он и есть? — раздалось со всех сторон.

Ну да, он самый!1—подтвердил широколицый воин. — Жаль, что я своими глазами не видел, как он сбросил Рисбитера с коня. Такое дело стоит, по меньшей мере, бочки пива.

Поделом Рисбитеру! — раздались голоса кругом, и со всех сторон к Гавриилу потянулись кружки с пивом. Гавриил взял нехотя одну из них и выпил. Теперь он уже не мог отделаться от этих вояк. Его усадили, чтобы все могли посмотреть, «что он за человек».

С сегодняшнего дня мы с тобой друзья, хоть ты и крестьянин, — сказал другой воин, сжимая, как клещами, руку Гавриила, которая, к счастью, тоже не отличалась изнеженностью. — Да будет тебе известно, что мы все терпеть не можем рыжего юнкера. Этот глупый мальчишка слишком много о себе мнит. Как будто таких, как он, раньше не бывало! Видишь вон там этого оборванного пьянчужку? — Он указал на человека, лежавшего ничком на земле и мутными глазами смотревшего на Гавриила. — Это потомок графа и сам носит графский титул. И таких у нас много.