Неужели ты так пуглива? Там ведь никого нет… Послушай, Май, за то, что я исповедалась тебе в своих грехах, ты должна мне сказать, кого ты любишь.

Никого.

А почему ты краснеешь? Не отпирайся зря. Боишься, что я все расскажу брату и тем навлеку беду на твоего возлюбленного? Напрасные опасения. Хочешь, я сама опишу тебе, как выглядит человек, которого ты любишь? Он шести футов ростом — правда? Светлые

вьющиеся волосы, открытый белый лоб, лицо правильное и свежее, глаза голубые, всегда веселые и лукавые, нос тонкий, рот маленький, нежный, как у женщины, борода густая, темнее волос, стан высокий, могучий, но прекрасный, как каменное изваяние какого-нибудь ге

роя, каждая мышца налита силой, руки и ноги непомерно большие и мощные… Одним словом — ты любишь кузнеца Виллу!

Из комнаты послышался легкий дробный звук, словно там уронили какие-то мелкие стеклянные предметы.

Вот беда, шкатулка разбилась и все бусы рассыпались! — с сожалением сказала Май.

Оставь их! — крикнула Адельгейд. — Не наклоняйся, покажи мне твое лицо!

— Погодите, погодите, я соберу бусы…

Кузнец услышал тихую возню и смех Адельгейд, но смех этот звучал неестественно и невесело. Возня вскоре прекратилась.

Зачем мне скрывать? — произнесла Май с гордым спокойствием. — Да, я люблю кузнеца Виллу и не только за его силу. Вы подробно разглядели, как он выглядит внешне, и думаете, что узнали его? Вы не знаете его, потому что не знаете его души. А я знаю, что он

не только превосходит всех рыцарей внешней красотой, но что он самый честный, самый храбрый, самый приятный человек на свете. Кто хоть раз заглянул в его золотое сердце, тот уже не сможет полюбить никого другого.

Но ведь он ни разу даже не попытался освободить тебя, — заметила Адельгейд чуть насмешливо.

Это лишь показывает, что он еще не знает, где я сейчас нахожусь. И дай бог, чтобы он этого никогда не узнал!

Почему?

Он не нашел бы'себе покоя, пока не освободил бы меня или сам не погиб.

Мне нравятся смелые мужчины. Хотелось бы мне знать, хватит ли у твоего кузнеца храбрости проникнуть сюда и вырвать тебя из пасти льва?

А я этого не хочу, так как люблю его больше, чем… вы!

Тише, тише, ради бога! — испуганно шепнула Адельгейд. — Мне кажется, сюда идут.

Действительно, в дверях передней комнаты кто-то показался. Кузнец прижался поглубже в угол за печью. Вошла служанка и сообщила, что сейчас тело старого господина будут класть в гроб, поэтому молодой хозяин просит барышню спуститься вниз. Несколько минут были слышны только легкие шаги и шуршание женского платья. Как видно, фрейлейн Адельгейд прихорашивалась и надевала драгоценности.

Вскоре послышались другие, более тяжелые шаги — кто-то вошел в дверь и направился в заднюю комнату. Кузнец слышал, как молодой владелец замка сказал:

— Ты еще не готова, сестренка? Особенно наряжаться не надо, гостей мало, а молодых и вовсе нет.

Фрейлейн Адельгейд быстро закончила свои приготовления и вышла вместе с девушкой. Госвин и Май остались одни. Кузнец стиснул зубы.

— Видишь, Май, что ты со мной сделала, — сказал Госвин с упреком. — Я не злой и не бездушный человек; между тем, сейчас кладут в гроб моего отца, а я не пролил еще ни единой слезы и ни разу даже не подумал о своем горе. Ты околдовала меня так, что я и восне вижу только тебя. Почему ты мучишь меня так безжалостно?

Май ничего не ответила.

Будь со мной хоть немного ласкова и сердечна, и я стану самым покорным твоим слугой, — продолжал Госвин. — Приказывай что хочешь, и все тотчас же будет исполнено. Ты будешь всегда одета в шелк и бархат, лучшие лошади будут носить твое нежное тело и самые гордые рыцари будут склоняться перед тобой… Дорогая Май, за один только поцелуй…

Оставьте меня в покое! — крикнула Май.

Я не могу тебя оставить в покое! — с жаром воскликнул Госвин. — Тебе не уйти от меня, так же, как и мне не освободиться от твоих чар. Скажи, хочешь ты быть моей женой? Хочешь? Скажи что-нибудь, все равно что!

Отпустите меня домой!

Не могу, Май, не могу, не могу. Посмотри на себя в зеркало и скажи сама, может ли какой-нибудь мужчина по доброй воле проститься с таким сокровищем? Если я тебе не угоден, то ты не должна принадлежать и никому другому. О Май, как ты несказанно

прекрасна! Я мог бы обнимать и целовать тебя вечно…

По шуму, донесшемуся из комнаты, можно было догадаться, что предприимчивый юнкер хотел тут же положить начало этой «вечности», но Май изо всех сил оттолкнула его, и прежде чем влюбленный рыцарь снова успел пойти на приступ, чей-то кулак, тяжелый, как железный молот, опустился на его голову и Госвин, оглушенный, рухнул на пол.

Пойдешь со мной? — спросил кузнец Виллу.

Пойду, — ответила Май.

Нет ли тут где-нибудь потайной двери, через которую можно бежать?

Нет.

Тогда идем — будь что будет!

Кузнец левой рукой поднял Май, как беспомощного ребенка, правой схватил меч и бросился на балкон. Внизу, на расстоянии нескольких футов, шла стена, окружавшая двор. Прыгать было опасно. Если бы даже беглец не переломал себе ноги на гребне стены, то, упав с нее, наверняка свернул бы себе шею.

— Отважишься ли ты рискнуть своей жизнью? — шепнул кузнец, указывая вниз.

— Без тебя я не хочу жить, — тихо ответила Май.

Кузнец крепко прижал к себе девушку, выбрался на край балкона, присел и спрыгнул вниз. Ноги его испытали страшное сотрясение, но он благополучно устоял на стене.

— Эй, кто там? — раздался в темноте чей-то голос, и на гребне стены послышался шум быстро приближающихся шагов. Это, как видно, был ночной страж;, охранявший стену. Во дворе залаяли собаки. Кузнец спрыгнул со стены и остановился перед глубоким рвом, на дне которого мутно поблескивала вода. Надо было преодолеть и эту преграду. Виллу сбежал вниз и смело вошел в воду; дно было мягкое и сильно отлогое. Вода доходила Виллу до самых подмышек, и он уже готовился было пуститься вплавь, как вдруг дно снова стало повышаться. Переход по вязкому дну рва занял много времени. Когда беглецы достигли другого берега рва, во дворе мызы уже поднялась тревога. Кузнец побежал по открытой поляне прямо к лесу. На опушке он на миг остановился и каркнул три раза по-вороньему. Ему где-то совсем близко ответили таким же криком. Вскоре затрещали сухие ветки, и Прийду, точно призрак, появился из-за кустов.

Опусти меня на землю, — шепнула Май.

Нет, сейчас нельзя терять времени, — ответил кузнец и огромными прыжками устремился в лесную темноту.

Бедный Прийду! Такого бега он еще никогда в своей жизни не знал. У него не было никакого груза, кроме крепкой дубинки, и все же он лишь с большим трудом поспевал за кузнецом: драгоценная ноша не только не обременяла Виллу, но окрыляла его шаг!

Беглецы пробежали, наверное, шагов с тысячу, как вдруг кузнец заметил, что Прийду отстал.

— Прийду, эй, Прийду! — крикнул кузнец, останавливаясь и оборачиваясь. Издалека донесся страдальческий стон. Виллу поспешил туда и увидел, что Прийду стоит, прислонившись к дереву, и трет себе бока. Он так запыхался, что не мог издать ни звука. Но его несвязанных речей и не требовалось; и так было видно, что Прийду страшно устал и что его мучит болезненное колотье в груди. Он знаками показал, чтобы кузнец и Май уходили, а его оставили здесь.

Кузнец колебался; но Май твердо заявила, что еле. живого брата не оставит одного в когтях преследователей и хищных зверей. Как известно, женщины бывают смелее льва, когда в них говорит великодушие и сострадание. Будет ли от их помощи польза или вред, будет ли хорош или плох поступок, вызванный их взволнованным чувством, — он все равно должен быть совершен.

Поэтому пришлось выполнить желание Май и ждать, пока Прийду сможет продолжать путь. Виллу только теперь поставил Май на землю; он отправился на поиски места, где они могли бы спрятаться, и нашел хорошее укрытие в высоком, густом кустарнике, куда можно было проникнуть только с одной стороны через узкий проход.