Однажды утром, когда почтальон прошел мимо их дома, но, точно желая подразнить господина Мило, остановился перед дверью Гадбуа, господин Мило, забыв про холод и снег, выскочил на улицу и побежал за почтальоном. Осыпая его бранью, господин Мило вцепился в его сумку. Он хотел вытряхнуть почту прямо на снег, чтобы проверить, не затерялось ли среди прочей корреспонденции его письмо. Почтальон с трудом спасся от него.

После этого случая почтальон стал обходить дом господина Мило Очень редко появлялся он поблизости, а если останавливался, то специально для того, как утверждал господин Мило, чтобы поиздеваться над ним. Устав от этой войны, господин Мило наконец понял, что почтальон тут ни при чем. Жена советовала ему наладить отношения с почтальоном, который, в сущности, был славным малым. Но когда господин Мило решил последовать совету жены, почтальона сменили.

Теперь письма разносил совсем молодой паренек с придурковатой физиономией и развинченной походкой. Но и он останавливался возле дома господина Мило не чаще, чем его предшественник.

Господин Мило потерял всякую надежду. Он почти не ел, исхудал. Его долгие дежурства у окна приводили в отчаяние госпожу Мило. Наконец она сказала, она умела дать иногда дельный совет:

— Ты помнишь референта министра? Он не рассердится, ведь это он сказал тебе, что письмо отправлено с трехчасовой почтой. На твоем месте я бы…

Он последовал совету жены. После долгих безуспешных попыток он наконец дозвонился референту. Когда референт понял, что говорит господин Мило, он не смог скрыть раздражения.

— Но письмо же отправлено, любезный господин Мило! — воскликнул он вне себя. — Не морочьте мне больше голову!

— Когда, господин референт?

— Я вам уже говорил. Мадемуазель, когда было отправлено письмо господину Мило? Назовите мне дату.

Референт разговаривал теперь уже не с господином Мило, а со своей секретаршей. Последовало долгое молчание.

— 28 февраля, говорит мне секретарша. Больше не надоедайте мне, пожалуйста, с этим делом! — И он повесил трубку.

Наступило 29 августа. Прошло ровно шесть месяцев и один день с тех пор, как было отправлено письмо.

— Этот референт просто издевается над нами! — сказала госпожа Мило. — Выжди еще немного и напиши ему. Если он человек вежливый, он не оставит тебя без ответа. Министры всегда отвечают на письма. Это известно всем.

Господин Мило согласился. Действительно, это был единственный выход. Ничто другое не приходило ему в голову. Он послушался жену. Подождал еще две недели и написал референту. Теперь у него снова появилась надежда. Теперь он ждал уже не одно письмо, а два. С удвоенным нетерпением принялся он подстерегать почтальона. И действительно, почтальон, который уже знал об этом тщетном полугодовом ожидании, торжественно позвонил в дверь к господину Мило, вместо того чтобы опустить письмо в почтовый ящик.

— Вот наконец ваше письмо! — воскликнул он, протягивая конверт господину Мило. — Надо же, прождать целых полгода. Видно, они не очень-то торопятся! Видно, у этих людей в министерстве куча времени! Но зато, господин Мило, в конце концов оно все-таки пришло, правда ведь?

Господин Мило распечатал конверт, и невольно у него вырвалось проклятие, настолько он был разочарован. Почтальон ничего не мог понять.

— Разве это не то самое письмо, что вы ждали? — озабоченно спросил он.

— Да, это не то письмо, — жалобно проговорил господин Мило. — Это второе письмо, а не первое. Теперь придется все начинать сначала!

— Но скажи, что тебе пишут? — спросила госпожа Мило, выйдя в прихожую.

— Ничего, — ответил господин Мило. — Референт министра лишь подтверждает свои слова, сказанные мне по телефону. Что он еще раз проверил вместе с секретаршей, и действительно, письмо, то, первое письмо, было отправлено мне 28 февраля сего года. Он просит принять его самые искренние уверения. Ты понимаешь? Искренние! И больше ничего.

Почтальон ушел потихоньку, словно чувствуя себя виноватым, словно он не оправдал ожиданий господина Мило. Он не понимал, что должно было прийти два письма и что то, которое он с восторгом вручил господину Мило, оказалось другим, не тем, которое ждали с таким нетерпением.

Начиная с этого дня здоровье господина Мило резко ухудшилось. Но он каждый день неизменно выстаивал по полчаса у окна, поджидая почтальона. Но терпению его и надежде пришел конец. Можно было подумать, что он не покидал своего поста лишь из чувства долга. Госпожа Мило была теперь уверена, что это печально знаменитое письмо вообще никогда не придет, но она не решалась открыть своих мыслей, боясь нанести мужу удар. Сама она ни во что не верила, но она не хотела, чтобы и он лишился последней надежды. Поэтому она продолжала притворяться.

Господин Мило почти не притрагивался к еде. Ничто теперь его не радовало. Он перестал смотреть телевизор, хотя раньше очень любил это, он отказывался играть в карты с женой. Он рано ложился спать, хотя подолгу не мог заснуть. Так проходили недели, месяцы, даже годы, целых пять лет, а господин Мило все ждал письма. И вот однажды утром он не встал, как обычно, с постели, чтобы занять свой пост у окна. Господин Мило скончался на рассвете, широко открыв глаза навстречу вечности.

Госпожа Мило, проливая слезы, готовилась к похоронам.

— Все из-за этого проклятого письма, — объясняла она родственникам и знакомым, которые пришли выразить ей свое соболезнование.

Похороны состоялись в холодный дождливый ноябрьский день.

Возвратясь с кладбища, госпожа Мило нашла дома письмо. Это было то самое письмо, которое ее муж прождал пять лет. Она убедилась в этом, прежде чем вскрыла конверт. Госпожа Мило взяла письмо в руки и долго разглядывала его. Конверт был грязный, пожелтевший, испещренный диковинными почтовыми штемпелями, с множеством дат. Она различила печати Гонконга, Калькутты, Рио-де-Жанейро, Парижа, Гамбурга. Под всеми этими штемпелями почти невозможно было разобрать адрес. Госпожа Мило долго не вскрывала письма. Не известно, сколько прошло времени, прежде чем она мизинцем надорвала конверт.

Она развернула лист бумаги со штампом министерства. Обливаясь слезами, госпожа Мило прочла вслух то, что там было написано, а потом бессильно упала в кресло, не выпуская письма из рук.

Господина Мило просто-напросто ставили в известность, что непредвиденные обстоятельства заставляют министра изменить свое решение и что он не может предоставить господину Мило место, о котором тот просил. От имени министра референт выражал господину Мило свои искренние сожаления.

Они выбрались из дремучих джунглей, четыре изможденных существа рода человеческого, и двигались как во сне, как погоняемые надсмотрщиком, чья плеть доводила их до предела человеческих сил. Их бороды были запутаны, кожа изранена, а кровь их день и ночь высасывалась мошкарой.

Они ненавидели друг друга, связанные общим обязательством и заключенные в эти зеленые стены джунглей, тропы которых ведут в ад. Джунгли стали представляться им теперь загробной жизнью. И еще больше ненавидели они, по мере того как шло время, свою ношу, но несли они ее как святой завет своего Повелителя, Повелителя взыскательного.

— Нам нужно донести эту кладь Маркграффа, — говорили они. — Он был хорошим человеком. Мы обещали ему.

О вознаграждении в конце пути они ничего не говорили, но каждый по-своему мечтал об этом.

Они пошли с Маркграффом в этот зеленый ад, потому что он хорошо заплатил им вперед. Теперь он умер, а они живы. Смерть свалила его, внезапная тропическая болезнь прервала его безумную геологическую затею.

Все это было бы понятно им, если б поиск его был связан с золотом. Правда, Маркграфф говорил улыбаясь: «Есть вещи, которые наука ценит дороже золота». Наконец они решили, что Маркграфф потерпел неудачу, так как единственное, что он нашел в джунглях, — это смерть. Но оказалось иначе: ящик, который он просил их донести, был тяжелым. Он сделал его сам, грубо сколотил, но, человек ученый, сумел скрепить его секретом. Он понимал, что обречен.