Литмир - Электронная Библиотека

Мы сбросили рюкзаки в комнате, похожей на каюту какой-то лайбы, расплатились с Юрием и вышли во двор.

— И что? — спросил Гавран с кривой улыбочкой, с еще не подкуренной сигаретой во рту.

— Ну… — должен был признать я. — Ничего.

Мы уселись за поставленным под черешней столиком. Тот был застелен клеенкой, прикрепленной к столешнице кнопками, чтобы покрытие не улетело. Я подал Гаврану огонь. Бабулечка пришла с двумя чашками чая. Вышел и дедуля. Вынул сигарету и прикурил ее спичкой.

Гавран кашлянул.

— Прошу пана, — запел он по-восточному[12], глядя на деда, — а где тут водки можно купить?

Я фыркнул от смеха. Дедуля тоже широко ослабился и ответил на ломаном польском:

— Еще Польска не згинела, дай нам, Боже, здрове.

— У него Альцгеймер, — пояснил появившийся в дверях пан Юра. — Идете, панове, еще в город погулять? А то скоро темно будет[13].

— А… э…, — не сдавался Гавран. — Может, какую рюмашку на дорожку? На коня, что ли?

— Какую-какую? — делал вид, будто не понимает, пан Юра, поскольку видно было, что идею рюмашки он воспринимает без особого энтузиазма.

— Ну так может, — щелкнул Гавран по горлу, — чего-нибудь булькнем?

Пан Юра мрачно поглядел на Гаврана, потом на меня, вздохнул и пошел в дом. Вернулся он с водкой и двумя рюмками. Налил нам.

— А пан? — спросил явно разочарованный Гавран.

— А я не пью, — ответил пан Юрий. Мы молча выпили, поблагодарили и вышли.

Гавран чувствовал себя обманутым.

— И что это за квартира у русского, который не пьет, — ворчал он. — Сразу мог бы сказать, мы бы поискали кого-нибудь другого. Ну, блин, курва-мать…

— Ну, — отвечал я ему как-то не в жилу. — Гляди. Там вон лавка. Пошли, пива какого-нибудь себе возьмем.

А там имелось кое-чего лучшего, чем пиво. Штука называлась «джин-тоник» и продавалась в маленьких бутылочках по 0,33 л. Женщина за прилавком пользовалась счетами. Еще мы купили — из чистого интереса — несколько пачек сушеных анчоусов и вышли в благоухающий кофе вечер. В дверях мы разминулись с десантником. Парень был высоченный, что твой морской маяк. У него был черный берет и гигантские, жесткие погоны, выступающие далеко за края плеч. К нам он приглядывался с таким любопытством, как будто бы мы представляли собой новый, никому не известный человеческий вид.

Точно так же глядела на нас и контролерша в трамвае. Она съежилась на пластмассовом сидении — в синем халате, домашних шлепанцах и с подвешенным на шее роликом билетов — и украдкой поглядывала на нас. А мы наблюдали за ней.

И вновь мы были на львовском Рынке, только становилось уже темно. Мы кружили по разбитым улочкам, попивая «джин-тоник» попеременно с «Вигором», и в головах у нас гудело уже хорошенько.

Мы уже здорово пошатывались перед самым Армянским собором, когда к нам подошла баба с розовыми локонами, восславила Иисуса по-польски и спросила, а не ищем ли мы квартиру, потому что у нее как раз таковая имеется.

— У нас уже есть, — сказал Гавран, — спасибо.

— А у кого? — спросила та, прищурившись.

— У одного такого Юрия, — отвечал Гавран.

— А где? — не сдавалась тетка. — Юрий… Юрий… — вспоминала она.

— На Замарштынуве. На Цветочной. То есть, Квитовой. То есть, Квятовой. Ну… значит…

— Да вы что, пан! — развопилась баба, догадавшись уже, что за Юрий. — У того вора?!

— Э… э… много он не взял, — сообщил ей Гавран. — Но водки пить не захотел, — пожаловался он.

— Так он же и не поляк даже. Только притворяется! — размахивала тетка руками — Он неконцессионный, ненастоящий поляк, только польских туристов во искушение вводит!

— И чего тут сделаешь, — буркнул я. — Так уж случилось.

— Выезжайте! — решительно заявила баба. Выглядела она как типичная русская, золотые зубы, румяна на впавших щеках. Русская тетка, которую кто-то неудачно дублирует на польский. — Вам к настоящим полякам нужно идти жить! Поляки к полякам!

— Ну, следующим разом, — пообещал Гавран, — это уже на все сто. Поляки к полякам и так далее, а сейчас, пани, извините…

— У нас здесь имеется такое товарищество, — больно ткнула та меня розовым ногтем прямо в солнечное сплетение. — Товарищество Польских Владельцев Польских Квартир Для Сдачи Польским Туристам, Приезжающим На Польскую Землю, сокращенно, эСПэВуПэЭмПэВуДэПэТээНЭлЗэт[14], вы повторите и запомните…

— Попокатепетль, — послушно повторил я.

— Ну да, и только мы являемся имеющей концессию польской организацией, держащей монополию найма жилищ поляками для поляков…

— А кто выдает концессии? — заинтересовался Гавран. Тетка его проигнорировала.

— Мы просим заявлять нам каждый случай злоупотреблений, и вообще, ну, о каждом случае, когда не-поляк выдает себя за поляка, и будет лучше поехать к Юрию уже сейчас, забрать вещи, и, проше паньства, тут у меня такая прелестная квартирка, недалеко, на Доро… Сикстуской[15], так что давайте, паедем

— Спасибо, спасибо, Господь пани благослови, вот как снова приедем осмотреть город Львов, semper fidelis, lis Witalis[16], — отбояривался Гавран, выгибаясь в поклонах и отступая раком. Я быстро врубился в его стратегию и начал делать то же самое. Похоже, выглядели мы довольно странно, отбивая поклоны перед завитой фурией с когтищами словно у стриги[17], потому что люди останавливались посмотреть, что из всего этого выйдет — может это уличный театр? Только мы повернулись и пошли дальше. По улице Армянской.

После десяти вечера город уже закрывался. Так было тогда, в две тысячи втором году. В двадцать два ноль-ноль жизнь прекращалась, а Львов — впрочем, как и Варшава в те времена — превращался в спальню. Хорошо поддатые мы шли по улочкам и искали чего угодно, что могло быть открытым и продать нам градусы.

И наконец, где-то неподалеку от улицы Леси Украинки, мы услышали знакомые звуки. Очень знакомые. То был «Бал у ветеранов»[18]. Заведение размещалось на первом этаже, так что в окне были видны музыканты: и выглядели они как приличные батяры[19] — фуражки клетчатые, пиджачки, шейные платочки — все имелось. Мы вошли, уселись за столиком, а вокалист — засушенный дедок с такой внешностью, что Химильсбах[20] сразу же обеспокоился, как только бы его увидел — захрипел:

— Опивночи си зъявили якис два цивили. Морды обдрапанэ, космы як бадыли[21]

— Ты-ы… — произнес озадаченный Гавран.

— Ну, именно, — отвечал я, заслушавшись.

— Нич никомуку нэ вмовили, тылдьки морды били… — пел дедок.

— Ой, курва, — задумчиво произнес Гавран.

— Ну, — ответил ему я.

— Пиво или водка? — спросил официант.

— Водка, — ответили мы оба хором.

— А шо, — сказал официант, внимательно глядя на нас и усмехаясь под оченно официантскими усиками, — вы думали шо сэрэд бацярив украинцив нэ було, чы шо?

— Сам ты нэбуло чышо, — буркнул себе под нос Гавран, когда официант уходил с заказом.

2

Самоубийство Брунона Шульца

Мы вроде как отправились в Дрогобыч разыскивать Шульца, но так, по правде, искали востока. Искали той восточной, постсоветской экзотики. Русскости.

Водитель маршрутки был похож на маньяка. Тот еще был хуя кусок, а еще порявкивал на всех вокруг. И на меня с Гавраном тоже.

вернуться

12

Намек на распевную манеру разговора поляков с «Кресув Всхудних» — «восточных украин», тех земель, которые раньше принадлежали Польше: Галичины (Восточной Галиции) и Подолии.

вернуться

13

Как уже упоминалось выше, пан Юрий знает польский язык не ахти. Русские слова в его речи выделены наклонным шрифтом.

вернуться

14

Stowarzyszenie Polskich Wlaściceli Polskich Mieszkań Pod Wynajem Dla Polskich Turystów Przyjeżdżających Na Lwowską Ziemię — eSPeWuPeeMPeWuDePeTePeeNeLZet

вернуться

15

Ныне улица Дорошенко.

вернуться

16

Всегда верен, жизненно важный вопрос (ломаная латынь, нужно было «vitalis»).

вернуться

17

Чудовище из польского фольклора. См. первый рассказ про Геральта Анджея Сапковского (вот не хочется писать «Ведьмак», так ведь все уже привыкли).

вернуться

18

Правильнее: «Бал „У ветеранов“».

Ныне бал «У Ветеранов»
Каждый знает тех панов
Потому что там по воскресеньям
Веселья полно…

Пивная с народным названием «У Ветеранов» располагалась на рубеже XIX и XX веков в двухэтажном здании на углу современных улиц Кониского и Туган-Барановського. Тогда улица Кониського называлась Охоронок, она носила это название с 1871 года, потому что здесь учредили один из первых во Львове детских садиков, которые тогда называли охоронками или захоронками. Пансион императорско-королевского корпуса военных ветеранов находился под патронатом Армии. Общество ветеранов объединяло заслуженных офицеров и унтер-офицеров, которые вышли в отставку и носили специальные мундиры. Популярностью пользовались проводившиеся здесь ежевоскресные пирушки, на которые собирались воины, торговцы, ремесленники, рабочие, служащие, студенты, батяры и проститутки. — http://mikes68.livejournal.com/371743.html

вернуться

19

Про батяров можно писать и писать. Посмотрите, хотя бы, здесь: http://www.liveinternet.ru/users/mariykav/post277621699

вернуться

20

Ян Химильсбах, польский актер, снимавшийся в возрасте 83 лет (умер в 1983 г.). Ну и что, Зельдин выступает и в театре, и в кино, а ему уже за сто…!

вернуться

21

Перевод нужен? «А в полночь появились какие-то два гражданских. Рожи поцарапанные, волосы космами…» (…) «Никого не уболтали, только морды били…»

3
{"b":"562072","o":1}