Был у меня Наумов — «бригадир» по написанию «Очерков истории КПСС». Подняли такие пласты, что мир перевертывает. Не было у нас истории почти целый век. То, что мы знали и чему нас учили — сплошная липа и ложь. Это касается и своих — революционеров, большевиков. Это касается и Белой России, касается и всего народа в революции и потом.

Однако, я вспоминая свое детство в Марьиной роще — какие-то материальные трудности — да. после 1929 года. Что-то с колхозами, как на дачу ездили в голодные годы, как ждали отца на станции — мешочек хлеба привезет. Но в целом-то все радужное. Видимо, материна квази-дворянская инерция спасала от повседневности: рояль, немецкий, французский язык, бонна, особность в среде рощинской голытьбы — «белая кость». Книги, книги. А потом элитная школа.

Вчера начался Пленум. Во «Времени» сообщение о нем на 20-ом месте: дикторша назвала повестку дня и что выступал Горбачев. И все — знак, что партия действительно сходит со сцены. Гусенков рассказывает, что на Пленуме — сплошное нытье — мол, партию отдали на посрамление, все ее топчут и гонят, издеваются и оттесняют. А защиты ни от кого. И Генсек ее бросил, ему некогда ею заниматься. И вообще — рынок окончательно губит среду, в которой партия что-то могла значить. М. С., якобы, раздражен слабостью докладов Ивашко и Дзасохова, собрал потом ПБ.

Зачем он с этим возится? Первое правило политика — уметь оставлять позади то, что отработано. И я до сих пор не могу разгадать: он этого хотел — низвести партию до такого состояния? Если да, тогда зачем пытаться ее гальванизировать — обновить «эту» партию, не распустив ее, невозможно.

Или это произошло в силу логики, которую он придал перестройке? Т. е. — он не ожидал такого стремительного уничтожения авторитета партии и с нею «марксизма-ленинизма», о котором стало уже неприлично сейчас разговаривать? Но тогда, он должен был бы противиться распаду. А он терпит антигорбачевские статьи в самой «Правде». Хотя, говорят, воскресная «Комсомолка» уже открыла тайну партсобрания в «Правде» — потребовали снятия главного.

Дочитал «Март1917-го» Солженицына. Гениальное сочинение — все предсказал. Думаю, у будущих поколений представление о нашей Великой революции будет формироваться по «Красному колесу» Солженицына, как у многих поколений о войне 1812 года — по «Войне и миру» Л. Н. Толстого.

Готовил встречу М. С. с Райхманом и К^о (еврейско-американский миллионер). С весенней встречи никто ничего не делал — ни Ситарян, ни Малькевич, который 200 гонцов посылал в Канаду «кормиться». И Райхман теперь его на дух не принимает, просил даже не приглашать на встречу с М. С.

Эпизод с «пакетом» Примакова — для Хусейна (после его поездки туда). Шеварднадзе блокирует, ревнует. Поразительный факт. Я написал М. С. записку, он на ней резолюцию (но отрезал обидные для Шеварднадзе абзацы о ревности и пр.). Поручил Э. А. и Примакову срочно подготовить предложение о поездке Примакоава — Рим-Париж-Вашингтон. Но звонил позже Примаков: Шеварднадзе заблокировал предложение — «без меня, я в этом не участвую, американцы войну не начнут».

Между прочим, своей карьерой в политике Примаков во многом обязан Шеварднадзе, именно благодаря ему М. С. предпочел выдвигать его, а не Арбатова.

Вчера прошелся после работы по улицам. Ощущение такое, будто я пережил свое время и просто ничего не понимаю вокруг. Злобная публика, потерявшая всякие критерии порядочной жизни. Редко-редко навстречу попадается нормальный москвич, тем более интеллигентное лицо. Суетностью и преступностью насыщена атмосфера города.

М. С. который уж день заседает в президентском совете и Совете Федерации. Опять руководил обсуждением нового варианта экономической программы. Не знаю, не знаю… От Шаталина он уже отшатнулся. «Жизнь, — сказал он мне, подняла эту красивую программу на воздуси». Теперь он в Верховном Совете будет отстаивать симбиоз или просто рыжковскую, хотя обещал «не делать из них компота».

При переходе от разрушительного этапа перестройки, когда его рейтинг летел вверх, к этапу «созидательному» М. С. совершил стратегическую ошибку (вопреки тому, что сам не раз провозглашал: высвободить, естественную логику развития общества, а не навязывать ему очередную схему). Теперь он пытается играть роль главного конструктора и архитектора нового общества. Но это уже невозможно в принципе, не говоря уже о том, что при всей его одаренности, не компетентен он для такой функции.

Я надеялся, что, став президентом, он воспользуется этим и поднимется «над» повседневным политическим процессом. А он, оказывается, имел лишь в виду получить возможность «руководить процессом». Гибельная нелепость. Хватается за все…: за партию, за парламент, за всякие комиссии, за сборы ученых и везде всем навязывает себя.

Едем, вроде, в Испанию 26–28 октября и во Францию — 28–29 октября.

Тревожно. И кажется все более бессмысленной моя старательная деятельность при Горбачеве…: во внешней политике уже сделано то, что дало перелом. Остальное — обуздать военных, вернее, выдержать, когда уйдет это поколение генералов.

Сегодня, кстати, роковая дата: 16 октября 1941 года паника в Москве. И именно в этот день, вчера, Ельцин произнес в Верховном Совете РСФСР речь. Это объявление войны Горбачеву. Смысл ее: президент изменил договоренности с Ельциным. Программа рынка, которую он предложил на Верховном Совете СССР, невыполнима. Это предательство России, и теперь ей, России, надо выбирать из трех вариантов:

1. отделяться (свои деньги, своя таможня, своя армия и т. д.),

2. коалиционное союзное правительство пополам: половина от Горбачева, половина от демократов, от России,

3. карточная система, пока не обвалится программа Горбачева. А там в хаосе разберемся, народ выйдет на улицу.

В 10 утра Горбачев собирает президентский совет. Не все даже успели прочитать речь Ельцина. Пошел разговор. А в моей «исторической» памяти — картина заседания Временного правительства в Зимнем Дворце в октябре 1917 года: Смольный диктует, в противном случае штурм.

Лукьянов призывал к жестким мерам. Его поддержал Крючков. Ревенко уклончиво за то же, добавив, между прочим, что Украина уже отвалилась, а после речи Ельцина пойдет цепная реакция и промедление смерти подобно. Академик Осипьян пространно анализировал, почему Ельцин выступил именно сейчас. Только Шеварднадзе выступил против конфронтации и против того, чтобы М. С. выступил по телевидению с разгромом Ельцина. Медведев тоже призывал «продолжать законодательный процесс», не нарываться, не подыгрывать Ельцину, отвечая ему тем же, грубостью и угрозами. Рыжков бушевал: Сколько можно! Правительство — мальчик для битья! Никто меня не слушает. Я, председатель правительства, вызываю какого-нибудь чиновника, — он не является. Распоряжения не выполняются. Страна потеряла управление. Развал идет полным ходом. Все СМИ против нас. Все — в оппозиции. Даже ВЦСПС и партия тоже. А мы ведь сами коммунисты, шумел Николай Иванович, мы же от этой партии! «Известия» и даже «Правда» работают против нас. Надо вернуть нам хотя бы газеты, которые являются органами ЦК. А половину людей из телевидения прогнать.

Распутин выступил в этом же духе. Словом, все в испуге. И смешно, и горько, и постыдно было наблюдать этот высший ареопаг государства. Насколько мелкие люди в него входят, не в состоянии ни мыслить, ни действовать по-государственному. М. С. сидел и поддавался эмоциям, ярился, соглашался, что именно ему надо выступить сегодня же по телевидению и дать отпор.

Но вот 12 часов. Время, назначенное Горбачевым для встречи с Чейни (министром обороны США). Перешли в другую комнату. И Горбачева как подменили. Опять на коне, опять лидер великой державы, владеющий всей ситуацией, точно знающий, что надо делать, уверенный в успехе. Американцу рта не дал открыть.

Вернулся в комнату, где заседал Президентский совет. Там уже встали, начали расходиться. Ему на ухо что-то шепнул Лукьянов. М. С. обернулся к Шеварднадзе: «Эдуард, переноси некоторые заграничные поездки, а другие отмени вовсе, в том числе в Испанию, Францию»… Я опешил. Такой подарок Ельцину. Такая демонстрация потери власти и самообладания. М. С. пошел к себе через анфиладу. Его догнали и окружили Петраков, Шаталин, Игнатенко и я. Стали убеждать отказаться от выступления на телевидении. Он крыл нас всех подряд. «Я уже решил, этого спускать нельзя. Смолчу, что народ скажет? Это трусость, козырь Ельцину. Этот параноик рвется в президентское кресло, больной. Все окружение науськивает ему. Надо дать хорошо по морде».