Гарри посмотрел в глаза девушки и вдруг увидел, как в них что-то изменилось. В них зажглись яркие искорки, а потом уголки губ Софи медленно приподнялись. Он наблюдал, как расцветала ее улыбка, и владевшее им напряжение стало уходить. Ох, ему ужасно хотелось коснуться ее губ. Слишком дерзко? Но ведь он — мужчина. А она сидела у него на коленях, теплая и мягкая. И теперь, когда она немного успокоилась, тело ее расслабилось, и он все острее его ощущал…
Тут Софи наклонила голову, взяла его за руку и прижала к своей щеке. У Гарри перехватило дыхание. А она тихо сказала:
— Ах, вы невозможны… Я как раз хотела ударить вас чем-нибудь тяжелым, а вы говорите такое… делаете такое…
— Это часть моего хитроумного плана, — сообщил граф с улыбкой.
— Вы не сдаетесь, верно? — проворчала Софи.
— Упрямство — наша фамильная черта.
— Моя тоже. — Она вздохнула, и, чуть повернув голову, поцеловала его ладонь. Лонгмора же при этом словно молнией пронзило. — Спасибо, что спасли меня. До вас никто никогда такого не делал.
— Но почему? — удивился граф.
— Они — не вы, — ответила Софи. Она неожиданно повернулась, потом встала на колени — и вдруг оседлала его. После чего положила руки ему на плечи, наклонилась, словно хотела сказать что-то по секрету, и поцеловала в щеку. Ошеломленный, Лонгмор замер на мгновение. Сердце же его отчаянно колотилось. А Софи поцеловала его в мочку уха, потом запустила пальцы ему в волосы и воскликнула:
— О, это невыносимо!
— Что именно? — прохрипел граф.
— Самоконтроль.
— Тогда сбросьте его с лодки.
— Да, хорошо, — ответила Софи. И тотчас же принялась целовать его — решительно и яростно. В точности так, как целовал ее он, но только гораздо лучше.
Глава 12
«Исследуя собственное поведение, анализируя мотивы и исправляя ошибки, подавляя те недостатки, к которым, по их убеждению, они склонны, и решая культивировать добродетели, которых им так не хватает, женщины всех возрастов, очевидно, могут проводить время с большой пользой».
«Друг и наставник молодой женщины». 1829
Раньше она была настолько взволнована, что ничего не замечала… Но несколько минут, проведенных в его объятиях, а также его ласковый голос — Лонгмор объяснял случившееся так, как мог объяснить только он, — все это ее успокоило, и Софи вспомнила, что ее давно уже к нему влекло.
Его черные волосы были взъерошены, а мускулистые руки крепко обнимали ее. Щека Софи прижималась к его атласному жилету, и она остро ощущала его запах. Ощущала также широкие плечи и могучую грудь под жилетом и сорочкой. И она все время помнила о его сильных длинных ногах в облегающих брюках, не оставлявших простора воображению. Ах, ее все сильнее к нему влекло! Она сама не знала, что делала. Поэтому и растерялась тогда в коридоре. Но он спас ее, вернул уверенность в себе… и пробудил желание.
Впрочем, она давно его хотела. Хотела с того самого момента, как впервые увидела мчавшегося по коридору Кливдон-Хауса с таким видом, словно он собирался убить кого-то.
А теперь она хотела его так, как не хотела ничего на свете.
Но сколько же ей еще ждать? И почему она должна быть добродетельной? Ведь она Нуаро, не так ли? Поэтому и сбросила с лодки самоконтроль. Поэтому и целовала его бесстрашно и страстно — так, как он ее научил. Более того, она ощупывала его могучие плечи и чувствовала, как под тонким полотном сорочки то и дело напрягались мышцы. Наслаждение же при этом было почти невыносимым, словно в ней бурлило море чувств и бушевал прекрасный шторм, бросавший ее из стороны в сторону и уносивший неведомо куда… Но тут он вдруг вздрогнул и попытался отстраниться.
— Погоди. Погоди минуту…
— Чего мне ждать?
— Ты должна сказать… — Он осекся.
— Что сказать?
— Не важно. Я забыл. — Лонгмор снова обнял ее и стал целовать. Целовал дерзко, смело и страстно.
У Софи голова шла кругом, но она знала, что делать. Он научил.
Их поцелуй все длился и длился, а она тем временем нашла верхнюю пуговицу его сорочки и расстегнула. Затем просунула под сорочку руку и ахнула, ощутив под ладонью его горячее тело. Лонгмор вздрогнул и замер. А потом снова привлек к себе, и в тот же миг Софи почувствовала, как он возбужден — под ее ягодицами рос огромный твердый бугор. Она все поняла бы даже в том случае, если бы старшая сестра не объяснила ей всего этого. Он хотел ее! А она хотела его, не так ли? И следовательно…
Софи толкнула Лонгмора в грудь. Он ослабил хватку и вопросительно взглянул на нее. Глаза у него были черные, как безлунная полночь. Черные и страстные…
Она снова толкнула его — толкнула изо всех сил. И тут он, наконец, понял и со сдавленным смехом упал на постель. После чего пробормотал:
— Софи, а как же…
— Я так хочу, — перебила она.
— О, Софи, — прошептал он нежно, как любовник.
По ее спине пробежали мурашки, разжигавшие огонь, воспламенявшие… Она легла на Лонгмора и спросила:
— Что я должна делать? — Софи принялась расстегивать жилет графа.
— Дьяволица… — усмехнулся он. — Иди сюда.
Притянув девушку к себе, граф снова стал ее целовать, на сей раз еще нежнее. Он осыпал поцелуями ее лицо, легонько прикусывая мочку уха.
Софи то и дело вздрагивала и тихо стонала, но Гарри продолжал эту сладостную пытку, пока она не обезумела от страсти. И только после этого он осторожно перекатил ее на спину. Теперь они поменялись местами — он был сверху, — и она как завороженная смотрела в черные глубины его глаз, обещавших безумное блаженство.
«Ах, сейчас у меня сердце вырвется из груди!» — мысленно воскликнула Софи. А он провел ладонями по ее плечам, затем по груди, и ей вдруг стало невыносимо жарко. Из горла ее вырвался вздох, прозвучавший в ночной тишине точно стон. «Сейчас мы оба далеко-далеко и совсем одни на земле, — промелькнуло у Софи. И они оба молчали. Тишину изредка прерывали лишь вздохи, сдавленные стоны и шуршание ткани.
А руки его спускались все ниже, к интимному местечку между ее ног. Софи снова застонала — и едва не замурлыкала точно кошка, которую ласкают.
А потом Лонгмор вдруг повернул ее на бок, и она почувствовала, как он поглаживает ее спину, нащупывая застежки платья. Ей вспомнилось минувшее утро — и на нее нахлынула очередная волна жара.
Еще секунда — и граф расстегнул лиф платья. И все это время он не переставал целовать ее шею и плечи. Отстранился же только затем, чтобы снять с нее платье; и при этом бесцеремонно вертел — как куклу. Наконец отбросил платье, и Софи услышала тихий шелест шелка, упавшего на пол.
За платьем последовали туфли. Подкладки в рукава тоже куда-то улетели. Лонгмор же быстро расшнуровал корсет — так, словно занимался этим ежедневно.
Его жилет тоже куда-то исчез. А рубашку она расстегнула сама и теперь с жадностью поглаживала его грудь и живот. Да-да, она к нему прикасалась. Она не была беспомощной! И никогда больше не будет, потому что приобрела власть над этим большим и опасным мужчиной.
Софи даже не заметила, как «растаяли» нижняя юбка и сорочка. И соскользнули вниз подвязки и чулки. Но ей было все равно — она была всецело поглощена Лонгмаром. Она видела его в драке. Видела, как он правил экипажем. Видела, как ходил. Как двигался. Когда он был с ней рядом, она не могла отвести от него глаз. А теперь не могла не прикасаться к нему, не могла не любоваться им — его силой и красотой. И конечно же, восхищалась этим человеком.
Как и все в ее семье, Софи вечно рисковала и играла с огнем. Вот и теперь было то же самое, когда провела ладонью по его брюкам и ощутила жаркую пульсирующую выпуклость. В ушах ее прозвучал голос кузины Эммы, но такой слабый, такой отдаленный, что слушаться его не было необходимости.
А Лонгмор… Его было слишком много, и это заглушало все доводы разума. Слишком много мужской чувственности, ошеломившей ее… Слишком много желания, одолевшего здравый смысл…