– Заявление без содержания есть? – повторил следователь.

– Я вам сказала – по взаимной договоренности, – снова стала объяснять Таня, стараясь унять откуда-то появившуюся в голосе дрожь. – Нина вместо меня работала. Так мы все договорились. По ведомости я бы зарплату получила, а ей отдала, – неуверенно сказала Таня, зная, что это было каким-то нарушением.

– И сколько смен Фофанова за вас отработала?

– Три. Еще три осталось… По договоренности, – зачем-то добавила Таня.

– Не осталось. Нету ее. – Вадим отошел от окна. – Я вам, гражданин майор, все объяснил. Девчонки подружками были, а подмены – дело житейское.

– Ладно, пусть с тобой профсоюз разбирается. Мне одно важно – нет ли какой-то мести или еще чего личного?

– Вряд ли. А ты как считаешь? – спросил Вадим, глядя на Таню.

– Я ничего не считаю… Не понимаю… Где Нина?

– В морге, где же еще? – резко выкрикнул Вадим, но взгляд его был как у зверя, попавшего в засаду.

– Что?! – Таня вскочила, но тут же села обратно. Внезапно ставшие слабыми ноги не держали. Она уткнулась головой в ладони, вслушиваясь в гулкую тишину, воцарившуюся у нее в душе.

– Выпей, – услышала она и щекой почувствовала холод стекла.

Она оторвала руки от лица и подняла голову.

– Выпей и иди домой, – сказал Вадим, прижимая твердый край стакана к ее губам.

Она вдохнула резкий запах валерианы и с усилием сделала глоток.

– Что с Ниной? – снова спросила она, растерянно глядя на следователя.

– Убили, – вздохнул он и плотно сжал сухие губы. – А ты иди. Если что вспомнишь – скажи. Как парня-то подружкиного найти?

– Парня?.. – растерялась Таня.

– Нету у нее никого, не обзавелась, – сказал Вадим и снова отошел к окну.

– Да… – Майор почесал за ухом. – А мальчонка успел обжениться. Жена, говорят, в положении.

– А что с Гошкой? – испугалась Таня. Он был единственным женатым охранником.

– Ножом по шее, – ответил Вадим сухим голосом. – Нинку – из пистолета. И взяли-то немного. Вечером кассу снимаем, сама знаешь. По чекам – пятнадцать с копейками… И две жизни.

– Судьба – индейка, а жизнь – копейка, – вздохнул майор. – Жалко ребят.

Вадим одним махом допил все, что осталось в стакане.

– Ты иди, – сказал он, обернувшись к Тане. – За расчетом – на следующей неделе зайди.

– Нет, – ответила Таня. – У меня в этом месяце смен не было.

– В рубашке родилась, – услышала Таня, когда закрывала за собой дверь.

Баба Софа тоже называла ее счастливой. Правда, Таня никогда не понимала, в чем, собственно, состояло ее счастье. Многие одноклассники жили куда обеспеченнее, чем она. Родители их баловали, покупали красивые вещи, возили на море, кормили сладостями из супермаркетов, а баба Софа никогда даже на батончики по скидкам не заглядывалась. Бабушка кормила Таню ватрушками с творогом и булочками с повидлом. Ее стряпня Тане была по вкусу, но «Сникерса» с «Марсом», что заряжают энергией на целый день, тоже хотелось. Сейчас Таня сколько угодно могла покупать эти приторные до изжоги батончики, только доступность быстро разоблачила дешевку, и она с ностальгией вспоминала бабушкины пирожки с ватрушками, уютную кухонную суету, дразнящее-сладкий запах ванили, сдобное тепло газовой духовки…

Таня шла, не разбирая дороги, сознательно перебирая в памяти воспоминания раннего детства, чтобы ненароком не задеть вновь образовавшейся где-то в душе кратер боли. Горе давило всей своей тяжестью, но слез не было. Таня прошла мимо автобусной остановки. Ей сейчас казалось невозможным втиснуться в его душное нутро, оказаться среди равнодушных лиц. Она могла только идти, шагами заглушая саднящую боль.

Отрезок тротуара закончился, Таня пошла по краю шоссе. Машины, сигналя, объезжали ее. Одна, визгнув резиной шин, остановилась.

– Тебя подвезти?

Таня непонимающе посмотрела на забрызганный грязью внедорожник.

– Подвезти? – снова предложил водитель и распахнул перед ней дверцу.

Его лицо было усталым, но серо-зеленые глаза с угольно-черной сердцевинкой зрачка смотрели участливо. Внезапно Таня почувствовала, что она больше не может оставаться в одиночестве.

Кивнув, она села рядом с водителем и потянула на себя тяжелую дверцу.

– Сильнее, – сказал водитель.

Таня с усилием хлопнула дверью.

– Ну, так то зачем? – проворчал мужчина, и машина тронулась с места.

– Тебе куда?

– Вперед, – ответила Таня и, не мигая, уставилась на серое полотно дороги.

– С парнем что ли разругалась? – подмигнув, усмехнулся мужчина.

Таня отвела взгляд от асфальтовой ленты и посмотрела на водителя. «Какой большой лоб, – подумалось ей. – И брови короткие. Некрасиво».

– Чего не отвечаешь? Или начальник послал? – не унимался водитель.

– Куда? – спросила Таня, и из-под века скользнула слеза.

Что стряслось, спрашиваю?

Мужчина с участием глянул на девушку и опять сосредоточился на дороге.

– Подругу убили… Не понимаю… Ничего не понимаю… – Еще одна слеза поползла по щеке вниз.

– А… – Водитель вздохнул. – Слышал по радио. И парня… Опять никого не найдут…

– И найдут, а Нинку не вернуть… Она такая была, такая… – Слезы уже градом катились из ее глаз.

Мужчина вздохнул и протянул ей сложенный вчетверо носовой платок. Таня замотала головой, открыла сумку, вынула легкий батистовый платочек с кружевом по краю и высморкалась. Мужчина положил ей на колени свой большой платок.

– Бери, пригодится.

Слезы продолжали катиться неудержимым потоком из ее покрасневших глаз. Она схватила с колен платок и приложила к лицу. Пахнуло чем-то экзотически и приятным. Таня попыталась разложить запах на составляющие, и это ее несколько отвлекло. Из знакомых запахов она узнала только манго, это был ее любимый сок.

– Вы любите манго? – спросила она, борясь с рыданиями.

– Ага, ел настоящие в Индии. В командировке там был, – сказал водитель, искоса глянув на попутчицу. – У нас брал – фигня. А кокос в супермаркете взял, так вообще гадость. А что?

– Да платок пахнет… Приятно, – сказала Таня и всхлипнула. – Нинка тоже хотела за границу. Мечтала о красивой жизни, но даже на мобильник не заработала. – Таня усилием воли сдерживала слезы.

– Да… – вздохнул водитель. – А я когда-то мечтал моряком быть, океаны покорять… А вот… езжу посуху… Кстати, где тебя высадить?

Выкиньте за углом, – сказала Таня, увидев знакомые места. Там неподалеку парикмахерская, «Леди» называется.

Ладно, леди. Выкидывать не буду, вдруг пригодишься, – пошутил он.

Через пару минут машина остановилась возле панельной девятиэтажки, в торце которой была расположена парикмахерская.

– Спасибо, – поблагодарила Таня и заелозила по дверце в поисках ручки.

– Крепись, – сказал водитель, и в его глазах Таня прочла сочувствие.

– Если нужна стрижка, – заходите сказала она, наконец-то нащупав рычаг. – Я, хоть по дамским, вас постригу. Хотя… – Если бы у Тани были силы, она бы улыбнулась: макушка у мужчины катастрофически лысела. – Выбор причесок у вас небольшой.

– Есть такое, – виновато ответил мужчина, гладя себя по голове, как будто извинялся за лысеющую голову.

– Кстати, как вас зовут? Я даже не спросила…

– Максим. А тебя?

– Таней. А по отчеству?

Выражение неудовольствия скользнуло по его лицу.

– Давай, как во всем цивилизованном мире, без отчества, просто Максим. – Мужчина протянул ей руку.

– Таня.

Она пожала сухую, твердую ладонь.

– Ты до какого часа работаешь? – спросил Максим, не отпуская ее руки.

– Я поздно заканчиваю…

Таня осторожно вынула свою ладошку и снова потянулась к дверце.

– Может, заехать за тобой? Посидели бы где-нибудь…

– Не знаю…. – Таня с осуждением взглянула на мужчину. На его губах застыла улыбка, в глазах – игривость.

«Ай да дядька, – подумала она, – сороковник ведь уже или около того, а все туда же… «Посидели бы…», а глаза вон как заблестели».