– А что вы указываете? Вы мне не отец родной.

– Не родной. Поэтому такая дура и выросла, – осклабился он, и потная ладонь опустилась на Танино колено.

– Вы… вы… меня не обижайте, – брезгливо сбросив его руку, Таня вскочила со стула. – Хуже будет, – зачем-то добавила она, усилием воли сдерживая подкатывающие к глазам слезы.

– Ух ты, соплюшка… – В удивлении мохнатые брови на лоснящемся лице скользнули вверх. – Ты меня, что ли, и пужаешь?

– Бабушка говорила: «Кто сироту обидит…» – шмыгнула она носом и усиленно заморгала глазами.

– А кто тут сирота? Мать вон жива-здорова. А отца, как я знаю, сроду не было. Вот и набаловали тебя.

Таня потупила голову, чтобы скрыть слезы, выступившие из глаз. Почему-то она вспомнила бабу Софу: ее мягкие руки, шершавые пальцы. Как она гладила ее по голове и приговаривала: «Не давай себя обижать».

– Все равно, не обижайте, – сказала Таня и с шумом вдохнула воздух.

– Я что? Ничего… – Олег Никонорович вынул пачку из кармана, вытряхнул сигарету. – Наоборот, на работу вот тебя устроил. – Чиркнув спичку о коробок, прикурил. Пахнуло серой. Таня невольно дернула головой.

– Я вам зажигалку дарила, – напомнила она.

– А… Я к спичкам привыкший, – отмахнулся он и, сделав длинную затяжку, сказал: – Будешь работать с послезавтра на автозаправке. Я с Вадимом потолковал. По двенадцать часов через двое суток. Твое время – ночное. Так что парикмахерскую не думай бросать.

Глава 2

Дни поскакали галопом. Не успела Таня оглянуться – неделя прошла. Парикмахерская, покраски, стрижки – Таня была доброжелательна и улыбчива пять дней в неделю. Заправка, бензин, чеки – деловита и полусонна – двенадцать ночных часов через двое суток. Денег она теперь зарабатывала в два раза больше, зато жизненные силы, казалось, тонкими ручейками покидали тело.

Поэтому когда Нинка попросилась отработать вместо нее на несколько смен (Таня устроила подругу на заправку еще в апреле, как только освободилось место), чтобы заработать на сотовый телефон, Таня с радостью согласилась – теперь она хоть отоспится. Наконец-то после почти двухмесячной гонки она смогла спокойно уснуть на своем привычном диване, заранее предвкушая блаженство долгого просыпания, когда один сон, плавно переходя в другой, дарит муаровые видения ускользающего нереального мира. Она любила свои сны: легкие, яркие, и такие же неуловимые, как порхающие бабочки над цветущим лугом.

Но один сон Таня запомнила четко, до деталей, может, потому, что осознавала, что спит. Она очутилась в каком-то темном месте, настолько темном, что ничто не проникало сквозь черноту. Не успела она испугаться, как к ней пришла мысль, что черный – это смешение всех цветов, и тут же всем своим телом она ощутила шелковистость ткани, окутавшую ее с ног до головы. Вдруг откуда-то повеяло сквозняком. Ее покров зашевелился, забрезжил свет, стали еле различимы очертания окружающих предметов. Страх тяжестью навалился на нее. Таня попыталась плотнее завернуться в одеяло, но ткань вдруг начала рассыпаться в прах, а лента вдруг превратилось в змею и, обдав влажным холодом, соскользнула вниз. Раздался треск, и Таня поняла, что внутри ее тела что-то взорвалось. Она обхватила себя за плечи и с ужасом стала наблюдать, как рваная трещина разорвала ее тело пополам, пульсирующее сердце вырвалось наружу и со страшным звоном разбилось на мелкие куски. И тогда она закричала что есть силы, пронзительно, до визга…

Таня проснулась в холодном поту и прижала руки к груди, чтобы почувствовать горячие толчки своего живого сердца. Она взглянула на циферблат электронных часов – 02:22. Подождала, когда сердце найдет свой обычный ритм, встала и вышла на кухню. «И что это я всполошилась? – стала успокаивать она саму себя. – Мало ли что может присниться?..» Она открыла кран, набрала воды в стакан, сделала несколько глотков. Вода несла в себе с привкус старых труб.

Таня вернулась к себе в комнату, легла в хранившую тепло постель. За полупрозрачными шторами мелькнул отсвет фар проезжающей машины. «Завтра надо позвонить Нинке, – подумала она. – Наверное, уже вымоталась, и никакого мобильника не надо». С этой мыслью она закрыла глаза и окунулась в сон.

Трубка сотового телефона завибрировала, и Таня нехотя нажала кнопку приема, мельком взглянув часы. Было без четверти восемь.

– Что случилось? – вырвалось у нее.

– Можете приехать на заправку? – спросил строгий голос.

– Приеду. А что? Нина заболела?

– Приезжайте.

Без аппетита дожевав бутерброд, Таня вышла на улицу. Пахнуло свежестью за ночь остывшей земли. Из-за угла показался автобус. Она прибавила шаг и успела втиснуть себя в переполненное людьми чрево. Полчаса в тряской тесноте – и наконец поворот к автозаправке. С трудом протиснувшись сквозь плотный строй пассажиров, Таня соскочила с подножки и быстрым шагом направилась к покрытой новым асфальтом площадке, на краю которой стоял небольшой красного кирпича офис. Неприятное предчувствие шелохнулось в груди, как только она увидела у входа машину полиции.

– Здравствуйте, – входя, неуверенно сказала она.

Вадим, их начальник, сидел на диване для посетителей и машинально перелистывал толстый иллюстрированный журнал. Около окна, наклонившись над чахлой молодой пальмой в глиняном горшке, стоял мужчина с весьма солидным брюшком, выпирающим из-под армейского ремня.

– Здравствуй, – ответил Вадим, продолжая листать страницы.

– Вы Татьяна Алексеевна Меркушева? – обернувшись, спросил любитель комнатных растений.

– Да… А что? – испуганно воскликнула Таня.

– Хорошо спалось? – спросил дородный мужчина, оглядывая ее с ног до головы цепким взглядом.

Таню словно обдали кипятком.

– Да… Нет… Спасибо… – ответила она, чувствуя, как на ее лице и шее вспыхивают алые пятна.

– Может, в кабинет пройдем? – предложил Вадим и кивнул на черную дверь.

– Пройдемте, – согласился мужчина, взял с подоконника увесистую кожаную папку и первым направился к черной двери.

Таня вошла в кабинет последней. Незнакомец уже по-хозяйски занял место у письменного стола. Таня присела рядом, Вадим остановился у окна, внимательно глядя на улицу.

– Итак… – Дородный мужчина, скрипнув змеевиком застежки, достал из папки чистый лист бумаги, положил рядом дешевую шариковую ручку. – По графику числится ваша смена. Почему подменились?

Таня растерянно оглянулась на Вадима, который упорно рассматривал пейзаж за окном.

– Все согласовано, – сказала она неуверенно. – Вы из налоговой инспекции?

– Нет, – ответил мужчина, снимая колпачок с шариковой ручки. – Я – следователь. Помнишь, еще такой фильм был?

Он выпрямился и слегка прищурившись, посмотрел на Таню.

– Впрочем, тебя тогда даже в проекте не было, – сказал он после короткой паузы и

улыбнулся.

На мгновение Тане показалось, что это всего лишь шутка, что Вадим наконец-то перестанет пялиться на улицу, рассмеется и скажет какую-нибудь свою банальную пошлость. Но Вадим молчал, а лицо следователя опять стало серьезным.

– Итак, расскажите, как вы тут работаете. Почему с Ниной Валерьевной Фофановой поменялись сменами? – спросил следователь, положив перед собой руки.

– Мы работаем по двенадцать часов, – начала Таня, не отводя застывшего взгляда от крупных ладоней следователя. – Мои смены – ночные… я еще в одном месте работаю, в салоне. У Нинки другой работы нет, она в дневную… Ей хотелось мобильник купить. К тому же устала я. – Таня вздохнула и добавила: – По взаимной договоренности этот месяц она работает за меня.

Вдруг Таня резко подняла голову и посмотрела прямо следователю в глаза.

–А где Нинка?

Следователь отвел взгляд и что-то черкнул на листе.

– Документы есть? Заявление там или что? – спросил он.

– Какие документы? Не поняла…

Таня, в поисках поддержки, посмотрела на Вадима. Тот продолжал пристально рассматривать несуществующий рисунок на оконном стекле.