Открылась внутренняя дверь, и лорд Парр поманил меня в следующую комнату.

Королева снова сидела в своем обитом малиновым бархатом кресле под балдахином, а ее дядя подошел и встал рядом с ней. Сегодня на ней было платье цвета королевского пурпура с низко вырезанным корсажем, переднюю часть которого украшали сотни крошечных тюдоровских роз. Она смеялась над кривляньем третьего человека в помещении — дурочки Джейн, сегодня одетой в белое и неуклюже исполнявшей пред нею танец, размахивая белой палочкой. Я переглянулся с лордом Парром. Джейн не обращала на нас внимания, продолжая свои па и дрыгая ногами. Меня удивило, что неглупые взрослые люди — не говоря уже о том, что это высшие лица королевства, — могут смеяться над такой глупостью, но потом до меня дошло, что среди формальности и церемонности двора, непрестанной необходимости выбирать слова и следить за каждым жестом, выходки шутов могут вызвать некоторое облегчение.

Королева посмотрела на нас и кивнула дурочке:

— Джейн, хватит пока, моя дорогая. У меня дела с моим дядей и этим джентльменом.

— Этим джентльменом, — передразнила ее шутиха, отвесив мне преувеличенно почтительный поклон. — Этот горбатый джентльмен напугал меня, он хотел отобрать Утю.

Я промолчал, зная привилегии роли шута — оскорблять и дразнить других. Тем не менее королева нахмурилась:

— Хватит, Джейн.

— Может быть, я закончу танец? — надула губы маленькая женщина. — Еще одну минутку, прошу вас, Ваше Величество!

— Хорошо, но только минутку, — нетерпеливо ответила королева.

Дурочка Джейн продолжила танцевать, а потом с гимнастической ловкостью наклонилась и выполнила стойку на руках. Ее платье задралось, открыв льняное белье и маленькие жирные икры. Я нахмурился. Определенно, она зашла слишком далеко.

Я заметил, что через внутреннюю дверь вошел кто-то еще, и, обернувшись, оказался лицом к лицу с роскошно наряженной фигурой леди Елизаветы, второй дочери короля. Лорд Парр низко поклонился ей, и я последовал его примеру. Я видел Елизавету год назад вместе с королевой, с которой она была близка. С тех пор девочка подросла — теперь ей было почти тринадцать лет. Принцесса вытянулась, и под корсажем ее платья вырисовывались очертания расцветающей груди. Это было роскошное платье — малиновое, разукрашенное цветами. Его передняя часть и отвороты рукавов были расшиты белым и золотым, а золотисто-каштановые волосы девочки покрывало усыпанное самоцветами арселе.

Вытянутое умное лицо Елизаветы тоже повзрослело. Несмотря на его бледность, я увидел в ее чертах сходство с ее опозоренной, давно умершей матерью Анной Болейн. У нее также появилась взрослая осанка, а девчоночья неотесанность исчезла. Она смотрела на выходки Джейн с высокомерным неодобрением.

Королева как будто удивилась ее появлению.

— Моя дорогая, я думала, что ты все еще с мастером Скротсом.

Принцесса повернулась к своей мачехе и обиженно ответила:

— Я простояла неподвижно несколько часов подряд. И настояла на перерыве, чтобы отдохнуть. Неужели он никогда не закончит эту картину? Кэт Эшли, которая меня сопровождала, заснула!

— Это важно, чтобы у тебя был твой портрет, девочка, — ласково проговорила Екатерина. — Это поможет укрепить твое положение, как мы уже говорили.

Джейн села на пол, надув губы, явно недовольная, что леди Елизавета отвлекла внимание на себя. Та взглянула на нее и снова повернулась к королеве:

— Вы бы не попросили дурочку Джейн уйти? Она ведет себя непристойно, выставляя таким образом свой толстый зад.

Шутиха, вспыхнув, обратилась к королеве тоном оскорбленной невинности:

— Ваше Величество, как вы позволяете леди так говорить обо мне? Я просто стараюсь развеселить вас!

Лицо девочки потемнело.

— Черт возьми! — воскликнула она с неожиданной вспыльчивостью. — Меня ты не веселишь! Убирайся!

— Уйди, Джейн, — поспешно сказала королева.

Дурочка посмотрела на нее встревоженно, а потом взяла свою палочку и без лишних слов удалилась.

Гнев покинул лицо леди Елизаветы, и она улыбнулась лорду Парру.

— Мой добрый лорд, как приятно вас видеть! — воскликнула она и взглянула на меня. Глаза ее на мгновение выдали недоумение, но потом ее лицо разгладилось. — Этого джентльмена я тоже знаю. Да, мастер Шардлейк, мы с вами когда-то имели милую беседу о законах. Я долго над ней размышляла.

— Я очень рад, что она вызвала у вас интерес, миледи, хотя и удивлен, что вы помните, — ответил я.

— Бог благословил меня хорошей памятью. — Королевская дочь самодовольно улыбнулась. Если телом она была сейчас наполовину женщиной, то умом и манерами уже превзошла половину. И все же ее необыкновенно длинные пальцы нервно теребили жемчужную нить на поясе.

Она села и продолжила:

— Вы говорили мне, что юристы, выступая на стороне даже нехороших, отвратительных клиентов, обязаны отыскать, что есть справедливого в их деле, и представить это суду.

— Действительно говорил, — согласился я.

— И в этом их добродетель.

— Да, миледи.

Тут мне вдруг вспомнилось дело миссис Слэннинг. Инспекция стенной росписи должна была состояться завтра. Было ли отстаивание этого дела добродетельно?

— Но мне кажется, — сказала леди Елизавета, — что для того, чтобы это было так, в деле должно быть хоть что-то добродетельное.

— Да, миледи, вы правы.

«А в деле миссис Слэннинг, — подумал я, — ничего такого нет с обеих сторон, есть только злоба». При всей своей молодости моя собеседница ухватила главное.

— Елизавета, — ласково проговорила королева, — не вернулась бы ты к мастеру Скротсу? Ты знаешь, что портрет почти готов. А мне здесь нужно кое-чем заняться. Приходи через час, если захочешь.

Принцесса кивнула и с милой улыбкой дружелюбно посмотрела на мачеху.

— Хорошо. Прошу прощения, что накричала на дурочку Джейн, но, боюсь, в отличие от вас и сестры, я не нахожу ее забавной. — Она коротко кивнула мне: — Мастер Шардлейк. Милорд Парр.

Мы снова поклонились, и она вышла. Екатерина на секунду закрыла глаза.

— Прошу прощения за эту сцену. Оказывается, я не могу распоряжаться даже у себя в личных покоях, — сказала она, и я заметил на ее лице напряжение и неловкость.

Лорд Парр обратился к ней:

— Я говорил вам, что мастер Шардлейк сказал о дурочке Джейн. О том, что в тот вечер она была в вашей спальне, и о ее близости к леди Мэри.

Королева решительно покачала головой:

— Нет. Дурочка Джейн ничего не знала о моей книге, и у нее не хватило бы сообразительности украсть ее.

— А у леди Мэри, возможно, хватило бы.

— Никогда. Мэри мне друг. — Ее Величество печально нахмурилась. — Или, по крайней мере, не враг. Ссора из-за ее матери Екатерины Арагонской давно закончена.

— Что ж, скоро мы получим ответы на некоторые вопросы. — Уильям Парр улыбнулся мне, потирая свои худые руки. — Начальник охраны поговорил со стражником, который стоял у апартаментов королевы в тот вечер, когда пропала книга. И заметьте, это был не Захари Годжер, с которым столкнулась Мэри Оделл и сочла его поведение странным. Девятого числа была не его смена. Это был совершенно другой человек — Майкл Лиман. Начальник стражи поместил Лимана под надзор, хотя, по моему указанию, пока не задавал ему вопросов. А Годжера он должен задержать, когда тот придет на дежурство сегодня утром. Мы говорили с ним в шесть, так что Годжер должен быть уже под стражей. Я попросил задержать обоих, чтобы вы их допросили. — Он победоносно улыбнулся королеве. — Мне кажется, скоро мы получим ответ.

— Надеюсь, — сказала его племянница — впрочем, с сомнением в голосе.

Парр в нетерпении нахмурил брови, а королева обратилась ко мне:

— Сначала, мастер Шардлейк, можно нам пройтись по другим результатам? Мой дядя рассказал мне о них, но я бы хотела услышать все из первых рук, от вас.

— Вкратце, — тихо пробормотал Уильям.

Я сжато изложил все, что случилось после нашей прошлой встречи: убийство Элиаса, исчезновение троих друзей Грининга, странные последние слова Билкнапа и мои подозрения, что со столяром Барвиком не всё в порядке. Также я добавил, что имя Бертано итальянское, и сказал, что, возможно, мог бы разузнать, не известно ли оно итальянским купцам в городе.