Представляет интерес и еще одно обстоятельство: судя по данным источников, в город уходили, как правило, младшие сыновья землевладельцев, прежде всего мелких дворян. Очевидно, что на уход в город младших отпрысков землевладельческих семейств толкали слишком малые размеры получаемого наследства и доходы, которые не могли обеспечить подобающий их положению образ жизни^{311}. В этом нас убеждает хотя бы история Ричарда Уайттингтона. Не будем забывать, что в рассматриваемый период по букве права все еще соблюдался принцип единонаследия родовых владений земельных собственников^{312}. Поэтому младшие сыновья дворян зачастую вынуждены были искать для себя иные источники доходов.

Вовлечение представителей английского дворянства, пусть и нетитулованного по большей части, в торговлю и в целом сферу городской экономики свидетельствует также о повышений социального статуса купечества, хотя отношение общества к профессии купца оставалось противоречивым. С одной стороны, без купцов было крайне сложно обойтись. С другой, — социальный престиж их недостаточно высок. «Богач вызывает зависть и недоброжелательство, — отмечает А.Я. Гуревич, — его добропорядочность и добросовестность внушают серьезные сомнения. В целом купец оставался скорее «парией» средневекового общества»^{313}. И даже в XVI в. Эразм Роттердамский, как известно, тесно связанный с английскими гуманистами, в том числе Томасом Мором, писал: «Глупее и гаже всех купеческая порода, ибо купцы ставят себе самую гнусную цель в жизни и достигают ее наигнуснейшими средствами: вечно лгут, божатся, воруют. Жульничают, надувают и при всем этом мнят себя первыми людьми в мире потому только, что пальцы их украшены золотыми перстнями»^{314}.

Обращает на себя внимание и то, что речь идет не о крупных собственниках земли, не о представителях титулованной аристократии, а о средних и мелких землевладельцах-дворянах. И это далеко не случайно и связано с «проблемой джентри», широко дискутировавшейся в английской историографии^{315}. Известно, что английские мелкие и средние вотчинники были широко и повсеместно втянуты в товарно-денежные отношения, будучи связанными с так называемой «новой вотчиной», возникавшей с XIV в. Такие вотчинники нового типа продолжали вести домениальное хозяйство, основанное на применении наемного труда, сочетали зерновое производство с товарным животноводством, эксплуатацией мельниц, солодовен, маслобоен и других аналогичных предприятий. Это было так называемое «новое дворянство» — джентри (как правило, в сословном отношении к ним принадлежали те, кто в источниках манориальной истории фигурирует как рыцарь — knight, эсквайр — esquire, просто джентльмен — gentleman, оруженосец — armiger и т.д.), умело приспособившееся к изменившимся условиям, стремившееся всячески повысить доходность своих владений^{316}.[56] Для таких землевладельцев город не был чем-то далеким и незнакомым. Они успешно сочетали торговые занятия и предпринимательскую деятельность с эксплуатацией имевшейся в их распоряжении земли, осуществляя торговлю хлебом, сыром, мясом, шерстью и другой сельскохозяйственной продукцией. Джентри, таким образом, действительно представляло собой «социальный гибрид» дворянина-землевладельца и предпринимателя-«капиталиста», соединяя в доходной части своего бюджета земельную ренту и предпринимательскую прибыль^{317}. По наблюдению Э. Эквелла, отношения между лондонскими горожанами и джентри уже в XV в. были настолько тесными и многообразными, что зачастую трудно отделить последних от собственно горожан^{318}.[57]

Из таблицы видно, что в XVI в. удельный вес олдерменов — выходцев из дворянских фамилий резко снижается. Отчасти это можно объяснить относительным замыканием олдерменского круга: не случайно в это время нарастает недовольство городских властей и городской корпорации Лондонского Сити массовым притоком иммигрантов из-за опасения конкуренции и обострения социальных конфликтов^{319}. Необходимо учитывать также увеличение цены на землю в XVI в., что способствовало ее сохранению и приобретению землевладельцами, особенно теми, кто сумел перестроить свое хозяйство на развивавшихся раннекапиталистических принципах. Это обстоятельство должно было в некоторой степени уменьшить дворянский миграционный поток в направлении города.

Данные таблицы показывают, что наиболее интенсивно элитарную купеческую общность Лондона пополняли выходцы «из графств Норфолк, Нортхемптон и Линкольн. Эти графства традиционно были связаны со столицей, издавна «кормили» ее население. В целом же вырисовывается наглядная картина того, как община лондонских горожан пополнялась за счет жителей почти из всех графств Англии, начиная с ближайших — Миддлсекс, Кембриджшир, Суррей и т.д., и заканчивая наиболее отдаленными — Йоркшир, Нортумберленд, Камберленд и т.д. При этом, по наблюдению К. Плата, состав городского управления в значительно меньшей степени зависел от выходцев из собственно Лондона, а пополнялся «лучшими талантами», прежде всего, из Восточной Англии и Центра^{320}. Заслуживают внимания и сведения, приводимые П. Рэмси: в 1480–1660 гг. из 170 мэров, возглавлявших столичный муниципалитет, только 14 по рождению были лондонцами; а из 403 купцов, составивших завещания, менее 10% родились в Лондоне; из 389 владельцев лавок и розничных торговцев — менее 4%^{321}.

Наибольшее число олдерменов XIV–XVI столетий — это выходцы из Восточной Англии, включающей графства: Кембридж, Линкольн, Норфолк, Суффолк, Хантингдон и Эссекс. К данному региону тесно примыкает Юго-восточная Англия — графства: Бедфордшир, Бакингемшир, Беркшир, Кент, Миддлсекс, Оксфордшир, Суррей, Сассекс и Хартфордшир. Обращает на себя внимание практически полное отсутствие представителей Юго-запада Англии, скорее всего, тяготевших к Бристолю. По мнению П. Рэмси, высшее купечество Лондона формировалось в основном за счет трех округов: центральных графств, особенно Стаффоршира и Шропшира, четырех восточных графств, расположенных южнее Йоркшира, и графств, окружающих Лондон^{322}.

В целом это соответствует картине, вырисовывающейся на основе данных наших источников, что подчеркивает притягательность Лондона для жителей Англии, его обширные связи с самыми разными регионами страны: приходившие сюда сыновья землевладельцев, постепенно поднимавшиеся по имущественной и социальной лестнице лондонского общества, становившиеся богатыми и влиятельными купцами й олдерменами — деловыми людьми столицы.

Каков был путь выходца из графства к вершине социального могущества в Лондоне? Познакомимся поближе с некоторыми олдерменами.

Известно, что Адам Фрэнси в конце второго — начале третьего десятилетия XIV в. оказался в составе знаменитой лондонской компании торговцев предметами роскоши (мерсеров), куда стремились попасть выходцы из сельских джентри^{323}. Как горожанин Лондона он фигурирует в источниках с декабря 1339 г., когда налог с его движимого имущества составил солидную сумму в 100 ф.^{324}