— Саша, который на копейке, ведь закончил физкультурный институт со специализацией по силовым видам спорта? Его поставьте для представительства. Бумаги всякие оформлять и смену игроков делать он сможет. Вовка ему будет пояснения давать. Справимся, Николай Михайлович.

— Ох и авантюрист ты, Павел. Ладно, подумаю. Завтра в Подольск поедешь?

— А куда я от вас денусь? — хихикаю я.

— Молодцы вы. Уже на третье место забрались. Есть еще одна проблемка. Помнишь, я говорил про командное первенство по шахматам? Оно начинается девятого марта. Так что, будь готов, пионер.

— Я же в запасе. Чего мне там готовиться?

Чем хорош дядя, это практичностью. Через полчаса он уже принимал Сашу на кухне, пока мы с Вовкой смотрели по телевизору «Анну Каренину». Дядя позвал потом меня и Медика, и мы долго общались с Сашей о хоккейных нюансах. После его ухода директор позвонил тренеру и известил того о намерении пригласить на работу второго тренера. Познакомить команду с новым сотрудником дядя решил сам при посадке всех в автобус в девять утра. Как я понял, он решил дать Саше возможность плавно перехватить управление делами.

Время подходило к семи вечера. Вовка предложил после ужина пойти погулять. Я отказался, собравшись залезть в ванну для уединения. Предстояла трансляция от моего призрака. Вовка подумал и решил остаться смотреть по телевизору концерт в честь 23 февраля. Я получил от тети Эммы полотенце и отправился на сеанс связи.

Призрак был уже на месте. В задней части здания котельной находились помещения непонятного назначения, заваленные всяким хламом. Там стояли или валялись стулья, столы, лежаки, драные матрасы. В нашем подвале под гостиницей и то порядка больше. Панок сидел на топчане в одной из комнат. С ним находилось еще двое его приближенных. С одним из них, у которого лошадиное лицо, я раньше дрался. Другим оказался Ганс. Они сидели, лениво перебрасываясь словами. Я решил осмотреться и погонял призрака по коридорам котельной. Обнаружил на втором этаже группу угрюмистых мужиков, играющих в карты: не то слесари, не то боевики Панка. Перед зданием на улице томился малолетка, приятель Ганса. Сделав предварительную разведку, возвращаюсь к Панку.

Если бы какой-нибудь психолог захотел у меня узнать с чем ассоциируется образ Панка, я бы назвал поганку. Весь облик его содержал в себе какую-то бледность, безликость, с которой сильно контрастировали яркие вытянутые губы, криво перечеркнутые через бледное лицо. Тело худощавое, высокое. Не понятно, как ему удается держать в подчинении крепких мужиков по виду гораздо сильнее него. Успел сделать одну ходку. Попал в тюрьму перед армией за ограбление аптеки. После его неоднократно привлекали за кражи, но удавалось выходить сухим из воды.

О чем-то троица переговаривается между собой, не слышно. Подведу своего аватара поближе.

— …Если за ним Леший стоит, то лучше не связываться, — проговорил Ганс.

— Всяким п…дюкам спускать борзоту нельзя, страх потеряют, — это в ответ Панок трындит.

— Раньше он подо мной ходил. Как шнырь летал, только скажи. Потом вдруг че-то забурел. Шмотки импортные появились. Я к нему несколько раз подваливал, но еще не выяснил — под кем он, — снова говорил Ганс.

— Нагибаем его и ставим на отработку. Если у него фирменные шмотки, то значит кого-то подрезал и с нами не поделился. За ущерб тоже пусть мани башляет. Если Бормана, что в больничку этот кент загнал, менты заметут, то должок еще подрастет. По любому ставим его под тебя. Отработает — будет в полном шоколаде, нет — пустим по кругу, — в заметном раздражении выговорился Панок.

Вот же гниды. Все-таки не зря я остерегался этого белокурого гитлеровца. Как он лебезит перед «папой». Парни наверху в большей мере боевики, чем слесари, молчаливые, дисциплинированные. Пол восьмого вечера Панок к ним поднялся и велел пройтись по улицам городка и изловить меня. Ганс с дружками пошли с ними. Передаю дедку мысль, что неплохо бы понаблюдать за группкой, благодарю его и ухожу со связи.

Вовка откровенно скучал. Концерт по телику ему не нравился. Мне бы тоже не слишком понравились танцы братских народов и толстые певицы, поющие коровьими голосами. Предложил страдальцу вечернюю прогулку по поселку, заодно плотный ужин стоило правильно уложить по кишочкам.

На улице тихо и торжественно падал снег. По праздничным улицам гуляло много людей, веселилась молодежь. Первыми встретились злобные коты. Они радостно поприветствовали нас с Вовкой и пожелали победы завтра. Оказывается, наши фанаты вознамерились ехать в Подольск и болеть там за нашу команду. Благо, что это недалеко — в часе езды на автобусе. Потом мы наткнулись на блатных хоккеистов. Эти как обычно держались своей компанией. Вежливо пообщались о музыке. Почти у каждого из них были дома мафоны и даже импортные кассетные, имелись записи «Лед Зеппелин», «Дип перпл», «Пинк Флойд». Точно не помню, но некоторые западные группы были в Сесесере в то время запрещены. Так что, пацанчики эти оказались достойны моего уважения. Поговорили о создании местной ВИА. Все не отказались бы стать его участниками. Пожалуй, раскручу дядю на благое дело.

Дальше наткнулись на пятерку Лехи Левченко. Ребята так обрадовались, что затискали в объятиях и меня, и Медика. Леха — парень прикольный, любит подшучивать забавно. Внешне он выглядит полноценным мужиком, а внутри шкодливый пацан. Жека, его одноклассник, постоянно с ним ругался, хоть и дружили они крепко. Вот с этой компанией мы с удовольствием зависли. Я травил разные анекдоты, в основном про Вовочку и про Чапая. Пацаны тоже чего-то пытались рассказать. Жаль, что Жеку не встретили. Потом оказалось, что он с друзьями в бассейне релаксировали.

На афише Дворца значилось, что шахматный сеанс 22 февраля проведу я, а не Шумилов. Не понимаю, как я могу оказаться сразу в двух местах, или это описка художника. Вовка показывает мне на время — 18 часов. Дядя в своем репертуаре — по максимуму использует курицу с золотыми яйцами, то есть меня. Хмм…, ну там понятно, про какие яйца речь.

Время уже десять. Ребята-хоккеисты дисциплинированно расходятся по домам, прощаясь с нами. Мы тоже идем домой к дяде спать, и мне не терпится попасть на прием к хранителю.

Не понравился он мне в этот раз. Чем-то сильно недовольный. Начал мне вещать о трудностях перехода:

— Перейти к желаемому носителю — это как попасть в мишень с дальнего расстояния. Чем больше призов, тем выше уровень. Чем выше уровень, тем ближе мишень.

Получается, что мне пока нет резона менять Чику на какого-нибудь случайного Петю. Еще одна проблема, которая ввергла меня в еще большее уныние — попасть в другой носитель с положительной вживляемостью можно только в начале полового созревания носителя. Расстроенный, я вернулся в Чику. Загружать массивы не стал, слабость от предыдущей загрузки еще не закончилась.

Утром дядя мне сообщил, что я страдаю лунатизмом. Ночью ходил по комнатам и с ужасом спрашивал у всех, как сюда попал. Эмме Эдуардовне пришлось уговаривать меня выпить чай со снотворным эффектом. Пообещал напуганным родственникам, что загляну к врачу. Позавтракав вкусными сырниками со сметаной и настоящим бразильским кофе и посидев на дорожку, пошли к Икарусу, стоящему у входа во Дворец спорта. Почти все ребята уже собрались и сидели внутри автобуса. Они восторженно поприветствовали меня с Вованом и особо директора. У автобуса стоял Саша и ужасно нервничал. Павел Романович подошел к автобусу вальяжной походкой с некоторым опозданием. Шумилов вышел к нему навстречу и переговорил с ним недолго. Вместе они вернулись и забрались в автобус.

— Товарищи хоккеисты, хочу представить вам второго тренера Манькина Александра Петровича! — дядя величественным жестом указал на смущающегося молодого человека, немного полноватого, — Прошу ему оказывать всяческую помощь и содействие, и слушаться, как и уважаемого Павла Романовича. Давайте, парни, разбейте «Юность», как в тот раз! Вы сможете, потому что вы — «березовые», а береза — это символ России!