Вижу склонившуюся надо мной испуганную пацанячью морду, на которой написан немой вопрос. Довольно быстро этот вопрос стекает на его язык и срывается вскриком:

— Ты чего, Чика?

Эта моська смутно кого-то напоминает. Почему-то знаю, что его зовут почему-то Медик. А вот почему он меня так называет? Красный галстук напялил еще, юный зюгановец. Вдруг я с ужасом осознаю, что мое собственное тело без моего участия спрашивает этого пацана:

— Медик, чего это со мной?

Конкретная шиза: говорю не своим голосом. Какой-то он пацанский, мелодичный.

— Ганс с дружками тебя подловили, деньги все отобрали… Ты че, не помнишь ничего? — поясняет Медик.

Тело трясет головой. Потом осторожно поднимается с пола туалета. Я хочу взглянуть на себя в зеркало. Подхожу к умывальнику и вижу там вместо себя незнакомого хмурого мальчугана с шишкой на голове. От неожиданности я ору:

— Мать твою… Кто это?

Медик еще сильнее бледнеет и снова спрашивает:

— Ты чего, Чика?

— Как я оказался перед зеркалом? — в свою очередь пугается изображение.

— Щас пацаны медичку приведут, — опасливо высказывается Медик.

Так, мне нужно собраться с мыслями, осмотреться и хоть что-то понять. Я себя прекрасно помню: Михаил Мосягин, одна тысяча девятьсот девяностого года рождения, не привлекался, не участвовал, не женат, хотя скоро частичка «не» должна пропасть. Работаю спасателем. Раньше так пожарных называли, теперь по всякому, хорошо, что не «козлами». Так, так… Вспоминается пожар в каком-то детском учреждении. Это же больница, куда мы пришли с моей девушкой проведать ее племянницу. Я срочно включил тогда свои навыки и принялся выгонять больных и персонал. Хмм, персонал… Кинулись со всей прытью в разные стороны и про детей забыли. Хотя понятно: паника, страх, воспитание… Нарушаю инструкции, надеясь, что кто-то додумается вызвать мчс. Далее, все на автомате. Нырок в дым, ловлю, хватаю, тащу, пар сек даю себе продышаться… снова по кругу. Время будто бы остановилось. Везде тьма. Потом свет где-то вдали. Я бреду к нему…

Пока я вспоминаю, мое тело уже куда-то ведут. С правого бока меня поддерживает молодая рыжеволосая женщина в белом халате. Слева поддерживает, вернее, сам держится за меня пацан с ником Медик. Если этот сон, или глюк от меня не отвяжется, то я реально влип в тело тощего пацана. Стоп, стоп, я сейчас проснусь. Меня ждет любимая, уже свадьба назначена. Сейчас…

Правая рука подчиняется мне и щипает меня за ляжку. Затем, после паузы, зловредно щиплет женскую ягодицу.

— Медведев, еще раз нечто подобное выкинешь, оторву руки и засуну их тебе в задницу, — сквозь зубы шипит женщина.

Медик обеспокоенно таращится на медичку.

— И вообще, Медведев, иди в класс. Без тебя справятся.

Медик отчаянно протестует:

— Но, Людмила Николаевна, мне его домой еще провожать…

А я все никак не просыпаюсь, наверное, вся нога уже в синяках от щипков. Где ты теперь, мое солнышко? Все ли с тобой в порядке? Милая Лорка…

Не в силах преодолеть нарастающее отчаяние, я завываю и бьюсь в истерике:

— Не хочу! Не хочу этого! А-а-а…

Оказываюсь на линолиевом полу коридора школы. Медик зачем-то уселся на мне сверху. Врач умчалась. Вскоре она прискакала с двумя старшеклассниками.

— Берите его осторожно и тащите ко мне в кабинет, — командует врач ребятам.

— Я сам дойду, — вякаю своим пионерским голоском.

Итак, триллер с главной ролью Чужого в теле пацана, не собирался заканчиваться. По комсомольским значкам догадываюсь, что мое сознание перенеслось и по времени лет на тридцать-сорок назад. Значит, я умер там, на пожаре. И свет, к которому я шел, был на самом деле.

Меня уже заводят в медкабинет. Медик с деловой мордой зашагивает следом. Мое тело со скорбным видом раздевается до пояса. Врач его осматривает, проверяет рефлексы, заставляет выпить какую-то бурду. Финал всего действия — шприц в тощий зад под сочувственным взглядом Медика. Надо ведь подкормить хрупкий организм подростка витаминами. Ой-й-й-е-е-е! С трудом сдерживаюсь, чтобы не завопить матом. Этой Людмиле надо в Гестапо зверствовать, пытать несчастных партизан, а не мальчикам уколы делать. Чуть нога не отвалилась. За все мои мучения — освобождение на завтра от школы и от физры на две недели. Правда, придется в поликлинику сходить, проверить голову на всякий пожарный случай.

Счастливое тело выносится на зимнюю улицу. Медик молча сопит сзади. Странные ощущения для меня. Эмоции захлестывают, голова почти не болит. Еще эта детская истерика, невозможная для меня бывшего. Как бы мне не опацанячиться полностью и стать Пашкой Чекалиным, четырнадцати лет от роду. Вот это да! Я могу узнать про то, что может знать Чика. Оглядываюсь назад. Школа будто бы знакома. Не придаю значения — типовая постройка. Улица и дома тоже знакомы. Если это тот поселок, где я раньше жил…

Охваченный лихорадкой предчувствия, топаю знакомым маршрутом. Все оказывается так, как я предполагал. Каменный Ленин напротив стекляшки дома культуры. На афише намалевано название фильма «Высокий блондин в черном ботинке» (Франция), 10 февраля, три вечерних сеанса, один дневной. В моем времени фильмы там уже не шли. Каждый дома мог посмотреть что угодно на видике и в интернете. Нет привычных торговых центров за парком с фонтаном. С фасадов зданий лезут в глаза огромные плакаты «Слава Труду», «Достойно встретим двадцать пятый съезд КПСС», «Тридцать лет Победы». Кварталы панельных пятиэтажек кустятся вокруг центральной аллеи. Такие поселки со всеми удобствами стали строить для сельских тружеников еще с шестидесятых годов. Это подчеркивало прогресс советского образа жизни. Самым приятным была близость лесов и водоемов, еще не загаженных коттеджами. В часе езды на электричке манила развлечениями Москва. Делаю вывод: я в своем городке, но в 1975 году. Тогда он назывался агрогород «Родные Просторы». Память пацана это подтверждает.

— Че мы сюда приперлись? — отвлек меня от размышлений Медик.

— Голова… — поясняю, трогая осторожно свой шишак, — Многое позабыл.

— Ух ты! — завистливо тянет Медик, — Теперь у тебя законная отмазка. Контрошу по алгебре в среду можешь не писать. А мне от бати снова влетит.

Чикина память выдает сведения об отце чикиного друга. Типичный мент с нулевым интеллектом и фигурой тяжелоатлета. Не верилось, что худенький Медик произошел от него. Месяц назад этот маньяк совершил натуральное надругательство над гордым чикиным телом, своим кожаным ремнем, обосновывая это тем, что пацан растет без отца. В дальнейшем тело не давало ему возможности еще раз проявить таланты воспитателя, перестав появляться там в гостях.

К «себе» домой идти тоже не хочется. Память Чики транслирует картинки с видами грязной двухкомнатки и живущей вместе пьющей матерью, которая не стесняется приводить домой разных типов. Чика старался после школы бродить до вечера по улицам, лазить по подвалам, оставаться в гостях у друзей, если позовут. Если приходилось заходить домой, то он деликатной мышкой прошмыгивал в свою комнатку, пытаясь не прислушиваться к шорохам и возне из темной комнаты. Во многих хрущевках с проходными комнатами рукодельные жильцы превращали кладовку в дополнительную комнату, где обычно размещали кровать. Такая комната называлась темной.

Медик настойчиво зазывает меня в подвал, а я уже сильно устал управлять своим новым телом и оттягиваюсь на задний план. Если кому доводилось ездить на необъезженном, или больном коне, тот меня поймет. Приходится находиться в диком напряжении, постоянно ожидая своевольных действий от жеребца. Так же и с этим пацаньим телом.

Чика, очнулся и тут же обругал Медика. Пацаны орут друг на друга, но быстро успокаиваются, как бывает обычно у простых уличных пацанов, и решают зайти сначала домой к Чике. Как я понимаю по тайным чикиным намерениям, тот намерен полазить по карманам своей мамаши, пока она спит. А она должна спать, поскольку ночью яростно бухала с подружками.