Липкие нити страха вновь коснулись его. Казалось, этот страх, эта грязная паутина выползает из крысиных глаз. Костя чувствовал, как стягивает его невидимая сеть. Он попробовал шевельнуться – и не смог. Тело не слушалось. Попробовал вскрикнуть – из горла вырвалось едва слышное шипение. А ужас нарастал, сгущался тёмным облаком.

Крысы неумолимо приближались. Костя уже чувствовал отвратительный запах гнили, видел оскаленные челюсти, готовые впиться в его тело, в кожу, в мясо, и грызть, и рвать, захлёбываясь тёплой солёной кровью.

«Вот и всё, – неожиданно спокойно подумал он. – Вот и конец». В голове промелькнули обрывки прежней жизни – длинные коридоры Корпуса, увешанные стендами про гигиену, размазывающий по щекам слёзы Мишка Рыжов, стальная холодная лента реки, бесконечное белое поле из полузабытых снов… Белое поле, где ждал его Белый… Белый! Ну где же ты?

Произнёс ли он это вслух или подумал, Костя так и не смог понять. Но какая разница – Белый услышал. И пришёл.

Он появился, как всегда, внезапно. Не было его – и вот он уже стоит рядом, прислонясь спиной к бурой стене. Всё было как в тех снах – такой же спокойный, грустный, с теми же большими серыми глазами. Только сейчас это уже не было сном.

– Не бойся, – негромко сказал он. – Теперь я с тобой, Костик. Теперь уже всё. Подожди немного, я сейчас. – И Белый повернулся лицом к крысам.

Он вдруг как-то неуловимо изменился. Тело его распрямилось, белый комбинезон испускал яркий свет – словно снег на солнце. Белый вытянул вперёд, по направлению к крысиной стае, ладонь. Те зашевелились и – Костя не поверил своим глазам – начали расти, наливаясь злобой и силой.

Что произошло дальше, он понял не сразу. Ладонь Белого внезапно раскалилась и вспыхнула ослепительным голубым огнём. Огненная струя вонзилась в центр крысиной стаи, разметала её. Крысы носились по пещере с омерзительным писком – казалось, они искали выход, искали хоть какую-нибудь лазейку – но без толку. Струя голубого пламени настигала их повсюду. Странное дело – когда огонь касался крысиных тел, те не сгорали, не дымились, а просто таяли, исчезали, словно растворяясь в тусклом лиловом сиянии.

Костя взглянул на Белого – и отшатнулся, увидев наполненные страданием и болью глаза. Белый едва держался на ногах, его шатало, трясло, но огонь всё так же неудержимо стекал с его ладони, настигая крыс, и те таяли в сыром воздухе пещеры. И тут Костя понял, что державшая его паутина липкого страха исчезла. Будто её и не было никогда. Тело опять принадлежало ему, он снова мог дышать, двигаться. Утянулось куда-то заволакивавшее сознание тёмное облако.

Он подбежал к Белому.

Тот тяжело дышал, с трудом ловя воздух посиневшими губами. Вся правая ладонь его превратилась в одну сплошную обугленную рану. Обожжённые клочья кожи лохматились по краям, бурлила и дымилась густая тёмная кровь, шлёпалась тяжёлыми каплями на камни.

– Вот так, братец, – словно предвидя Костины вопросы, печально усмехнулся Белый. – Даром ничего не бывает. За каждое чудо приходится платить.

– Как же вы теперь? – вырвалось у Кости.

– Ничего, мне не привыкать, – с трудом ворочая языком, пробормотал Белый. – Такая уж у меня работа. Сам её выбрал. Да ты за ладонь-то не бойся, заживёт как на собаке. Это уж мои проблемы. Ты вот что, помоги-ка мне встать. Голова очень уж кружится.

Костя подхватил Белого под мышки – и едва не выронил. Сейчас тот был самым что ни на есть настоящим, не дымом, не туманом, как раньше. И кстати, оказался весьма тяжёлым. «В нём же, наверное, за сотню кило», – мелькнула у Кости мысль.

– Ну вот, уже лучше, – сказал Белый, вытирая левой рукой пот со лба. – Теперь уже можно идти помаленьку. Так что давай лапу – и пошли.

– Куда? – изумлённо спросил Костя. – Отсюда же нет выхода!

– Теперь всё есть, – улыбнулся Белый. – Погляди-ка вперёд.

Прямо перед ними зияло огромное чёрное жерло туннеля. Оттуда ощутимо тянуло свежим ветром.

– Да, берег уже почти рядом, – снова поймав Костину мысль, отозвался Белый. – Пойдём, что ли.

И они шагнули в туннель. Лиловый свет позади незаметно исчез, снова нависла тьма, но Белый светился сам. Тем же снежно-солнечным сиянием. Костя слегка поддерживал его за локоть, чувствуя, как пульсирует в обожжённой ладони боль. Но всё же они шли довольно быстро. И вскоре впереди мелькнул слабый отблеск.

– Ну вот, можно сказать, добрались, – тяжело дыша, произнёс Белый. – Последние метры остались. Так что давай вперёд, на свет Божий.

Через минуту они вышли из пещеры. Где-то слева блестела голубая лента реки. На противоположном её берегу тянулись крутые холмы, поросшие молодым сосняком. И здесь было тепло как летом, даже жарко. Солнце раскалённым пятаком висело в белёсом небе. Назойливо чирикала какая-то птица, а где-то у самого горизонта слышался грохот удаляющегося поезда.

Оглянувшись, он увидел, как медленно, словно челюсти издыхающего древнего ящера, смыкаются стальные двери… Ничего другого не оставалось, как усмехнуться банальности сравнения. В чём-то Старик прав – из него в последнее время лезет ужасающий примитив. Глупеет он, видимо, деградирует. Ну ничего, уже недолго осталось.

Потом он принялся осматривать камеру. Глядеть в общем-то было не на что. Пустой прямоугольник, приблизительно три на четыре метра. Всё стальное, гладкое – и стены, и пол, и потолок. И ни единого предмета. Ни тебе постели, ни нар, ни традиционного тюремного унитаза, а то и легендарной параши. Вообще ничего. Первозданная пустота. Впрочем, это и понятно. Камера предназначалась не для проживания. Скорее уж её стоило рассматривать как плаху.

Сергей уселся на холодный пол и попробовал расслабиться. Без толку. Мозги сверлила назойливая мысль – какой способ они изберут? Бесполезность таких мыслей он понимал. Ничего уже не изменишь, остаётся лишь верить и терпеть. Он надеялся, что вытерпит. И в то же время сосало под ложечкой. Легко было форсить перед Стариком своей смелостью, но вот сейчас, когда отрезаны все пути, а воображение рисует картинки одна страшнее другой, – сейчас всё оказалось иначе.

Пришлось собраться с силами и подавить воображение. Временно. Хотя, может, и навсегда – вдруг приговор приведут в исполнение раньше, чем он вновь раскиснет? Скоро ли Благодетели позабавятся?

Вообще-то ярцевские громилы его разочаровали. И если бы не здешняя техника, то как знать… Конечно, всё это от начала и до конца было махровым пижонством. Из этих стен не выйти посредством рукомашества и дрыгоножества. Но то ли в нём возобладала привычка играть до мата, то ли просто захотелось выплеснуть напряжение.

Сергей вспомнил, как это было. Похоже, Санитары по природной своей тупости так и не смогли понять, что против стиля «танцующий дракон» бесполезны их могучие бицепсы. Хотя если посмотреть беспристрастно – каким же дураком он тогда оказался! Ярцев стоял рядом и скучающе наблюдал за схваткой. Потом, пробормотав «Ну ладно, порезвились и будет», сунул руку в карман пиджака и щёлкнул кнопкой переносного пульта. И тут же ноги Сергея отделились от пола, голова вздёрнулась, а сам он повис на полуметровой высоте, не в силах шевельнуться. Казалось, невидимая исполинская рука схватила его и держит, размышляя, сразу ли убивать или отложить забаву на потом. А Ярцев, мягко глядя ему в глаза (оказалось, он умеет смотреть мягко!), спокойно произнёс:

– Ну и зачем было устраивать весь этот цирк? Взрослый же человек, интеллигент, а ведёте себя как скверно воспитанный мальчишка.

Вот и поиграл до мата. Типичная двухходовка. Мат в два хода. Первый уже сделан, остался завершающий удар.

Но что интересно, не было страха смерти. Того тяжёлого, грызущего страха, что всё кончится, мир исчезнет, настанет последняя тьма и пустота. Нет, мысли вертелись лишь вокруг способа казни. А смерть? Привык он, что ли, за последние дни к её присутствию? Даже хотелось, чтобы всё окончилось поскорее. Может ли быть что-то страшнее ожидания, да ещё в этой железной коробке?