– А дальше?

– А дальше подписи. Мы же не анонимку лепим. Себе дороже.

– Но зачем же так? – испуганно спросила Светлана Андреевна. – Может, не стоит подписываться? Мало ли… Вдруг Сумматор встанет за Петровича? Говорят, они чуть ли не друзья. Нас тогда с дерьмом смешают.

– Эх, Светочка-деточка, – лениво зевнула Елена Александровна, – не знаешь ты жизни. Комиссию-то пришлют в любом случае, что по анонимке, что так. Ты думаешь, письмецо наше сразу на стол к Сумматору ляжет? Его сперва прочитают те, кому по должности положено. Так что без комиссии не обойтись. И так или иначе, но всех просветят. А накатаем мы анонимку, комиссия же не будет знать, что это мы сигнализировали и что, следовательно, нас и подозревать нечего. Ну а если подпишемся – всё в ажуре, нас не тронут. Даже если и просветят со всеми остальными, то без последствий. Сама посуди, твои грешки по сравнению с сигналом – мелочь. Тебя простят. Ещё бы, матёрого преступника разоблачила.

– Что-то ты, Ленка, очень уж уверена, что Петровича в преступники зачислят, – задумчиво произнесла Марва.

– А как же иначе? – Елена Александровна хмыкнула. – Как же иначе? Комиссии свою работу показать надо? Что же это за такая комиссия, которая ничего не вскрыла? Это раз. Во-вторых, они там тоже побоятся. А вдруг потом окажется, что Петрович и впрямь наворотил делов? Получается, они прохлопали? С них же за такое шкуру спустят. Так что верняк, девочки.

Елена Александровна хлебнула из чашки, потом произнесла:

– Впрочем, ты, Светка, можешь не подписывать. Я разве заставляю? Только смотри, узнает о твоих подвигах комиссия…

– Нет-нет, Елена Александровна, – затараторила Светлана, – вы меня не так поняли. Я не отказываюсь, я как все!

– Ну вот, это уже другой разговор, – удовлетворённо хохотнула Елена Александровна. – А ты как, тётя Маша?

– Ох, девчонки, – вздохнула Марва, – я даже прямо не знаю. Не нравится мне что-то ваша затея.

– Наша затея, – строгим голосом поправила её Елена Александровна. – Можно подумать, ты насчёт Петровича была не в курсе. Сама же говорила: «Видала я таких прытких…» Ведь говорила же? Стало быть, знала. Если что, мы со Светкой на тебя ссылаться будем. И получится, что ты знала и не сигнализировала. То есть выходит пособничество. Кстати, сколько тебе здесь осталось, тётя Маша? Год? А потом обратно под солнышко да с кучей денег? Разве не так? Всего год – и дома. Внуков увидишь. Ведь ради них-то и нанималась. Ты подумай, тётя Маша, стоит ли рисковать?

– Ну что с тебя взять, – вздохнула Марва, – подпишу. Только зря ты это, Ленка, делаешь.

– Не зря, тётя Маша, – обиженно и в то же время с какой-то затаённой гордостью сказала Елена Александровна. – Я, если хочешь знать, не о себе только думаю. Я и вас со Светкой вытягиваю. Подруги всё же. Жалко вас. Работаете в Системе, а ничего в ней не смыслите. Ладно. Завтра не спеша, на свежую голову текстик составим. А сейчас давайте чай пить. Сколько времени-то? – Она бросила взгляд на стенные часы. – Скоро уже смена заступает, Людка с Наташкой. Кстати, слыхали? Наташка заявление подала – внеочередной отпуск ей нужен. С чего бы это?

– Да нам-то какое дело? – протянула Светлана Андреевна.

– Ну, не скажи, Светка, – задумчиво отозвалась Елена Александровна. – Мало ли что. Я чего смекаю, девочки, – заговорила она чуть тише, – другие тоже кой-чего почуяли. В смысле Петровича. Унюхали, что события надвигаются. Вот и торопится Наташка поскорее в отпуск, пока не началось. Так что нам поспешить надо, чтобы наш сигнал первым зафиксировали. Кто первый, тому и доверия больше. Вот так-то.

…Костя устал уже стоять неподвижно. Он жалел, что сразу не вернулся в палату. Теперь они подумают, что он подслушивал. Однако не торчать же так всю ночь. Что-нибудь он Наблюдательницам сочинит. Не в первый раз.

Он не спеша пошлёпал в палату. И тут же его окликнули:

– Кто здесь?!

– Это я, Костя, – ответил Костя, неспешно подходя к столу.

– А ну-ка, фамилию говори! – взвизгнула Светлана Андреевна, тараща на него злобные, перепуганные глаза.

Костя не ошибся – щёки её и в самом деле покрывали нервные бордовые пятна.

– Да вы что, Светлана Андреевна, – удивился Костя. – Вы разве не помните меня? Я же Временный Помощник на Группе!

– Не знаю я никаких Помощников! Для нас вы все одинаковы! Ишь, выискался какой! – И пятна на её лице запылали ярче, точно на него брызнули малиновым вареньем. – Грубить мне ещё будет, паршивец! Сейчас вон мигом задницу настегаю! Говори, что здесь делал!

Костя остолбенел. Он уставился в бледно-зелёный линолеум пола, чувствуя, как пылают уши. Ни фига себе заявочки! Да как она смеет такое говорить?! Он что, простой пацан какой-нибудь, чтобы она его так оскорбляла? И кто? Не Марва какая-нибудь занюханная, а Светлана! Да пошла она к свиньям!

– А вы на меня не кричите, – огрызнулся он, отходя на всякий случай подальше от стола. – Я в туалет ходил. Нельзя, что ли?

– Нечего по ночам в туалеты шастать! – визжала Светлана Андреевна. – С вечера надо было ходить! И почему я не видела, как ты туда прошёл?

– Откуда я знаю? – буркнул Костя. – Я что, докладывать вам должен: так, мол, и так, Светлана Андреевна, разрешите мне сходить по-большому? Пошёл себе, и всё!

– Ну ты и хам! – Светлана Андреевна схватила лежащий перед ней Журнал и принялась судорожно листать страницы. – Всё про тебя напишу! – И шариковая ручка нервно запрыгала по бумаге. – Завтра Сергей Петрович тебе такой туалет розгами пропишет – век помнить будешь! А ну, марш в палату, и чтобы ни звука у меня!

– Больно надо. – И Костя небрежной походочкой направился прочь от стола. Было противно. Сзади раздавался свистящий шёпот Елены Александровны: «Не закатывай истерик, дура! Зачем орала? Он же ничего не слышал, а даже если и слышал, то вряд ли что-нибудь понял, он ведь думать нормально не способен. Даром им, что ли, Питьё дают?»

Косте было плевать на этот змеиный шёпот, на Светланины угрозы. Но уши продолжали гореть. А он ещё такое себе про неё воображал. Про Светандру. Тоже цаца нашлась – розгами пугает. Ну ничего, он ей это припомнит…

Сергей дёрнул шёлковый шнурок выключателя. Пора ложиться, иначе потом и впрямь с бессонницей не сладить. Не переходить же на таблетки, как тогда…

Впрочем, сейчас он не ощущал особой разницы. Внутри жила та же самая пустота. Его былой энтузиазм давно уже погорел синим пламенем. Который год приходилось плыть по течению, заниматься привычной работой – сидеть за компьютером в Центре Управления, проверяя состояние Программ, составлять отчёты и, не слишком доверяясь автоматике, лично контролировать Группы. Получать раз в месяц зелёный конвертик с деньгами – бессмысленно огромными и столь же бесполезными здесь. Однако система работает чётко: бухгалтерия выписывает деньги – всякий труд должен оплачиваться. «Вы понимаете, Серёжа, – говорил, бывало, Старик, – мы не можем организовывать наших людей только на основе энтузиазма. Слишком их много, работников, и все они разные. Приходится считаться со сложившимися стереотипами. Да и, как вам известно, низший персонал вообще не в курсе истинной ситуации. Пускай, так будет надёжнее. Кому платят, с того и спрашивают. Так что позвольте дать вам добрый совет – не отказывайтесь от конвертиков, не разрушайте чужих иллюзий. Да к тому же деньги эти могут вам пригодиться. Когда вернётесь…»

Да вот состоится ли возвращение? Он до сих пор не мог понять. Конечно, с мелочёвкой всё ясно. Их – Наблюдательниц, Техников, рядовых Санитаров – нанимали по контракту, лет на десять-пятнадцать. Потом они, по словам Старика, возвращались домой с изменённой памятью об этих годах, а также с весьма приличной суммой. Там, в Натуральном Мире, они хоть в лепёшку расшиблись бы, а таких денег нипочём бы не урвали.

Однако, насколько помнилось Сергею, здешних трудов никто ещё не завершал. Хотя он и не любопытен. Друзей за эти пять лет у него тут не завелось, почти все контакты были сугубо деловыми. Конечно, не считая амурных эпизодов, но и шут с ними. Приключения тела… А так – выбирался, конечно, изредка на пикнички с коллегами-Воспитателями. Пьянки под луной, у костра, анекдоты, рыбалка – вот и всё общение. И пускай в своём деле они, коллеги, соображали неплохо, но культурка их явно подводила. Неудивительно, что в их круг он не вписался – со временем приглашения иссякли, и он опять остался один. Просыпаясь по ночам в горячем поту, из последних сил разрывая липкую плёнку кошмара, он слышал ритмичный стук собственного сердца: «Один. Один. Совсем один».