Хотя я честно старался, как мог. Когда мы шли по правой стороне второго внутреннего дворика, я подробно — и, главное, громко — рассказывал Фишеру о султанских кухнях, включая всю имеющуюся у меня информацию о фарфорах типа «сунг», «юна» и «юнг», однако никто так и не подумал обратить на меня хоть какое-нибудь внимание. Даже не смотрел в нашу сторону. Миллер уже дошел до «Врат блаженства» и стоял там, глядя на них разинув рот, словно прибыл сюда из самой далекой и самой дремучей деревни. Услышав за собой наконец-то наши неторопливые шаги, он немедленно направился в сторону третьего внутреннего дворика.
Я заколебался. Ведь как только мы пройдем через те ворота и войдем внутрь, то «Зала приемов» и библиотека Ахмеда Третьего полностью заслонят нас от зданий музея, открытых для широкой публики, и если оттуда совершенно случайно сюда не выйдет по каким-либо делам охранник — хотя ему здесь, собственно, нечего делать, — уже фактически ничто и никто не сможет помешать нам добраться до той самой заветной двери, от которой у Миллера имелся ключ.
— В чем дело? — прошипел Фишер. — Чего ты топчешься на месте? Что-нибудь случилось?
— Нам ведь велели здесь остановиться.
— Только если на нас обратят внимание охранники.
Тут прямо за нами на каменной дорожке послышалось цоканье чьих-то шагов. Я тут же повернул голову — это был Харпер!
— Продолжайте идти, Артур, не останавливайтесь. — Его голос прозвучал очень тихо, но в нем явственно слышались угрожающие нотки. — Идите, Артур, идите…
Он был уже совсем рядом, метрах в двух-трех, не больше, и, глядя на выражение его лица, я отчетливо понял, что если позволю ему подойти еще ближе, то…
Поэтому я, не дожидаясь, сразу же последовал за Фишером через «Врата блаженства». Такая покорность с моей стороны, очевидно, представлялась Харперу чем-то таким же естественным, как дыхание.
Как он и предупреждал, нам потребовалось сделать ровно шестьдесят шагов, ни больше ни меньше. Причем никто нас не подумал остановить, никто на нас не обратил ни малейшего внимания… Когда мы дошли туда, Миллер уже успел открыть своим ключом дверь и с нетерпением ждал нас. Все, что мне тогда запомнилось снаружи, — это восьмиугольные деревянные нашлепки на мощной двери. А затем я уже стоял рядом с Фишером в узеньком каменном проходе с высоким сводчатым потолком, а Миллер снова аккуратно закрывал дверь на замок.
Длина прохода составляла всего метров семь-восемь и заканчивалась глухой стеной, на которой красовался только деревянный ящик со сложенным кольцами пожарным шлангом. Железная спиральная лестница на крышу была сделана, как следовало из прикрепленной к ней бронзовой дощечки, какой-то германской компанией. Миллер подошел к нижним ступенькам лестницы, поднял вверх голову и, одобрительно покачивая ею, заметил:
— Да, на редкость умная девочка…
Фишер пожал плечами.
— Для того, кто в свое время расшифровывал воздушные снимки для германского люфтваффе, это было, поверь, совсем не трудно, — с плохо скрываемой обидой в голосе заметил он. — То, что она нам рассказала, на фотографии, увеличенной по меньшей мере в несколько раз, без труда увидел бы даже слепой! А нашел ее не кто иной, как я сам. Равно как и изготовил ключ, ну и организовал все остальное…
Миллер довольно захихикал:
— Боюсь, ты несколько заблуждаешься, Ганс. Вообще-то сама идея принадлежит ей, а организовал все Карл. Мы с тобой выполняем всего только техническую работу. Настоящие артисты они, Ганс, а не ты или даже я.
Похоже, он настолько искренне наслаждался этой короткой сценой, что даже вид у него стал еще более, чем обычно, волчьим. У меня невольно засосало под ложечкой…
Фишер, насупившись, но ничего не отвечая, сел на нижнюю ступеньку лестницы. Миллер снял с него пиджак и рубашку, начал неторопливо разматывать шнур с его тощей поясницы и выше. Что ж, раз это делает Фишер, то почему бы это не сделать также и мне? Кажется, теперь терпеть неудобства совсем уже незачем. Поэтому я тоже расстегнул все пуговицы, снял с себя эту чертову «упряжь» и пояс с крючками, которые Миллер тут же соединил. И только затем вытащил из кармана брюк черный бархатный мешочек размером не более чем с мужской носок, с симпатичным шнурком-завязкой и пружинным держателем в верхней части… После чего выпрямился и, бросив взгляд на свои наручные часы, решительно произнес:
— Итак, все готово. Где-то максимум через час с небольшим Джулио и Энрико будут уже в пути.
— А кто они такие? — спросил я.
— Наши добрые друзья, которые в нужное время и в нужное место пригонят сюда для нас шхуну, — ответил Миллер.
— Шхуну? Сюда? Как, интересно, сюда можно пригнать шхуну?
— Не ее пригонят сюда, а мы сами прибудем к ней, — поправил меня Фишер. — Тебе доводилось видеть или хотя бы слышать о дровяных складах вдоль берега у стен старого города? Куда морем доставляют топливную древесину.
Конечно же слышал. Зимой практически весь Стамбул отапливается только дровами. Эти дровяные склады чуть ли не целую милю тянутся вдоль юго-восточного побережья, где глубина позволяет грузовым судам подходить чуть ли не к самому берегу. Так-то оно, конечно, так, но ведь мы все равно находились по меньшей мере милях в двух оттуда!
— Нам что, предстоит срочно научиться летать?
— Нет, — даже не оценив моего замогильного юмора, объяснил Фишер. — За нами заедет наш «фольксваген». — И он усмехнулся. Но почему-то не мне, а Миллеру.
— Может, все-таки объясните, как все это будет, мне тоже?
— Это не наша часть операции, — спокойно ответил Миллер. — Мы должны сделать только то, что нам предстоит сделать сейчас. А потом, когда закончим и покинем сокровищницу, спокойно проберемся над султанскими кухнями до стены «Дворика янычаров», как раз над местом, где в дневное время обычно стоят припаркованные машины. Стена совсем невысокая — всего метров семь-восемь, — так что мы без проблем спустимся там на землю с помощью той же самой блок-тали. Ну а от ненужных взглядов нас отлично закроют деревья. Их там много, и они достаточно густые. Затем…
— Затем, — перебил его Фишер, — затем мы прогуляемся до места, где нас будет ждать наш «фольксваген».
— Ну а мистер Фишер? — обратился я к Миллеру. — Он что, сможет спуститься всего с одной здоровой рукой?
— Легко. Он сядет в «люльку». Для спуска в ней одной руки более чем достаточно.
— Но ведь даже во внешнем дворике мы по-прежнему остаемся внутри музейного комплекса! За его стенами…
— Никаких проблем. Мы найдем, как выбраться оттуда. — Миллер отмахнулся от этой темы пренебрежительным жестом руки и стал глазами искать место, где бы присесть. Таким оказались только ступеньки железной лестницы. Но… — Очень уж здесь все грязно, — жалобно пожаловался он. — И как только эти чертовы турки ухитряются ничем здесь не заразиться? Просто поразительно! Какой-то совершенно непонятный иммунитет. Всего пару тысяч лет назад тут вовсю бушевали эпидемии бубонной чумы, холеры и даже дизентерии. Таким образом…
— Давно уже нет, Лео, — перебил его Фишер. — В свое время они полностью вычистили все ее возможные источники.
— Да брось ты, ничего они не вычистили, — упрямо продолжал гнуть свое Миллер. — Вся эта гадость просто терпеливо ждет их в грязи. И рано или поздно, не сомневаюсь, до них доберется. Слава богу, нас здесь уже, надеюсь, не будет.
Он аккуратно разложил моток шнура на ступеньке и все-таки сел. На него, на тот самый моток. Я тоже сел, искренне завидуя его умению даже в такую минуту не думать ни о чем, кроме своих чертовых микробов и бактерий. В отличие от моих жутких страхов, которые заполняли практически все мое существо, включая сердце, легкие, нервы и даже мое самое слабое место — желудок.
Ровно в пять часов во всех внутренних двориках громко прозвучали звуки гонгов, затем несколько пронзительных выкриков стражей, которые начали тут же медленно, но решительно вытеснять толпы туристов из музея и закрывать на ночь ворота сераля.
Чтобы хоть немного успокоиться, я попытался было прикурить сигарету, однако Миллер тут же меня остановил.
