Харпер, низко нагнувшись, по-прежнему был полностью поглощен винтами обшивки.

Я осторожно проскользнул на сиденье водителя, изо всех сил стараясь случайно не качнуть машину, и перевел рычаг в положение «старт». «Линкольн» слегка дернулся вперед, и в тот же момент я до отказа нажал на педаль газа…

За моей спиной послышался тупой звук падающего тела — это задняя дверь сшибла Харпера на землю, — я резко вывернул руль направо и погнал машину к выезду с парковочной стоянки.

Метрах в двух оттуда я резко ударил по тормозам, и обе задние двери с громким треском закрылись. В зеркало заднего обзора мне было отчетливо видно, как Харпер, неуклюже поднявшись на ноги, побежал к стоянке такси. Я снова до отказа нажал на педаль акселератора, резко увеличил скорость и выехал на дорогу, ведущую на основную автотрассу.

По трассе я успел проехать, не тормозя и тем более не останавливаясь, где-то около мили, когда мимо меня на полной скорости пронесся светло-серый «опель». Правда, в обратном направлении. На мои отчаянные жесты он, похоже, не обратил никакого внимания. Или просто не заметил… Впрочем, единственное, что меня в тот момент по-настоящему волновало, — это убраться подальше от Харпера и его бандитов.

Так я и гнал на полной скорости по направлению к Стамбулу, пока, в очередной раз нервно посмотрев в зеркало заднего обзора, не заметил, что… мой родной светло-серый «опель» снова едет прямо за мной. Вот тут-то я сразу же остановился. Причем, должен заметить, с превеликой радостью.

И не моя вина, что у них ушло так много времени, чтобы наконец-то меня догнать…

— А знаете, Директор вами очень и очень недоволен, — прежде всего довел до моего сведения Туфан.

У меня так и вертелось на языке, что его обожаемый Директор может пойти ко всем чертям, может даже… но я все-таки сумел сдержаться и только умеренно резким тоном напомнил ему:

— Благодаря мне вы получили украденные сокровища. Кроме того, у вас теперь есть настоящие имена и точные описания всех членов банды международных жуликов. Вам известно все, абсолютно все, что ими делалось и, главное, для чего все это делалось. Чего же еще вашему обожаемому Директору не хватает? Чего?

— Чего? Той самой женщины и тех самых троих мужчин! — сердито рявкнул он в ответ.

Вот это и называется пределом нахальства!

— Но ведь не я же дал им возможность сесть в тот самый самолет, на котором они улетели в Рим! — тоже чуть не крикнул я ему.

— Нет, не вы, это точно. Им позволила сделать это ваша глупость. Если бы вы не впали тогда в истерику и остановились сразу же, как только увидели наш «опель», а не продолжали гнать как сумасшедший, они были бы уже в тюрьме. Все четверо! Так или иначе, им удалось увидеть моих людей достаточно близко, чтобы понять собственную ошибку. Информация же от вас нам больше не поступала, поэтому к тому времени, когда нам удалось восстановить с вами контакт, их след уже простыл. Теперь, как говорят, ищи ветра в поле.

— Но ведь их можно арестовать и в Риме. И потребовать выдачи.

— Для требования об экстрадиции нужны достаточно серьезные основания, которых у нас пока, к сожалению, нет.

— Как это — нет? Как это — нет?! Я же рассказал вам, как все происходило. Во всех деталях…

— Ну и что, по-вашему, будут стоить все ваши показания в итальянском суде? — требовательно спросил он, даже не усмехнувшись. — Вы незаконно провезли в нашу страну боевые взрывчатые вещества. Кто может подтвердить достоверность вашей версии последующего ограбления музея султанских сокровищ? К моменту самого первого допроса у них наверняка уже будет копия вашего досье в Интерполе. Ну и что тогда прикажете делать итальянскому суду? Выдавать четырех частных лиц иностранного происхождения только на основании ваших ничем не подтверждаемых показаний? Якобы правдивых показаний! Хотя кто может за это поручиться? Да они нас на смех поднимут. И будут абсолютно правы. Хотя лично нас это, надеюсь, сами понимаете, никоим образом не устраивает.

— Ну а как тогда насчет этих Джулио и Энрико?

— Да никак. Говорят много, но для нас бесполезно. Зафрахтовали шхуну… Решили сходить на ночной лов… Их окликнули какие-то люди в турецкой шлюпке… Сказали, что у них сломался мотор, и попросили подбросить до берега… Что они, согласившись помочь добрым людям, и сделали. Это что, преступление?.. То-то и оно… Не позже чем завтра полиции придется их выпустить. И мы ничего не сможем, да и не захотим поделать. Ваша основная ошибка, Симпсон, заключалась прежде всего в том, что вы не выполняли полученные от нас приказы.

— Да какие, скажите на милость, приказы?

— Те самые, которые я лично давал вам вот в этой самой комнате, Симпсон. Вы должны были регулярно передавать нам все оперативные сообщения, но вы этого не делали. Не знаю почему, но не делали достаточно регулярно. Да, «пустая» сигаретная пачка, которую вы выбросили в том гараже, осталась незамеченной, но ведь у вас были и другие возможности. И не одна… Например, у дворца. Вы могли «случайно» выронить свою лицензию на проведение экскурсий, когда проходили мимо охранника внутрь. Могли придумать что-нибудь еще… Могли, но почему-то не захотели! В силу чего у нас нет иного выбора, кроме как прекратить расследование по данному вопросу. И полностью закрыть дело.

— Включая даже дело о вооруженном нападении на сторожевой пост стратегически важного моста?

Вид у Туфана был совсем как у человека, который, вдруг осознав, что у него расстегнута ширинка, решил, что наилучшим выходом из неудобной ситуации будет просто делать вид, будто ничего не случилось… Поэтому он высокомерно произнес:

— Как было официально разъяснено прессе, это была неудачная попытка определенных политических заговорщиков осуществить террористический акт в форме взрыва товарного поезда.

Ответить мне на это было нечего — во всяком случае, в достаточно вежливой форме, — поэтому я просто пожал плечами и молча уставился на портрет свергнутого Абдула Хамида, висящего над его головой. В дорогой рамке.

Туфан резко встал, как бы давая понять, что беседа закончена, с официальным видом одернул свой френч.

— К счастью для вас, Директор не до конца разочарован исходом этого дела. Во всяком случае, не до самого конца… В распоряжении Бюро оказались национальные сокровища, чуть не ставшие жертвой ограбления, о котором криминальной полиции ничего не было даже известно. Это наглядно доказывает, что мы не зависим от череды событий, а управляем ими, предвидим их и держим под надежным контролем. Определенную пользу в этом процессе, следует отметить, принесли нам и вы. В силу чего Директор лично распорядился поощрить вас соответствующей премией.

— Что ж, вполне заслуженно и логично. Интересно, какой? То есть в каком размере?

— В размере пяти тысяч лир плюс специальное разрешение обменять их на иностранную валюту в виде долларов США или британских фунтов стерлингов. Само собой разумеется, по официальному курсу.

На какой-то момент мне даже показалось, что он просто оговорился. Причем совершенно случайно.

— Лир? Вы, случайно, не ошиблись, господин майор? Наверное, хотели сказать «долларов», так ведь?

— Нет, не ошибся. Я сказал «пять тысяч турецких лир», — недовольно поморщившись, жестко произнес он.

— Но ведь… ведь это всего пятьсот долларов… или… или всего двести фунтов стерлингов!

— Да, вы правы. Приблизительно так. Сюда также входит стоимость вашей дорожной сумки и прочих личных принадлежностей, утерянных в ходе нашей операции. Кроме того, нами уже предприняты должные шаги по снятию с вас обвинений в контрабанде и иных нарушениях закона. Включая направление положительной характеристики вашей деятельности в… Интерпол. — Он значительно поднял указующий перст куда-то вверх. — Полагаю, вы согласитесь с тем, что наше отношение к вам нельзя назвать иначе чем по-настоящему щедрым, так ведь?

Более щедрым мог бы быть разве только удар ногой мне прямо в пах… Я почти открыл рот, чтобы предложить свои услуги по завершению дела в Риме, но вовремя одумался — ничего путного от этих легавых все равно не дождешься! От них одни только неприятности…