Впрочем, похоже, ему не было нужды видеть это — он прекрасно понимал, что именно со мной происходит, и хотел, чтобы я тоже об этом знал. О том, что он тоже знает… Майор взял со стола бутылку, налил в бокал ракии и пододвинул ко мне.

— Впрочем, о степени вашей вовлеченности мы поговорим чуть позже, через минуту-другую, — сухо произнес он. — Сначала давайте обсудим вопрос о вашем паспорте.

— А что тут обсуждать, господин майор? Он просрочен, я этого не отрицал тогда и не собираюсь отрицать сейчас. Но знаете, если бы комендант вашего поста строго следовал букве закона, он немедленно отправил бы меня на греческую сторону границы…

Туфан нетерпеливо пожал плечами:

— Слушайте, давайте сразу же расставим все по своим местам. Чтобы больше никогда к этому не возвращаться. Вы уже совершили серьезнейшее уголовное преступление на турецкой территории. И что, надеетесь избежать естественных последствий только потому, что ваши документы не совсем в порядке? Хотя кому, как не вам, знать, что ваш паспорт просрочен отнюдь не по причинам чьего-то недосмотра или вашей легкомысленной невнимательности. Нет, просто египетское правительство отказалось возобновить его действие, только и всего. Более того, не далее чем два года тому назад они официально аннулировали ваше гражданство на основании того, что в свое время вы сделали несколько ложных заявлений в своих документах для натурализации. — Он бросил беглый взгляд на бумаги в папке. — В частности, вы заявили, что вас никогда не судили за какие-либо уголовные преступления и не осуждали на тюремные сроки. И то и другое было откровенной ложью.

Боже мой, какое же нечестное передергивание вполне очевидных фактов! Такую информацию им могли дать лишь сами египтяне. Мне оставалось только пожать плечами.

— Против этого решения я все это время протестовал и твердо намерен протестовать и дальше…

— Равно как и продолжать пользоваться паспортом, на который утратили все законные права и который не сдали, как положено, в консульство?

— Да, но мое дело, сэр, все еще находится в процессе производства! Окончательного-то решения еще нет! Более того, я уже официально обратился с просьбой о восстановлении моего британского гражданства, на которое, как законный сын британского военного офицера, имею полное право. Собственно говоря, я на самом деле британец!

— Насколько мне известно, британцы придерживаются совершенно иной точки зрения. После всего того, что случилось, думаю, вам их совершенно не в чем обвинять.

— К вашему сведению, сэр, в соответствии с положениями британского Закона о национальной принадлежности от 1948 года я считаюсь британцем до тех пор, пока сам официально и недвусмысленно не откажусь от этого. Чего лично я никогда не делал и, уверяю вас, никогда не сделаю.

— Общие рассуждения в данном случае не имеют никакого значения. Сейчас мы говорим о вашем конкретном деле и о степени вашей вовлеченности во вполне конкретное уголовное преступление. Кроме того, на него не может оказывать влияния тот факт, что вы иностранец. За вас не может вступиться ни консул, ни даже сам посол вашей страны. Которых у вас, кстати, просто нет. Вы ведь гражданин мира, а не какого-либо отдельно взятого государства. И единственный, кто может вам хоть как-то помочь, — это мой непосредственный начальник. Директор Бюро. — Он сделал красноречивую паузу. — Но его еще надо будет постараться уговорить… Вы меня понимаете?

— Да, конечно же понимаю, но денег у меня нет.

Лично мне такой ответ показался абсолютно здравым и разумным, однако у него он почему-то вызвал сильнейшее раздражение: глаза вдруг резко сузились до щелочек, и какой-то момент мне казалось, майор вот-вот запустит мне в лицо своим бокалом с недопитой ракией. Но нет, на этот раз вроде бы обошлось. Он глубоко вздохнул и, чуть помолчав — видимо, стараясь успокоиться, — сказал:

— Послушайте, вам ведь уже за пятьдесят, а вы, судя по всему, так ничему и не научились. До сих пор судите людей по своим абсурдным меркам. Неужели вы искренне верите в то, что меня и моего начальника можно купить? Или, если такое, допустим, возможно, что у вас хватит сил и средств это сделать?

У меня на кончике языка конечно же вертелся простой ответ, что это зависело бы от запрашиваемой им или ими цены, но, раз уж он занял такую позицию, с ним лучше не спорить. Тем более возражать! Особенно в столь чувствительной для всех начальников области…

Майор закурил сигарету, а я, воспользовавшись естественной паузой, позволил себе отпить из моего бокала немного ракии.

— Ладно, проехали, — видимо окончательно успокоившись, деловито продолжил Туфан. — Надеюсь, теперь вы несколько лучше понимаете ваше положение. Или, точнее говоря, отсутствие какого-либо положения. Итак, вернемся к истории, которую вы поведали коменданту таможенного поста до своего ареста.

— Сэр, каждое слово, сказанное мной вашему коменданту, чистейшая правда.

Он снова открыл папку:

— Вообще-то все сказанное вами представляется в высшей степени сомнительным. Ну что ж, давайте посмотрим… Итак, вы заявили, что некий американец по имени Вальтер К. Харпер попросил вас за определенную плату — точнее, за сто американских долларов — перегнать автомашину марки «Линкольн», принадлежащую некоей фрейлейн Липп, из Афин в Стамбул. Вы согласились, так ведь?

— Да, так.

— Причем согласились даже несмотря на то, что ваш паспорт был, мягко говоря, не совсем в порядке?

— Сэр, тогда мне даже в голову не пришло, что он давно просрочен. Ведь последний раз я пользовался им несколько месяцев тому назад. А дело было крайне срочным. Все пришлось делать буквально за несколько часов. У меня едва хватило времени упаковать дорожную сумку. К тому же все прекрасно знают — поездки с просроченными паспортами далеко не такая уж редкость. Спросите любого в международном аэропорту, и они охотно вам подтвердят это. Вот почему паспорта у пассажиров всегда проверяют еще при взвешивании багажа. Чтобы избежать возможных проблем или даже осложнений там, уже на другой стороне границы. А в случае со мной на греческой стороне паспорт практически никто и не проверял. Просто мельком на него взглянули, и все. Зачем? Я же выезжал из страны. И значит, их уже совершенно не интересовал.

Внимательно меня выслушав, Туфан чуть подумал, затем кивнул:

— Да, такое конечно же вполне возможно, и к тому же у вас имелась достаточно весомая причина не думать о просроченной дате в вашем паспорте. Египтяне в любом случае не собирались его продлять. Таким образом, данное объяснение, по-моему, в общем-то приемлемо. Что ж, хорошо, тогда пойдем дальше. — Он снова опустил глаза в раскрытую папку. — Вы сказали коменданту, что подозреваете этого Вальтера Харпера в нелегальной перевозке наркотиков, так?

— Да, так.

— Настолько, что даже попробовали проверить всю машину после того, как выехали из Афин?

— Да, настолько.

— И тем не менее, все-таки решили продолжить поездку…

— Да, поскольку мне за нее обещали сто, целых сто американских долларов.

— Это была единственная причина?

— Да, единственная.

Он покачал головой:

— Нет, так у нас дело не пойдет.

— Но, сэр, я говорю вам чистую правду!

Майор вынул из папки какую-то бумажку.

— История вашей жизни отнюдь не внушает большого доверия.

— Испортить человеку репутацию легче легкого, сэр.

— Да нет, скорее всего, вы сами ее заслужили. Собственно, наше досье на вас началось еще в пятьдесят седьмом. Тогда вас несколько раз задерживали за различные мелкие прегрешения, но оштрафовали только за одно. Остальные полиции доказать не удалось.

— Все эти задержания были надуманными с самого начала.

Не обратив на мою ремарку ни малейшего внимания, Туфан тем же самым тоном продолжил:

— И тем не менее, на всякий случай мы запросили Интерпол, и что бы вы подумали? К нашему глубочайшему удивлению, материалов на вас там оказалось более чем достаточно. Например, им известно, что в свое время вы занимались ресторанным бизнесом…