Мир показался таким ярким, настоящим, живым, каким он никогда раньше перед Порошиным не представал. Маг с изумлением, точно в первый раз, рассматривал мигающие в вышине звёзды - такие нечеловечески далёкие и в то же время близкие, кажется, руку протяни - достанешь. Слушал шелест утреннего ветра, свист синицы, первые далёкие залпы орудий - похоже, немецких. Всё это - и запах травы, сырости и гниения, тусклый свет уходящей ночи, травяная кочка, упирающаяся в лопатку, дыхание лежащей рядом девушки - всё внезапно слилось для него в одно щемящее осознание жизни, неповторимости и быстротечности каждого её мига. И он мог только удивляться, как не видел, не чувствовал этого раньше...
Судя по всему, посмертница чувствовала тоже что-то подобное, потому что вздохнула полной грудью и пробормотала:
-Ой, хорошо-то как... Вы как, товарищ Порошин?
-Жив, - ответил маг. - Очень... жив.
-А, - засмеялась посмертница. - Это нормально, обычная реакция психики на контакт с Серой Дорогой. Но знаете, по опыту скажу - привыкнуть невозможно. Ни к Дороге, ни к этому вот... откату. Каждый раз как впервые.
-И как вы только выдерживаете, - искренне сказал Порошин.
-Ничего, это не сложнее, чем вам к минным полям магоборонку цеплять...
Она умолкла и какое-то время молчала, глядя в небо. Порошин не решался повернуть голову и посмотреть на неё.
-А вы созвездия знаете? - внезапно спросила она. - Я в школе астрономией увлекалась, в кружок ходила.
-Знаю немного, - ответил маг. - Вот, над нами Кассиопея, похожа на перевёрнутую букву М. Вон - Большая Медведица, да её кто ж не знает...
-А Полярную звезду находить умеете?
-Умею.
Она засмеялась, как будто он подтвердил что-то для неё важное.
-Знаете, я всегда после работы... когда возвращаюсь... если ночью, конечно... стараюсь Полярную звезду отыскать. Как маячок. Словно она меня обратно к живым привела. Смешно, правда?
-Ничего не смешно, - Порошин наконец решился и повернул голову. Посмертница лежала, глядя в небо, и на фоне светлеющего востока её профиль вырисовывался чёткой, правильной линий. Порошин с замиранием сердца понял, что этот миг он запомнит надолго. Очень надолго.
-Ничуть не смешно, - повторил он. - Вы же и впрямь с того света возвращаетесь...
Она внезапно поняла, что её разглядывают. Резко села, нащупала упавшую пилотку, надела не глядя. Поднялась, опершись на ближайший памятник.
-Извините меня, - сказала скованно. - Я совсем не то должна была говорить... Спасибо вам, товарищ Порошин. Если б не ваша помощь - мне эту немецкую заслонку в одиночку ни за что не убрать... Прорыв случился бы, народу бы погибло...
-Мы оба старались, - дипломатично ответил маг и тоже поднялся. - Пойдёмте, вам отдохнуть надо и поесть.
-Некогда, мне в дивизию возвращаться, - и она с прежней решительностью - хотя куда медленней - зашагала к окраине рощи, где два часа назад привязала коня.
'Вот это девушка! Кремень...'
-Спасибо ещё раз, товарищ Порошин! - крикнула она, уже вскочив в седло. - Я в рапорте о вас напишу. А вы, если нужда возникнет, обращайтесь! Ну, бывайте здоровы, товарищ маг-лейтенант!
-И вы, товарищ маг-капитан, - ответил Порошин, глядя, как скрывается в утренних прозрачных сумерках силуэт всадницы.
'Вот это девушка! Как жаль, что я её при дневном свете не увидел. Встретимся ли ещё?..'
Он повернулся, чтобы удостовериться, какие на погосте надлежит провести восстановительные работы, когда рассветёт, и только тут сообразил, что забыл попросить посмертницу проверить его на наличие посторонней магоактивности.
Забыл он про своего потустороннего гостя. Расслабился и забыл. Олух!
Ругаясь, на чём свет стоит, маг обревизировал кладбище, вернулся в хутор, в самую большую, частично разрушенную хату, бывшую ранее районным сельсоветом, при оккупации - комендатурой, а теперь занятой штабом полка, нашёл свободный угол и повалился спать.
Хотя бы часа на два.
...Сонное утреннее марево стоит над степью. Солнце, похожее на огромную клюквину, запуталось в тумане, висит низко над горизонтом. Духота. Ночью была гроза.
С вершины кургана видно далеко: бескрайняя, великая степь, вечная, как само это солнце. Невдалеке от кургана - распадок, по дну которого течёт ручей. Хорошо поить коней. Дозорные потому здесь и встали - и татары тоже будут здесь останавливаться. Уже скоро, совсем скоро.
Солнце поднимается чуть выше, туман редеет. Степь по весне пестрит цветами - здесь, на шляхе, где трава ниже, это особенно заметно. Птицы начинают утреннюю перебранку. Пчёлы гудят, перелетая низко над травой. Всё это сливается в один немолчный, деловитый гул. Гул становится всё громче, всё тревожнее, накатывает грозовой тучей...
-Ты что, Микифор, спишь? - кто-то толкает в бок. Приятель... ох, забыл имя, совсем забыл. А вот русую бородку, глаза голубые, сумасшедшие, да вышитую по вороту репьями рубаху - вспомнил. - Совсем с глузду съехал... Идут же. Доспишься, зарежут.
-Где?
И впрямь, не почудился в весёлом гудении степи далёкий зловещий гул. Идут... Ещё не видать, только слышен слитный звук тысяч и тысяч копыт.
-А дозоры, должно, уже где-то окрест шныряют... А мы и не видим.
-Будешь спать - и татар проспишь...
На горизонте, в туманном мареве, что-то сдвинулось, появилась тёмная полоса. Покуда узкая, неровная, словно бы дышащая. Если подождать - распадётся на отдельные точки - сотни, тысячи, десятки тысяч всадников.
-Гони к засеке, что есть мочи. Доложишь, дескать, идёт орда, нынче больше, чем по осени. А я за тобой погоню - подожду ещё, чтоб число узнать, хотя б в передних отрядах.
-С глузду съехал, - бормочет приятель. Он жуёт травинку, а сам не сводит с горизонта напряжённого взгляда. - Поймают тебя, прирежут.
-Не более тебя съехал. Хоть один из нас да от татарского дозора уйдёт... Давай, гони.
-Не усни смотри, братец...
Приятель поднимается, пригнувшись, чтоб не так видно было его на вершине кургана, и уходит. Через минуту слышен стук уносящихся вдаль копыт.
А дозорный остаётся - подпуская врага ближе, ближе, ещё ближе. Солнце поднялось и печёт сквозь рубаху спину. Звенит степь, но уже не так весело, как прежде, а грохот татарской конницы громче и громче, точно налетающая буря. И уже видны точки-всадники, рассыпавшиеся во весь горизонт, и торчащие пики, и ветер доносит слабый пока что запах конского пота и пыли.
Пора!..
Порошин проснулся как от удара, и некоторое время не мог понять, где находится. Степь, дозорный... что за сон, нечисть его забери? Порошин сны видел редко, а уж таких ярких и подавно упомнить не мог. Должно быть, ночные кладбищенские приключения поспособствовали... Вот так, не зря говорят, что свяжешься с посмертниками - сам с ума съедешь.
С глузду...
Порошин вздрогнул и усилием воли отогнал видение.
Штаб работал, по коридору кто-то пробегал туда и сюда, слышались голоса, стук каких-то перетаскиваемых вещей, кто-то ругался, что связи нет, кто-то звал какого-то сержанта... Всё, как обычно. Мага не трогали - наверно, комполка велел дать ему отоспаться.
Интересно, а как там посмертница, как её... товарищ маг-капитан Степанцова? Тоже отсыпается, небось, или к новому кладбищу помчалась? Железная девица, что говорить...
-Товарищ лейтенант! - в каморку, где на расстеленной на полу шинели отсыпался Порошин, заглянул один из штабных писарей. - К товарищу Климовичу, срочно!
Ага, вот и дал тебе комполка отоспаться - самолично требует. Порошин поднялся, на дворе поплескал в лицо водой из ведра, в котором плавала привядшая трава, и пошёл являться к командиру. Сон окончательно так и не отпустил - где-то на краю сознания всё ещё гудела под копытами татарской конницы весенняя степь.
-Порошин, поднялся? Вот и славно, - командир, подполковник Климович, собрал у себя, кажется, всех полковых офицеров. В комнатушке с единственным колченогим столом яблоку негде было упасть: комбаты, штабные, сапёры, обозники даже. Но, похоже, что совещание заканчивалось - комбаты, по крайней мере, собирались уходить.
