«Факты эти научно наблюдены и точно установлены, и невозможно объяснить иначе назначение и расположение разных органов цветка, — заключает Метерлинк. — Надо поверить очевидности. Эта невероятная и успешная уловка тем более поразительна, что она не стремится к удовлетворению потребности в питании, непосредственной и неотложной, обостряющей самые тупые умы; она имеет в виду отдаленную цель: продолжение вида».

Некоторые европейские орхидеи, чтобы задержать насекомое на то время, пока на них не затвердеет липкий диск прилипальца, прибегли еще к одному хитроумному приспособлению. Как бы мы ни старались обнаружить хотя бы малейшую капельку нектара в их шпорцах, нам никогда это не удастся. Он всегда пуст. Желанный напиток заключен между его двойными стенками, и, чтобы до него добраться, насекомое должно проколоть хоботком внутреннюю стенку…

В лице огромного большинства растений опыляющие их насекомые имеют верных друзей, которые редко обманывают их ожидания. За небольшую, но жизненно важную для них услугу цветы честно кормят своих опылителей, стараясь угодить их потребностям и вкусам. Но, оказывается, и среди цветов есть «неблагодарные». Они заманивают к себе насекомых, но, пользуясь их услугами, ничего не дают взамен.

Так «нечестно» поступает с мелкими дикими пчелками наша красивая лесная орхидея венерин башмачок, занесенная теперь в Красную книгу. Названа она так потому, что нижний лепесток ее венчика похож на низкий башмачок с узким входом. Он ярко-желтого или розового цвета. Остальные лепестки красно-бурые и обычно имеют форму ланцетовидную. Пчелок привлекает в цветке яркая окраска и тонкий ванильный аромат. В надежде найти нектар пчелка забирается через входное отверстие внутрь башмачка, но ничего в нем не находит. Тогда она пытается выбраться на свободу, но над ней со всех сторон нависают сводчатые стенки башмачка, преграждающие обратный путь. Оказавшись в западне, пчелка начинает в беспокойстве метаться по дну. Наконец, она замечает по бокам два маленьких окошечка. Чтобы до них добраться, ей приходится проползти сначала под рыльцем. Затем в попытках выбраться из плена она проползает через окошечко — а сделать это нелегко, так как его отверстие очень узкое, — и при этом непременно задевает за пыльник одной из двух тычинок, торчащих у каждого окошка, и обмазывается пыльцой.

Как ни странно, но неудачный опыт пчелку отнюдь не вразумляет, и, едва выбравшись из одной западни, она тут же летит на другой цветок, где повторяется та же история. В долгих поисках выхода она снова проползает под рыльцем к одному из окошек, оставляя на нем пыльцу от предыдущего цветка. Когда она вновь выбирается на свет, то уносит с собой новую пыльцу.

Случается, что мытарства простодушной труженицы кончаются трагично. Если пчелка почему-либо не в состоянии пролезть через окошко, она неминуемо погибает голодной смертью. Но в этом случае и башмачок оказывается в проигрыше: ведь его пыльца пропала даром. Тут «эгоизм» цветка оборачивается против него самого. К счастью, таких «коварных» растений немного.

Любознательного читателя, конечно, заинтересует, каким образом подобным растениям удается обманывать насекомых и почему последние не в состоянии извлечь урок из своих неудачных опытов. Может быть, у мелких пчел слабее развит «интеллект» или слишком короткая память? А может быть, задача опылять была специально заложена в программу их инстинкта той же мудрой природой, которая лишила некоторые цветы «чувства взаимности»? Прежде чем выносить суждение о недостатке «умственных способностей» обманутых пчел-дикарок, нужно провести соответствующие эксперименты, а их пока никто не ставил. Что же касается второй гипотезы, то в случае, если она подтвердится, объяснить явление, не прибегая к допущению намеренных действий со стороны насекомого, будет нелегко.

А между тем среди тесных союзов растений и насекомых-опылителей, проводящих друг с другом не какие-нибудь считанные минуты, а важнейшую пору жизни, есть по крайней мере один уникальный пример. Это мексиканская юкка (ее часто держат в комнатах) и моль пронуба.

Гусеница этой маленькой ночной бабочки с серебристыми крыльями рождается в цветке юкки. Для этого самка пронубы в одну из теплых южных ночей, когда юкка выбрасывает длинную свечу благоухающего белого соцветия, проникает в один из цветков-колокольчиков, проделывает яйцекладом отверстие в его завязи и откладывает в него несколько малюсеньких яичек. Через два-три дня из них вылупляются крошечные «червячки», которые начинают питаться семяпочками завязи. В этом и состоит, пожалуй, единственный урон, который насекомое причиняет гостеприимному растению. Но его семяпочек, оставшихся неповрежденными, с лихвой хватает на продолжение собственного рода. Выросшие гусеницы покидают завязь и на нитях, выделяемых особыми железами, опускаются на землю. Там они окукливаются. Через год, когда юкка опять зацветет, из коконов вылетают бабочки, самки которых после роения снова торопятся вверить цветкам свое будущее потомство. Замечательно, что, если юкка какой-то год предпочтет отдохнуть от цветения, куколки бабочки останутся в почве до следующего года. Поразительно, как только они об этом «договариваются»?!

Но вот та уникальность в поведении моли, которая до сих пор ставит биологов в тупик. Оплодотворенная самка, как это часто бывает у мелких бабочек, живущих каких-нибудь несколько дней, ничем не питается. Забираясь в первый цветок юкки, она собирает пыльцу, скатывает ее в шарик, чуть ли не втрое превосходящий по величине ее собственную голову, и, прижав его хоботком к «подбородку», перелетает на цветок другого растения. Ничего другого она в первом цветке не делает.

Во втором цветке самка в первую очередь откладывает яйца. Выполнив это основное назначение любого живого существа (ради которого оправданы и могут быть рационально объяснены какие угодно, пусть самые сложные, действия), самка доползает по столбику пестика до рыльца и, крепко удерживаясь ножками за столбик, заталкивает головой в углубление рыльца принесенный комочек пыльцы (!). Действие, которое все прочие насекомые совершают автоматически, попутно с делами сугубо «личными», юкковая моль проделывает специально и уже после того, как выполнит долг перед собственным родом! По каким критериям прикажете в этом случае провести грань между поведением неразумной «букашки» и намеренными действиями человека, производящего искусственное опыление?!

Со времен Дарвина в биологии утвердилось представление, что приспособления, выработанные тем или иным видом, не могут быть направлены на пользу другому виду. На этом зиждется весь рациональный смысл дарвинизма. С раскрытием сущности мутуалистических симбиозов это положение претерпело первое ограни-чение. Стало ясно, что в мире беспощадной борьбы за жизнь есть место и для «разноплеменных» союзов, в которых на основе взаимности и при условии непосредственного извлечения какой-то выгоды особи одного вида могут приносить пользу особям другого. Приведенный пример с юккой и молью в конечном счете укладывается в этот «устав» симбиоза. Но глубокой тайной остается вопрос с том, как сложилось целенаправленное поведение моли.

Впрочем, мы немного забежали вперед, затронув одну из проблем, о которых специально пойдет речь в конце книги. Вернемся лучше к нашей теме и расскажем теперь о насекомых и некоторых высших животных, которые не хуже их справляются со своими «обязанностями» перед цветками.

А. С. Пушкин

Среди громадной армии шестиногих опылителей первое место, бесспорно, принадлежит пчелам и шмелям. Какие только растения они не опыляют! Это благодаря их титаническому труду плодоносят наши сады, ягодные кустарники, бахчевые и технические культуры, кормовые травы, многие деревья, лесные и полевые цветы. С ранней весны и до начала осени, пока на кормление расплода требуется пыльца, над садами, полями и лугами не смолкает их деловитое гудение. Во всех странах и на всех континентах, там, где только есть цветы, трудятся и их перепончатокрылые опылители. В нашей стране свыше сотни важных сельскохозяйственных культур не способны плодоносить без опыления пчелами.