Нет, я знал, конечно, что здесь дремучее средневековье, но как-то не предполагал, что настолько…
Метательный рычаг в этой «катапульте» крепился в раме вертикально и намертво, и метание снаряда происходило исключительно за счёт сгибания и последующего разгибания этого рычага. По сравнению с этим тот факт, что метательный рычаг заканчивался ложкой, а не пращой, было уже малосущественной деталью. Неужели за столько веков существования здесь цивилизации никто не додумался до торсиона или противовеса? Ладно, торсион – луки-то здесь есть… Кстати, арбалетов я до сих пор так и не встретил. Но луки есть, и неужели здесь не нашлось местного Кулибина, который додумался бы сделать большой композитный лук и поставить его на станок? А там уже и до баллисты недалеко.
- Ярл, - я повернулся к ярлу Балгрууфу, - здесь требюше, онагр, баллисту знают?
Собственно, как названия этих метательных машин звучат на нордском, я не знал, но прикинул, что эти термины во всех европейских языках должны иметь похожее или по крайней мере узнаваемое произношение, но ярл уверенно ответил, что ему известна только баллиста, которая, однако, много лет уже не используется, потому что утерян секрет её изготовления. Вызванный им мастер-оружейник повторил слова ярла.
- Торсион, - без особой надежды спросил я, - знаете, что такое?
Нет, не знали.
Я ещё раз осмотрел раму и рычаг катапульты. По-хорошему, требюше более эффективно и долговечно, чем онагр, но катапульту с такой конструкцией проще переделать в онагр. Я спросил у ярла разрешения поковыряться с этой машиной, он согласился, пояснив, что толку от этих машин почти нет, так что если я одну из них испорчу, ничего не изменится.
Я смутно помнил, что для онагра массой в две тонны нужно конского волоса сто пятьдесят килограмм. На глаз масса вайтранской катапульты составляла сотни три килограмм, значит, верёвок для торсиона понадобится килограмм двадцать пять. Я объяснил мастеру-оружейнику, что мне надо, и для наглядности смастерил макет онагра. Мастер заинтересовался, вспомнив, что что-то подобное он уже видел в Хай Роке, только это было давно, лет двадцать назад.
Двое подмастерьев приволокли верёвок из конского волоса, мы с мастером, который оказался бретонцем и которого звали Хавьер, сняли метательный рычаг с рамы и просверлили в ней отверстия для верёвок. Пока подмастерья примеривались, как закручивать верёвки, мастер осмотрел метательный рычаг, убедился, что он не высох и не изогнулся за время бездействия, спилил с него ложку и вбил в его конец два крюка: один для постоянного закрепления пращи, другой – для временного. Как именно должны были крепиться эти крюки, я не помнил, но это можно будет потом проверить на опыте.
Через пару часов торсион из конского волоса был закручен, и в него был вставлен метательный рычаг. Одному из подмастерьев было велено обивать стопорную балку, о которую при выстреле должен будет ударяться метательный рычаг, войлоком, а мы с мастером и другим подмастерьем принялись обсуждать устройство воротного механизма, который должен был после выстрела пригибать метательный рычаг к земле. Потом к нам присоединился кузнец Йорлунд, потом ещё какой-то щуплый костистый данмер. К вечеру мы сообразили небольшой ворот, соответствовавший размерам онагра, к концу рычага прикрепили металлическое кольцо, а к раме – подвижный крюк с привязанной к нему верёвкой; когда рычаг пригибался к земле, кольцо цеплялось за этот крюк, а когда требовалось выстрелить, воин дёргал за верёвку и выдёргивал крюк.
Испытания новоиспечённого онагра проводили уже утром следующего дня. Машину две коренастые скайримские лошадки по пандусу втянули на стену, а подмастерья натаскали камней для снарядов. Первые три выстрела были неудачными, потому что свободный конец пращи отцеплялся или слишком рано, в результате чего камень улетал вверх и падал всего в нескольких метрах перед машиной, или слишком поздно, и он улетал под машину. Когда мы подобрали нужный угол изгиба крюка, выяснилось, что торсион плохо закреплён, и рычаг ходит в нём. Когда было исправлено и это, онагр наконец-то выстрелил, и зрители восторженно заорали и зааплодировали. Трёхкилограммовый снаряд улетел вперёд метров на сто пятьдесят, что для Скайрима было фантастической дальнобойностью. Конечно, стой наш онагр не на десятиметровой стене, а на равнине, дальность полёта снаряда была бы куда скромнее, от силы метров сто, но и это в любом случае было значительно больше сорока метров, на которые были способны местные катапульты.
Запас прочности наш онагр показал равным восьмидесяти выстрелам; на восемьдесят втором метательный рычаг с громким треском переломался пополам. Последующий осмотр показал трещину и в стопорной балке, наполовину порвавшийся торсион и разболтавшийся стопорный крюк. Мастер решил, что машину ещё есть смысл восстанавливать, потому что опорная рама цела, а остальные детали можно заменить. Я прикинул, что оставшиеся четыре катапульты мы превратим в онагров за два дня, а нападение Ульфрика может состояться и через неделю, и через две – по крайней мере, так оценивали местные военные аналитики. Лично я на месте Ульфрика нападал бы как можно скорее, пока гарнизон Вайтрана не успел получить подкрепления из Солитьюда, и поэтому промедление в недели казалось мне странным и нерациональным. Но если так, то у меня останется время соорудить небольшой требюше, примерно соизмеримый с местными катапультами, и попробовать изготовить порох.
Через шесть дней у нас было уже пять онагров (точнее, четыре с половиной, потому что наш первый долго не должен был протянуть), и ручной требюше с небольшим противовесом. Требюше этот мы с Хавьером собирали скорее как макет, чем как реальное орудие, потому что я раньше никогда строительством метательных машин не занимался, знал их только в теории и предвидеть все нюансы и подводные камни никак не мог, а если уж портачить, то лучше на макете. Для рывка на этом требюше требовалось десять человек плюс ещё один заряжающий, но он метал камни весом до десяти килограмм на сто пятьдесят метров – это с десятиметровой городской стены, и имел скорострельность шесть выстрелов в минуту. Хотя наш макет долго продержаться был не должен – мы его столько раз перераспиливали и пересверливали, подбирая оптимальную конфигурацию, что конструкция потеряла первоначальную прочность.
А вот с порохом ничего не получилось. Для его изготовления, насколько я помнил, нужно семьдесят пять процентов селитры, пятнадцать – угля и десять – серы, ну или примерно в таких пропорциях. Хотя возник вопрос, проценты считать от массы или от объёма вещества. С углём проблем в Скайриме не было, сера использовалась в некоторых лечебных мазях, добывалась в горячих серных источниках южного Истмарка и тоже диковинкой не являлась. А вот объяснить местным алхимикам и шахтёрам, что такое селитра, я не смог: мало того, что я не знал перевода этого слова на шведский или на нордский, так ещё и не мог внятно описать, как селитра выглядит. Белая, кристаллическая, минерального происхождения – и всё. Соль тоже белая и кристаллическая и минерального происхождения. Из возможных способов получения селитры я вспомнил только средневековые селитряницы: берётся куча человеческих испражнений, смешивается с известью, перекладывается соломой, закрывается от дождя и солнца и остаётся гнить несколько лет. Потом как-то обрабатывается поташом, промывается, и на выходе получается селитра. Но при такой технологии селитры придётся ждать года два или три, а когда я описывал этот способ «производства» местным алхимикам, они только морщили носы и утверждали, что такого не знают. Так что от пороха пришлось отказаться, по крайней мере, пока. Вместо этого часть снарядов для онагров обмотали промасленной тканью – чтобы поджигать перед выстрелом. Конечно, зажигательный эффект важнее при осаде, а не при обороне, но в любом случае, такой снаряд будет действенней, чем обычный камень. Правда, для стрельбы ими пращу придется смочить водой – иначе мы рискуем сжечь собственные метательные машины.
