Ему же постоянно руки связывали, к седлу приторачивали, при первой же попытке бегства выстрелили бы в спину. И он сбежал?

— Да, — капитан спокойно встретил мой взгляд, иронично скривив губы.

Я не верил Меченому ни на грош. Нет, все логично, и я не сомневаюсь, при первой возможности переводчик сделал бы ноги. Но у него не должно было быть такого шанса. Я скорее поверю, что капитан застрелил беглеца в спину, чем в то, что он равнодушно признается в бегстве пленника. А с другой стороны, кто мне Тониар? И кто — человек, сидящий сейчас передо мной? Один, при всей его важности и талантах, — убийца и негодяй. Второй только что спас мне жизнь. А потому я просто закрыл глаза. Сбежал и сбежал.

— Жаль, надо было ему в спину выстрелить, что-ли…

— В следующий раз, обязательно, — иронично ответил капитан.

Я усмехнулся в ответ. Жизнь продолжается, несмотря ни на что, и все остальное от лукавого. И пусть чистоплюи упиваются правдой и наслаждаются ее перегаром — я точно знаю, что узнать истину — не всегда лучший выход. Иногда слишком поганый у нее привкус. Меченый выстрелил переводчику в спину? Зарезал ночью, чтобы не рисковать? Зарезал просто так, вспомнив былое? Не имеет значения.

— Теперь у нас нет проводника.

— Я же и говорю, надо возвращаться, — Меченый достал флягу с водой, зубами вытащил тугую пробку и сделал несколько глотков, после чего протянул мне. Я тоже пригубил, хотя пить не хотелось. Наглотался я ледяной воды в той пещере, на полжизни хватит.

— Нет, надо идти вперед, капитан. Больше некому, да и близко уже.

Меченый пожал плечами и повесил фляжку обратно на пояс.

— Тогда пошли?

Нам всем досталось за эти долгие месяцы, дни даже не слились — сплавились в бесконечную полосу испытаний. Ничего, так закаляют сталь. К чему бы это вспомнилось?

Несмотря на смерть Тониара (я не сомневался, что нам уже не суждено встретиться с бывшим конвоиром и старшим помощником Высших, по крайней мере, на этом свете), у нас оставался шанс. Вряд ли в этих горах много таких рек, режущих горный хребет поперек, а значит, нужно просто идти вдоль нее на юг и искать ответвление — небольшой приток возле фигур каменных исполинов. Что имел в виду Тони, я так и не успел спросить, уже не спрошу, но и так попробую обойтись. Не думаю, что здесь на каждом углу исполины стоят и прохожих разглядывают. Интересно, что это на самом деле? Скалы? Истуканы? Силуэты гор? Ладно, на месте посмотрим.

Нас оставалось совсем немного. Мы с капитаном, Мышок, Драный с напарником, один из оставшихся охотников, пара лаорцев и солдаты Меченого, отправившие ловцов Рорка в так любимую ими Тьму. Поодиночке. Сначала часового, оставшегося охранять лошадей, когда его напарник побежал на крики и вопли проснувшихся и не обнаруживших пленников Тхонга. Потом и напарника, когда тот получил приказ возвращаться назад. Потом двоих Рорка, оставшихся в основном лагере, — они не ждали атаки в спину и пытались рассмотреть, что же происходит вверху на тропе, петляющей в горах.

Потом погибли трое ловцов, первыми потянувшие пойманных беглецов в лагерь. В этот раз один из лучников промахнулся с близкого расстояния, и пришлось нескольким оставшимся в отряде лаорцам решать проблему. Мечами. За ними к лагерю спустилась большая группа воинов Тхонга, отосланная командиром обратно. С пленниками и в плохом настроении. Залп из пяти луков и двух арбалетов не мог быть сокрушающим — в последующей за ним рубке погиб один из солдат далекой Лаоры и двое пленных, просто подвернувшихся под руку.

Когда все закончилось, мы отпустили крестьян, шедших со мной в одном конвое. Они — не солдаты и помочь нам могли только одним — свои уходом. Я нарисовал им красочную картинку того, как ждут и награждают всех пришлых в разоренном Валенхарре, и они ушли на север. Если пойдут к Логору, то выживут, вот только ждет их там каторжный труд, а все красочные картинки придут позже. Если вообще придут.

Слипшиеся от пота волосы ничтожных были измазаны в грязи, черные пятна превратили изможденные лица в маски пострашнее шаманских. Люди и так отвратны, но сейчас смотреть на суетящихся под ногами рабов было особенно противно. Свиньи. Но и свиньи могут приносить пользу. Вот и Мер То наблюдал за кипящей в лагере работой и жалел только об одном — слишком мало у него рабов. Ничего, скоро вернется сын, и он приведет пару тысяч захваченных пленников. Тем более, что работники из ничтожных получаются лучше, чем воины. А там и Хува подтянутся — нет никого, кто бы умел так хорошо собирать разбежавшихся рабов по окрестностям. То, что люди пригодятся, Мер То знал и раньше, но сейчас на них были особые планы.

Мер То смотрел на хаотичное мельтешение потных и грязных тел, на первый взгляд, беспорядочное и бессмысленное. Но Вождь Клана Заката давно уже привык не доверять первому взгляду, чтобы там кто не советовал. Настоящие планы всегда похожи на черную воду, смотришь в нее, а видишь только свое отражение и ничего больше. Настоящие планы становятся понятны врагу лишь за мгновение до его смерти.

Узнав, что Клан Заката решил занять правый берег, Косорукий взъярился. Но слишком бурным и показательным был протест, слишком быстро Тени смирились. Потому что были причины. Атаковать восточное крыло Бабочки всегда считалось менее тяжелой задачей. Потому что стены ниже. Потому что нет рва под стеной. Потому что там равнина, а не холмы. Периметр укреплений больше, и ворот трое, вместо двоих на западе. Да и дворцов, минаретов, значит, и богатств на востоке намного больше. Косорукий еще и спасибо сказать должен был за выбор Мер То. Не сказал.

Мер То ухмыльнулся. Настоящие планы всегда оказываются не тем, чем кажутся на первый взгляд. И сейчас у Вождя Клана Заката тоже был план. Именно поэтому захваченные по дороге рабы не проданы за гроши, а рубят леса вокруг и возводят широкие деревянные щиты высотой в пять ростов взрослого Рорка. Именно поэтому они собирают огромные телеги и обивают их железными щитами. И баллисты, разобранные после захвата Иллиона, устанавливают вдоль реки. И требушеты.

Рабы нужны. Много. Бывшие солдаты — с их привычкой подчиняться и терпеть тяготы походной жизни. Рудокопы — для земляных работ. Крестьяне — для переноски тяжестей. Женщины. Дети. И Алифи. Особенно — Алифи.

А еще нужны Тхонга, пусть даже в качестве не рабов, а союзников.

Командир Тхонга молча стоял рядом, внимательно разглядывая приготовления в лагере шаргов. Ничего он не поймет — Мер То специально запретил начинать основные работы до этого разговора.

— Как мой подарок? Жив еще?

— У меня отменный лекарь, Вождь. Тот Алифи будет жить.

— Хорошо. Что ты видишь вокруг?

Тхонга хмыкнул, еще раз обвел взглядом бурлящий лагерь и ответил:

— Похоже, ты точно знаешь, как будешь брать город.

— Верно. Сколько тебе обещал Косорукий?

Собеседник покачал головой.

— Это неважно, все равно Тхонга не продаются.

Мер То рассмеялся. Искренне. Давно он не слышал таких забавных шуток.

— Все продаются, Шагу-та. Все. Но выигрывает только тот, кто продался первым, — и отсмеявшись, добавил. — Все просто, воин. Если сам не можешь быть победителем, держись к победителю близко, и тогда на тебя упадет часть его славы. Ты знаешь, на что способны Тени. Ты видел, на что способен я. Сравнивай. Выбирай. Здесь. Сейчас, потому что я ждать не буду. Или ты готов обсуждать сделку, и тогда мы говорим. Или ты не готов, и тогда я поговорю с кем-нибудь другим, а ты уйдешь лобызать обрубок Косорукого. Итак, сколько тебе он обещал?

Тхонга посмотрел в лицо Вождя, но не выдержал, а может, не рискнул тягаться взглядами и отвел глаза.

— Двадцатую часть добычи, Вождь. Но у меня договор…

Мер То поднял в удивлении глаза.

— Двадцатую часть пустоты? Много. Я тоже предложу тебе двадцатую часть, Шагу-та. Только той добычи, что уже почти в руках. Что выбирать: воздух или золото — тебе решать. Думай. И помни, я никогда не повторяю своих предложений.