Я встал и сделал шаг навстречу. Смешной человечек, не достающий Богу даже до подбородка, хлипкий, безоружный, с раздувшейся рукой, с закушенными до крови губами и смертью, бьющейся в глазах. Ничтожество, шагнувшее к властителю мира. Рвань, посмевшая встретиться взглядом с совершенством.

Ради этого момента я жил последние месяцы. Этот момент не дал мне сломаться раньше, заставлял терпеть боль и унижения. Бог? Тля? Кто-то предупреждающе закричал, кто-то вцепился мне в раненую руку, кто-то попытался заступить путь. Глупцы. Впервые в этом мире, впервые в своей жизни, я шел убивать. Не защищаться — плевать мне было на защиту и на то, что будет после. Не карать — кто я такой, чтобы карать. Даже не мстить, хотя мне было что вспомнить. Я шел убивать, зная, что этот момент изменит все.

Командир Алифи ничего не понял, да и не попытался понять. Какой смысл искать причины в поступках низшего существа? Он просто посмотрел на меня презрительным взглядом, издевательски медленно потянул дорогой клинок из кожаных ножен, и … просто умер, не обнажив его даже наполовину. Звенело в голове, плыло в глазах, но и следующий Алифи, рванувший меч, бесформенной грудой падал под ноги.

— Стоять! — Оглушительный рев Глыбы разорвал разноцветную пелену перед глазами, остановил мою уже готовую оборвать еще одну жизнь руку.

Четверо Высших застыли в боевых стойках, натянутые как струна, и приготовились умирать. Мечи в умелых руках, стальные доспехи на теле и растерянность, пробившая надменные маски — двоим их собратьям не помогли ни клинки, ни броня. Как воевать железом против магии? Полсотни людей, только что сражавшихся бок о бок, тоже разделились на два лагеря. Тех, кто встретил ночь в этой кровавой бане, и тех, кого обманом затянули в ловушку. Своих и чужих. Одетых кто во что горазд — железо и тряпье, пыльное, грязное, закопченное, и тех, на чьих телах красовались новые кольчуги, а на плечах — одинаковые короткие плащи с черной птицей на голубом фоне.

— Он — не человек, он тоже Высший. Я же объяснял, он — такой же, как вы. Он маг, надежда Куарана. Именно его вы пришли спасать, — если Логор говорит так, его невозможно не слышать, горная река ворочает камни на перекатах тише. Глыба кричал Алифи, вставая между нами. Чтобы заслонить меня? Или чтобы помешать мне?

Один из оставшихся четырех, в серебристом доспехе, с брошенным через плечо хвостом длинных волос, крашеных в серебро, не опуская меча, бешено процедил:

— Это ты называешь благодарностью за спасение, тварь?

Меня шатало, ноги дрожали, кровь тонким ручейком текла из носа и запеклась в уголках губ, голова гудела от нахлынувшей боли. Но это было неважно. Я вздохнул, глубоко, до рези в груди. Я попытался прогнать это мерзкое чувство удовлетворения. Эту злую радость, эту ложку меда, опущенную в огромную цистерну с дерьмом. Я уже не тот интеллигент, что подавал руку красивым девушкам и переводил через улицу незнакомых старушек. Я — убийца. Я убивал врагов на поле боя, копьем, арбалетом, своими руками. Я убивал соратников, потому что Варина убил не Рорка, лезвием перечеркнувший его толстую шею, а я, бессрочно отправивший здоровяка и отменного воина в лазарет. И Таку убил тоже я, не рискнувший взять ее с собой на передовую, решивший, что чем дальше от меня, тем безопаснее. Ошибка тоже может быть убийством.

Я убивал Рорка, испытывая страх. Я убивал людей, чувствуя досаду. И только убив Алифи, я почувствовал облегчение. И так хочется сделать еще шаг, и забрать жизни и этих четверых. Вот бьются их сердца, вот страх, рвущийся через оболочку гордыни. И так просто протянуть руку. И пусть я не успею убить всех — достаточно упасть одному и остальные ударят слаженно и умело. Их тогда не остановит уже ничто. Но еще одного я точно заберу с собой…

Не сейчас. Прошу, не сейчас. Потому что это будет конец. Не этот Алифи вырвал меня из моего мира. Не он виновен в моих бедах. И мы сейчас на одной стороне.

Нехотя, медленно стали отступать нити вокруг, давая надежду. Я молча обвел взглядом четверых Алифи, два десятка их людей и два трупа тех, кто возомнил себя Богом, у себя под ногами.

— Мы не Боги. И твой командир заплатил за свою спесь.

Серебряный рыцарь дернулся:

— Ты умрешь, человек. Урод, возомнивший себя равным. Тварь, поправшая законы…

Я перебил. Может быть, впервые в истории этого мира человек посмел перебить Высшего, считающего себя Богом.

— Я — не человек. А ты — не равный. Может твой командир, твой правитель — но не ты. Ты — червяк, не посмевший сделать шаг. Запомни, еще одно слово и ты умрешь. И твои рыцари умрут. И слуги твои умрут тоже, — голос дрожал, вибрировал, срываясь на лязг и хрип. — Но хватит смертей. Их в этом городе слишком много. У меня есть послание, которое стоит больше, чем жизни твоих рыцарей. И больше, чем твоя жизнь, кем бы ты ни был.

Алифи умирать не хотел, разум и осторожность в нем боролись с презрением и желанием отплатить за смерть соратников и за нанесенное оскорбление. И смолчать он не мог. Потому что смолчать, принять эти смерти — значит смириться.

— Это не мои рыцари, тварь.

— А чьи тогда? Мои?

Рыцарь скрипнул зубами, но в этот раз не успел ответить.

— Вы здесь, потому что я обещал донести последнее послание принца Беллора. Виллар Огненная Вспышка, погибший, но не погребенный, ждет, чтобы ему показали дорогу к свету.

Это имя заставило Алифи вскинуть брови, сузить глаза, хотя казалось, куда уж больше. Это имя было знакомо всем четверым. Я вновь обвел взглядом застывшие фигуры. Алифи и людей, Высших и тех, кто их боготворил.

— Надо собрать тела и провести обряды, дать павшим уйти достойно. Нужно отдать почести. Равные.

Я не стал пояснять, но гнев в глазах Высших все равно полыхнул огнем. Пусть. Глаза впились в глаза. В который раз. Только в одних затаились гордыня, растерянность и непонимание, смешанные с желанием жить. А в других — единственное желание — убить. Просто убить, несмотря ни на что, забыв про доводы разума. Будущее дрожало на натянутой тетиве взгляда, будущее выбирало путь и оценивало альтернативы. И четверо Высших стояли по одну сторону взгляда. И отступить перед человеком, пусть даже таким — непонятным, странным, может даже не совсем или совсем не человеком, для них было равносильно унижению. Я ждал по другую сторону. И рядом со мной стояли мои потерянные близкие, мои ушедшие друзья, Така, Варин и Фока, все те, кто шел со мной проклятой дорогой в этот мертвый город. И Меченый, и Глыба со своими людьми, вставшие полукругом. И Тон Фог с десятком копейщиков, замерший у людей из Лаорисса за спиной. Они не смогли бы атаковать Высших. Но убить их людей они были готовы. Они добавили мне сил. И они не дали мне отступить.

— Мы еще поговорим, урод, — процедил Высший. — Позже.

Ни пяди. Ни шагу. Ни за что.

— Поговорим. Только тогда, когда я скажу. А пока оставь своих людей. Они мне нужнее. И твои лошади мне нужнее. И твои доспехи. И твой меч. И твоя жизнь. Цени, что имеешь воин, и не говори, что Куаран не щедр. Сложи оружие, его вернут позже. И готовься в путь. Для тебя есть задание.

Бросится? Рискнет? Поставит жизнь на карту своего меча, скорости и врожденной преданности людей?

Будущее нехотя ослабляло хватку, решение уже было принято, осталась только сохранить гордость, отступить с честью, чтобы вернуться и вспомнить все потом.

— Обойдешься, — Алифи отвел взгляд. Пусть даже для этого ему и понадобилось наклонить голову и сплюнуть под ноги.

— Не обойдусь. Меч на землю, — пальцы вновь стали сжиматься на переполненных силой нитях.

— Обойдешься!

Алифи развернулись и, расталкивая своих же людей, растерянных и открывших рты, двинулись прочь. Ударить в спину я не смог, остановить не попытался. Эти воины не могли уйти, потеряв гордость. Но и ее остатков им будет мало. А значит, у меня появилось еще четыре врага. Умных, умелых и заклятых. Они не забудут. И не простят.

Уйти людям Логор не дал.

— Заберите у них оружие. И заприте где-нибудь.