— Хо-хо-хо! — поддержал его Штрук, однако, опасаясь за приклеенную бороду.

— Браво! Хотите мятную лепешечку? Нет? А я вот любитель… Мням-ням… Ох, и юморист же вы, коллега.

— Разве это была война? Месяцы, годы… Миллионы солдат! Атавизм! Люди не хотят дойти до того, чтоб за счет нескольких дней, месяцев, наконец, проведенных в лаборатории, можно отказаться навсегда от такой непроизводительной растраты времени! У меня замечательный девиз, господин профессор, положительно замечательный! «Максимум жизней и минимум времени и при небольших затратах». Только химия! Все будущее в руках химии!!.

— Только химия… Да-да, замечательно, — вздохнул Пряник и задумался, посасывая мятную лепешку.

А Штрук зрачок фотокамеры открыл быстро и довольно потер руки.

Паркер Штрук.

— Я очень, очень буду рад!

— Вы любезны, профессор, только возможность свидания с вами позволила мне оторваться от своей лаборатории. Я вас охотно бы рад был видеть у себя во Франкфурте…

— Нет, нет… Разрешите извиниться, я убийственно занят… Я вас жду у себя, пока вы здесь в Берлине, господин доктор!..

— Всего наилучшего, господин профессор…

В дверь постучали.

Тихо.

Стук снова. Тихо опять… По двери коротко и дробно подпрыгнул кулак… Голос…

— Товарищ Фокин! Отоприте!

— А-а-а! Сейчас! — и цепкий сон с головы, на бумаги упавшей, страшным усилием смахивает. К двери…

— Что?

— Вас просят к прямому проводу. Весьма важно!

— Хорошо, идите. Подайте вызов!

Плещет холодной водой в лицо и медленными движениями приводят себя в порядок.

Из зеркала утомленное посеревшее лицо, глаза с обводами, но горящие какой-то новой странной силой и радостью.

В ушах еще звучат сладкие теплые слова (какой очаровательный голос!)…

— Ты страшно много работаешь, Семен. Нельзя так! Нам надо реже встречаться. Ты мне дашь лучше работу около тебя… Ах, да! Нельзя, ведь!.. Но ведь ты, милый, поможешь. снять мне с себя мое эмигрантское проклятье? Ты поможешь?…

И в глаза заглядывают два лучистых диска голубеющей стали, глубокие, бездонные…

Так…

И узенькая полоска телеграфной ленты медленно бежит и вьется на катушку под приплясывание приемника.

— «…т. Фокину… Личный шифр… Получено известие новом изобретении чешского профессора Пряника военного характера. Взрывчатое вещество страшной силы. Осведомление через эмигрантские круги Чехии. По слухам профессор Берлине, меры недопущения нового нападения руки империалистов. Освобождайтесь ваших прямых обязанностей. Будьте настороже. Есть подтверждение заинтересованности держав. АБВГД… АБВГД»…

Будьте настороже.

Так…

Ленту сорвал и сжег…

Через час, секретарю дела сдав, лег с дрожащим от взятой на себя задачи сердцем и почувствовал, что тут, перед лицом новой опасности (Перекоп в прошлом — пустое!) — он не один.

Заснул…

Только когда старые часы прохрипели 12 часов ночи, Эльза Крамер (хозяйка модного магазина «Крик моды», жирная старуха, злая и скупая) позволила поденным мастерицам кончать работу и уходить домой. Леля задержалась в комнате и тихо сказала:

— Фрау Крамер…

— Что тебе еще?

— Фрау Крамер, дайте хоть немножко денег. Я с отцом ничего не ела два дня… Фрау Крамер!..

— Деньги! Деньги! Вы, русские, сели на нашу шею. Дармоеды! Работать не хотите, а деньги просите! Ты мне надоела с деньгами!.. Если не нравится, можешь убираться!.. На улице тебе дадут деньги…!..

Русская потаскушка!

Горячий комок подкатил к горлу и залил свинцом голову Лели… Грубые слова нагайкой хлестали… И от боли, бесконечной боли, — цветные круги плыли перед расширившимися глазами… С трудом, как после тяжелой болезни, переставляла ноги, отмеряя шагами истоптанный асфальт переулков и улиц…

Шла…

На куцом бульваре двое сзади схватили и потащили к кустарнику… Леля крикнула несколько раз, но потная ладонь зажала дрожащие губы… Бросили в траву…

Наклонилось улыбающееся лицо… и вдруг понеслось куда-то вверх, кусты волчком завертелись, а небо быстро-быстро опускалось на землю…

— Они вас не ушибли, фрейлен?

Леля открыла глаза… Посмотрела внимательно в голубое озеро незнакомых зрачков.

— Нет… О, как я испугалась!..

— Вы… русская?

— Да… эмигрантка…

— Разрешите проводить вас?

— Пожалуйста.

У дома, прощаясь, передал Леле карточку и сказал:

— Фрейлен, всегда к вашим услугам…

Только на утро Леля вспомнила о карточке…

Нашла.

На ней тиснено:

Оскар-Амедей фон-Штралелюмменау (Менау) — доктор химии. Фридрихштрассе, 48.

— Итак, любезный коллега, вот в этих книгах вы найдете много материала по интересующему вас вопросу, — любезно докончил Пряник, передавая Штруку книги. (У Штрука седая борода и за синими стеклами спрятаны насторожившиеся глаза).

— Я не знаю, как благодарить вас, дорогой профессор!

— Что вы, что вы!.. О, уже два часа. Мне пора в лабораторию… Простите, герр Абштруккер!

— Я должен извиниться перед вами, что отнял несколько драгоценных минут…

— До свидания, коллега!

— До свидания, профессор!

На улице Штрук жадно просмотрел блокнот Пряника (все, что удалось во время разговора, спрятать в карман).

— Чорт возьми! Ничего… Какие-то пустые заметки. Этот проклятый чех ни одного лишнего слова не сказал, за все время… Но мы еще поборемся, чорт возьми!.. Авто-о-о-! «Гостиница Метрополь»!

— Товарищи! Завтра в рейхстаге премьер будет настаивать на отпуске денежных сумм на покупку изобретения Пряника; конечно, премьер выдумает какой-нибудь предлог для получения денег, но цель получки — «Вулкан смерти»… И мы должны, во что бы то ни стало, сорвать выступление премьера.

— Я имею предложение.

— Мы слушаем вас, тов. Фокин.

— Товарищи! Вот в этой пробирке находится газ, который…

Премьер поднялся медленно на трибуну, пригладил седую шевелюру и глянул в сторону комфракции…. Невнимательные позы депутатов успокоили премьера и он, скрестив руки и откашлявшись, начал:

— Наша республика переживает тяжелые дни экономического кризиса и безработицы… Но правительство, правда, ценою тяжелой борьбы, приняв проект Дауэса, надеется вывести республику из этого тупика, в котором она находится эти годы. Но главное условие скорейшего оздоровления государственного аппарата, это — полное сочувствие всех партий правительству (премьер опять глянул в сторону комфракции… невнимательные позы депутатов опять успокоили премьера)… И думаю, что каждый депутат прежде всего — немец. И вот присутствие этого немецкого духа… (Сверху на трибуну падает скляночка. Дзак!.. легкий звон потонул в сладком баритоновом голосе премьера, который не обратил внимания на упавшую сзади склянку. Главное, — комфракция спокойна!!!)… присутствие этого… немецкого… (премьер моргает глазами и лезет рукой в карман.

Депутаты удивленно вытягивают шеи)… присутствие., духа… этого…

(На скамьях правой шум).

— Премьер… плачет! Плачет премьер!

Премьер плачет!

— Какой позор!

— Германский премьер плачет!

— Смотрите, смотрите. Платок! Платок!

— Граф, я не могу… Я двадцать лет сижу на этой скамье, но никогда не видал плачущего премьера!