Забрюзжавший возле уха телефон напомнил о важности предстоящего дня голосом Моргана, полным бодрости и энтузиазма:
- Ричи, брат, напомни мне код. Я его, похоже, выбил не на своей руке.
Сердиться на кузена не было причин. Он, по крайней мере, не забыл данное намедни обещание, а что касалось самого кода от подъезда, то его знали абсолютно все баптисты и цыгане в мире, а также продавцы утюгов, разносчики предвыборной агитационной макулатуры и какие-то непонятные дети, предлагающие выбрать между сладостью и гадостью, но после того, как Ричи называл второе, впадающие в ступор, будто их системным кодом не предусматривался такой вариант ответа, - словом, в здание мог попасть кто угодно, кроме того, кому это действительно было необходимо. Наспех застелив постель, пропитанную выжатым в кошмарах потом, и убрав смятую, как лицо алкоголика, подушку, Ричи накинул халат и впустил Моргана в своё сонное и безобразное, копирующее внешнее и внутреннее состояние хозяина, жилище.
Лишь только рваные, но вымытые и с ритуальной ювелирностью зашнурованные кроссовки кузена оказались по эту сторону порога, квартира Ричи наполнилась жизнью и светом, расцвела подобно оазису среди пустыни обыденности, а серые краски быта спрятались под половицы, напуганные приближением князя простых удовольствий. В свои тридцать шесть Морган успел попробовать все радости мира, что отчасти отразилось на его внешности - нестриженные кудрявые волосы густым фонтаном вздымались вокруг его обширной лысины, предавая Мори вид безумного учёного или античного мудреца, если бы пресловутые эллинские философы вдобавок к умудрённому челу носили длинную, раскрашенную в синий, зелёный, красный и прочие цвета, бороду, которая, к тому же, источала сладкий карамельный аромат, заглушающий запах дури и сбивающей со следа подслеповатых ищеек закона. Из вариантов "делать" и "не делать" Морган всегда выбирал первый, и когда в день восемнадцатых именин ему вручили флеш-карту, вопрос о том, стоит ли её открывать, перед ним не стоял. Но знанием этим он распорядился по-своему: каждый раз, хорошенько упоровшись белым или залившись виски по самые шлюзы, он сравнивал число оставшихся ему дней с предыдущим показателем, и, если за одни сутки цифра уменьшалась больше, чем на единицу, он несказанно радовался - значит, прошедший день стоил двух, трёх или целой недели. Находясь с миром на одной месмерической волне, Мори, пожалуй, был одним из немногих контрабандистов, которые могли достать из астральных плоскостей новую, ещё не облизанную кем-то, идею. Грациозно обогнув, к величайшей зависти Ричи, все острые мебельные углы, Морган уселся кресло рядом со столиком, на котором были приготовлены обещанные для работы материалы - бумага для самокруток и пакет с вожделенным содержимым, и, положительно оценив плату за свои услуги, заверил:
- Сейчас попрёт.
Наблюдая за полупрозрачными, едва осязаемыми призраками, плывущими по квартире, вырисовывающими на потолке и поросших трещинами стенах узоры грядущей зимы, Ричи приютился в дальнем углу комнаты, подальше от пробуждающегося вулкана имени Моргана Напкинса, и, вооружившись письменными принадлежностями и поисковой системой, неоднократно и настоятельно рекомендованной ему для установки, приготовился ловить сказочных зверей, которые вот-вот ринутся из лавового жерла, служащего порталом во вдохновенные алкалоидные миры.
- Пока я не начал погружение, - сказал Мори, когда Ричи уже с трудом различал его в расползшемся дыму. - Я тут брился сегодня утром...
- Брился?
- Борода здесь не при чём, если ты об этом, - поспешил уточнить кузен. - Так вот. Что там у нас есть про бритвы? Нас интересуют лазерные.
Искатель Строубэк обратился ко взывавшему попользоваться им поисковику.
- "Сюрикен Сатаны" Томаса Эспаузена, его же "Республика Экстраординарных Молодых Олигархов", "Клинок Йошихиро Мусасимару" пера Йошихиро Мусасимару, "Советы Красного Марса. Неоновый серп" Вольдемара Бирштраувене... Бирштрату... Бирштраузе... как, чёрт возьми, читается его фамилия? - запнулся Ричи, в дальнейшем решив не озвучивать имена авторов художественных произведений, которых по запросу набралось более четырёх экранов скроллинга. - Далее идёт техническая литература: "Справочник по отсечению крайней плоти в условиях невесомости", "Трактат по замене пиковых наконечников на более практичные лезвия при обустройстве мебели", "Руководство по продольному использованию рабочей поверхности" и ещё около сотни других. Это за последние восемьдесят лет. Искать более ранние?
- Не нужно, - махнул рукой Морган. - Это лишний раз доказывает, что моя голова не способна работать в трезвом состоянии.
Совершив глубокий вдох и последовавший за ним выдох, Мори полностью скрылся в тумане, как Атлантида в морской пучине. Полчаса Ричи вглядывался в переливающееся неземными цветами марево, поглотившее его кузена, и вслушивался в монотонные звуки доносящейся из глубин комнаты мантры, чьи резонирующие звуки размягчали границы между измерениями, устраняя препятствия для путешествий меж ними, и сбивали со стен слои штукатурки, пока нечленораздельные священные стихи не преобразовались в доступные для нормального человеческого восприятия слова:
- Моя затерявшаяся в нереальной буре лодка никогда не найдёт берега - он стал далёким и мифическим, будто существование его выдумано и воспето языческими жрецами в эпохе додруидической тьмы, и всё, на что смеет уповать моя душа, сосредоточилось в несущем меня меж вздымающихся волн осколке дерева, чьё зыбкое основание выглядит столь же непрочным и ошибочным, как случайная клякса на поверхности монастырской апокрифической рукописи. Небо слилось с океаном в фантасмагорическом ансамбле, утратив данные им Господом очертания, поправ его заветы шквалом дьявольствующей стихии, воспевающей грехопадение и прославляющей нечеловеческие пороки. Я лишился способности рассуждать, ибо нахлынувшие не с расколовшихся небес, но из левиафанических глубин химерные цвета...
- Эй, Мори...
- ... организм бури вовлёк меня в это рождённое за пределами Terra Australia течение, колыбель которого находится вне границ известных мореплавателями вод...
- Мори, тормози...
- ... и свет его являет мне образы, описанные на глиняных таблицах проклятых ветвей шумерских племён и погребённых за дерзость запрещённого знания фолиантах лемурийских цивилизаций...
- Хватит пересказывать мне морскую тематику девятнадцатого века! - грубо, как Атропа нить, обрубил Ричи поток сознания кузена.
Морган выглянул из-за облака дыма, словно из-за ширмы.
- Да? Ладно, как скажешь, босс, - на его поплывшей от удовольствия актёрской физиономии сияла готовность выйти из одной роли и в мгновение ока вжиться в любую другую. - Тогда, может, тебе стоит написать про человека, который умеет втягивать волосы? Ну, типа как черепаха прячется в панцирь?
Ричи, сам того не замечая, наклонил голову, как щенок, не понимающий полученного приказа.
- И в чём посыл? Какой сюжет?
- Это тебе решать. Моё дело - дать толчок, задать вектор. Так ведь?
- Пожалуй, так... - вздохнул Ричи, записывая в блокнот заведомо безнадёжный образ, ссохшиеся щепки и зелёные огрызки которого вряд ли в состоянии дать какие-то всходы.
- А вообще, брат, мне страшно за судьбу не литературы, а изобразительного искусства, - признался Морган, всем своим видом продемонстрировав беспокойство. Ричи вопросительно поднял бровь, что по правилам этикета могло быть распознано как позволение продолжить развитие мысли, не относящейся к делу. - Виною всему - кулинария! - обличил преступника Мори. - Сам посуди: существует масса блюд, напитков или кондитерских изделий, носящих имена политических или военных деятелей. Но почему никто не позаботился назвать именем, скажем, какого-нибудь австрийского художника торт или, например, салат? С них что, убудет? Ведь, возможно, именно халатность кулинаров послужила причиной войн! Разве я не прав?
