Царай провёл ладонью по пятизарядке, потрогал кинжал и недовольно покачал головой:

- В Осетии такие кинжалы не носят даже свинопасы, в чём же мы провинились?

- Свинопасы вот такие штуки тоже не носят, - Будзи постучал по гранатам и улыбнулся.

- Вы удивительные люди, - сказал Касбол, - какая разница, скажите, пожалуйста. Зачем нужны красивые вещи?

- Снег тоже красивый, но нам он нисколько не нужен. Здесь разговор не о красоте. Мы на войне и у нас должно быть оружие. Не для красоты, а для битвы, Касбол, - когда это сказал Царай, пришла другая команда:

- Пусть сосед смотрит на соседа! Внимательнее слушайте команды.

Снаряды посыпались градом. От грохота ничего не было слышно. Первый ряд окопов и ограждения из колючей проволоки оказались под землёй. Солдаты не могли поднять голову. Наверно, в воздухе не было такого места, где бы не пели снаряды. Все прижались к углам окопов и ждали смерти.

Царай разозлился и стал ворчать:

- Ну да, охайте. Что им нужно? Если их глаз не насытился видом изуродованного тела человека, пусть посмотрят наверх, откуда, как град, льётся огонь. Взлетают люди с земли наверх, затем оттуда, окровавленные, падают вниз на липкую земляную муть...

Пушки успокаиваться не хотели. Над окопами опять появился самолёт, сделал два круга и улетел обратно. Как кровожадный орёл сообщает своему хозяину вести, так и самолёт скажет тому, что его отправил:

- Наши пушки хорошо справляются с озимыми. Земля стала чёрной. Ограждения из колючей проволоки уже не стоят ровными рядами. Где были первые окопы, ближние ряды и вторые ряды, там теперь нет ничего, кроме чистой пашни.

Тогда ему скажет его хозяин:

- Спасибо, хороший орёл. Иди и отдохни. Теперь я знаю, что надо делать.

Орёл уйдёт отдыхать, чтоб избавиться от усталости. Его хозяин возьмёт телефонную трубку и прикажет:

- Теперь мы готовы, вперёд решительно!

Но пока ещё орёл не прилетел к хозяину, пока ещё бабахали пушки, и Царай продолжал говорить:

- Ну да, неужели.

Вдруг мужская рука залетела в их окоп. Царай умолк. Все трое уставились на руку и молчали. Все трое впали в огорчение. Кто знает, может несчастье постигло кого-то из знакомых. Может быть хозяину этой руки дома его мать просит сейчас у бога здоровья, может быть его ждут маленькие детишки... Снаряд разорвался рядом с их окопом. Они схватились за уши. Царай кончиком кинжала разрезал пазуху своего ватника, и, вытащив из неё вату, набил ею уши. Попробовал говорить:

- Какая разница.

- Что? - не расслышали товарищи.

- Разницы нет, говорю, всё равно помирать.

- Что ты говоришь, Царай? - наклонился Будзи к самому уху Царая.

- Ничего не говорю, ничего. Вот засуньте в уши вату, чтоб не слышать грохота. Вреда никакого не будет, всё равно убегать некуда.

Он протянул куски ваты Будзи и Касболу. Будзи свой клочок ваты протянул Касболу и хотя не было весело на сердце, произнёс шутливо:

- Возьми, Касбол, у тебя нежные уши.

Касбол не разобрал слов и взял вату.

Они опять уставились на руку. Царай схватил её и выбросил из окопа.

- Пусть она летит к своему хозяину: к нам зачем пожаловала.

Хотя Царай сказал это с некоторой долей комизма, но сердце стало биться быстрее в груди. Он представил себе, как его руку выбрасывает кто-то другой. Царай покачал головой и провёл рукой по усам:

- О боже.

Между тем самолёт-орёл доставил вести своему хозяину. Тот что-то записал на бумаге, поглядел в карты и поднял телефонную трубку. Дал, наверно, приказание всему фронту:

- Вперёд решительно!

И немецкие солдаты вылезли из окопов. Они бежали вперёд, и их крики оглашали степи. Пушки умолкли. Право слова получила пехота. Пехотинцы бежали, держа в руках винтовки с острыми штыками.

Будзи услышал крики и поднял голову. Увидел решительно наступающих немецких солдат:

- Эй, ребята, подходят!

Послышался крик приказа:

- Биться на своих местах!

Царай и Касбол тоже подняли головы. Приготовились к бою. Враг стал перелезать через ограждения из колючей проволоки. Пулемёты лаяли не умолкая. Сверкали штыки. Перестрелке не было конца. Царай с товарищами тоже начали стрелять. Враг рвался вперёд, хотя ряды его редели. Когда первая волна наступающих падала под пулемётным огнём, то следом возникала вторая. Волна шла за волной, волна била волну.

Немцы добрались к первым рядам окопов, но в них людей было мало. Легко овладев ими, они прошли и через второй ряд. Но третий ряд стал для них колючкой. Неожиданно, словно появились из-под земли, засверкали штыки и дула винтовок.

Кто-то крикнул:

- Ура-а-а!

Стали рваться гранаты. Немецкие ряды редели всё больше и больше. Продвигаться вперёд уже не удавалось. Немцы отошли немного назад, засев в окопах второго ряда.

Кто-то опять крикнул:

- Вперёд, ура-а!

Солдаты поднялись из окопов и бросились вслед за немцами, однако выбить их из окопов не удалось. Пришлось вернуться назад.

Два врага расположились лицом к лицу, очень близко друг от друга. Между противниками на поле боя стонали тяжело раненные, но помочь им было некому.

Царай и Будзи в воронке от снаряда собрались возле Касбола. Пуля попала Касболу в ладонь, и кровь хлестала из раны не переставая. Царай вытаскивал из ватника вату и накладывал её на ладонь. Касбол не стонал, но побледнел и мягким взглядом смотрел на дорогих друзей. Будзи лоскуты нижней рубашки накладывал на рану. Из глаз Касбола стали видны какие-то искры злости. Он что-то говорил про себя, но слов не слышно было. По движениям губ друзья видели, что он о чём-то говорил, но о чём, да и зачем?

Когда Царай и Будзи перевязали рану, то переглянулись. Царай спросил Будзи:

- Где Ислам, где наши знакомые?

- Не знаю, - ответил Будзи и пожал плечами.

- "Не знаю" говоришь, - промолвил Царай и взглянул на бледное лицо Касбола.

- Может из них тоже...

- Не говори, Будзи, пожалуйста, не говори! Что будет с нами, тоже неизвестно.

Кто-то наклонил голову к воронке.

- Здесь раненые есть?

- Есть.

- Давайте их сюда.

Тут впервые по щеке Касбола потекли слёзы. Они покатились, подобно крупным бусинкам, и, сверкая, притаились в усах. Касбол с тоской глядел на Царая. Взгляд его говорил:

- Где ещё встретимся?

- Живее, живее, Касбол, иди! Встретимся, - Царай отвернулся в сторону и опустил голову.

- Нельзя не идти, Касбол, иди, будет лучше, - с этими словами Будзи протянул руку Касболу. Глаза Касбола увлажнились, и он подал Будзи левую руку. Тот смутился, и подумал, что только он один напомнил Касболу про его раненую правую руку. Будзи сумел ещё сказать ему несколько ободряющих слов:

- Не бойся, Касбол, выздоровеешь и тогда подашь мне правую руку. Что в жизни бывает больше ран.

- Бояться чего? Какая разница? Не из-за этого болит моё сердце. Оно болит от того, что я ухожу от вас.

- Быстрее, быстрее, - стал торопить Касбола тот, кто находился на верху воронки и протянул ему руку.

- Нет, так не будет, - сказал Касбол и внимательно посмотрел на шею Царая.

- А как, Касбол? - спросил Будзи.

- До сих пор мне никогда так сильно не хотелось сказать вам прощай. Теперь я ещё хочу обнять вас своей одной рукой.

- Ладно, ничего! - Будзи обнял Касбола.

Царай тяжело повернул голову и посмотрел Касболу в его глубокие глаза, которые отделились от лица и сверкали мягким огнём. Усы сгладились кверху и придавали бледным щекам грустный вид. Царай вспомнил жизнь Касбола и стал удивляться: в Нальчике его арестовали со скрипкой, из Сибири сбежал и запомнил песню, из-за которой неизвестно что стало с Кулаковым. Его жизнь была песней, а он об этом никогда не говорил. Теперь в его играющую на скрипке руку попала пуля. Царай снова взглянул в его мягкие глаза и сказал:

- Ладно уж, - и обнял Касбола.

- Прощай, Царай... Прощай, мой старший! Я ухожу, - он подал свою левую руку стоящему наверху человеку и, выбравшись наружу, в последний раз взглянул на друзей. Глаза его блестели.