Память Старая записная книжка Где же она пропадала? (Поиски – труд напрасный!) Вновь я ее листаю, с прошлым — глаза в глаза. В этой потертой книжке, будто в могиле братской — мертвые телефоны, мертвые адреса… Уже ничего не поправишь. Уже ничего не скажешь. И не напишешь писем. И не дождешься звонков… Вот на пустой странице — Шукшин Василий Макарыч. А перед этим — рядышком — Симонов и Смеляков… Как поименный список армии перед боем (хватит работы санбатам, разведчикам и штабам!). Ояр! Куда же ты, Ояр?! Не отвечает Ояр. Сумрачно и таинственно палец подносит к губам. Строки в потертой книжке все еще смотрят призывно. Все еще дышат, требуют, вздрагивают и говорят. Я имя читаю и слышу глуховатый голос Назыма: «Брат, мы давно не виделись… Как поживаешь, брат?…» Трудно листать страницы. Видеть фамилии тяжко… Зимний полуденный Вильнюс. За незастывшей рекой улица Малонеи. «Стаська! – кричу я. – Стаська!» Он улыбается грустно. Машет нездешней рукой. Старая, старая книжка. Буквы поблекли. Однако имя любое — словно прикосновенье к огню. Строчка: «Звонить Паруйру!!» Два восклицательных знака. Может, звонил. Не помню. Больше не позвоню. Старая книжка свидетельствует, жалует и обвиняет, как черный квадратик в «Вечёрке» — каждый ее листок… Где ты, Кузьмич? Откликнись!.. И комнату заполняет неповторимо протяжный, скорбный луконинский вздох… Я позабыл о времени, старую книжку листаю. Вся она — будто исповедь осиротевшей семьи… Рана моя открывшаяся. Память моя святая. Други мои – товарищи. Вечные судьи мои. Старые фотографии
Может, слишком старательно я по прожитым дням бегу… Старые фотографии, зачем я вас берегу? Тоненькие, блестящие, гнущиеся, как жесть… Вот чье-то лицо пустяшное, вот чей-то застывший жест. Вот детство вдали маячит, кличет в свои края. Этот насупленный мальчик — неужто таким был я?! Фотограф по старой привычке скажет: «А ну, гляди: отсюда вылетит птичка. Ты только смирно сиди». Он то говорит, что должен, — профессиональный тон. «Не вылетела? Ну что же… Ты приходи потом». И мальчишка на улицу выйдет и будет думать, сопя: «Когда ж эта птичка вылетит? Какая она из себя? Синяя или оранжевая?» И мальчишка не будет спать. К дому, где фотография, он утром придет опять. Будет взгляд у фотографа сумрачен и тяжел. Он мальчика встретит недобрым: «А-а, это ты пришел! Шляется тут, бездельник, а ты занимайся с ним… Не вылетит птичка без денег. Не вылетит! Уяснил?» Паренек уйдет осторожно. Но, исполнить мечту решив, он будет копить на мороженом сэкономленные гроши. Через неделю мальчишка вернется к дому тому. И опять не вылетит птичка, обещанная ему. И фотограф тогда ответит — будет голос жесток: «Нет этой птицы на свете, пойми ты это, браток. Я говорю серьезно, — зря ты птицу искал». И мальчишка размажет слезы соленые по щекам. Покажется маме на диво смешною его беда, что птичка из объектива не вылетит никогда… Он будет плакать. Не скоро он забудет свою мечту. А потом он окончит школу. А после пойдет в институт. Поймет он, как слово дорого. Повзрослеет. Выйдет в отцы. И все же не будет любить фотографов за то, что они… лжецы. |
