углу Тверской и Газетного переулка не оказалось

никого

кроме

кассира

Елены

Евсеевны,

симпатичной барышни лет двадцати с небольшим.

- За гонораром, наверное? - спросила она.

Алексею действительно причиталось с газеты

рублей двадцать - тридцать. - Огорчу вас. Касса

41

совсем пустая. В наличии всего пятьдесят семь

копеек.

- Значит такая уж у меня планида, - развел

руками Лавровский.

- А я вам вот что посоветую. Попросите у

Абрама Яковлевича записку к Аронтрихеру.

Возьмёте себе пальто, сюртук модный.

Лавровский уже слышал, что хозяин

магазина

готового

платья

на

Петровке

Аронтрихер расплачивается с Липскеровым за

объявления своим товаром - одеждой из скверного

линючего лодзинского сукна.

- Господь с вами, Лена! Ходить в сюртуке

от какого-то Аронтрихера?! Вот осмелюсь когда-

нибудь пригласить вас в оперетку Лентовского.

Так разве приятно вам будет видеть рядом с собой

кавалера, одетого как огородное пугало?

- Не знаю - не знаю, - улыбнулась барышня.

- У Лентовского я никогда не была. А очень

хотелось бы.

Алексею эта барышня давно нравилась. При

виде её всегда вспоминался ему «жестокий»

романс, который замечательно, с надрывом, пел

цыган Михай Фэгэраш:

А в глазах её карих

Сумасшедшинки пляшут.

И нет краше их

Во всём свете, нет краше!

Но от Сергея Малинина слышал он, что

Елена Евсеевна девица строгих правил и любые

42

попытки поухаживать решительно отвергает. Есть

у неё, мол, жених - солидный молодой человек,

служащий на железной дороге. Про оперетку,

подумал Алексей, похоже на намёк. Рискну!

Попытка не пытка.

- В таком случае, разрешите вас пригласить.

Куда прикажете заехать за вами в воскресенье к

пяти часам?

- Сюда. Мы с матушкой в этом доме

квартиру

снимаем...

Подождите,

Алексей

Васильевич, подождите... Я кое-что вспомнила...

Ну вот, мелькнуло в голове у Лавровского,

сейчас найдёт десять причин для отказа.

Барышня взяла газету:

- Всё верно. В воскресенье в театре «Сатира

и мораль» премьера. Дают «Прекрасную Елену».

Играют

Серафима

Бельская

и

«король

опереточных теноров» Саша Давыдов. Все билеты

распроданы

и

барышники

заламывают

баснословные цены.

- «Прекрасная Елена»? - деланно удивился

Лавровский. - Бывают же такие совпадения. Не

иначе, знак свыше. А о билетах не беспокойтесь.

Не сомневаюсь, Миша найдёт для нас с вами

парочку хороших мест. Хотя бы в директорской

ложе.

- А кто такой Миша?

- Михаил Валентинович Лентовский. Мы с

ним друзья... И заранее предупреждаю: если мы с

43

вами вздумаем отказаться от ужина с ним - он

смертельно обидится.

Барышня мечтательно улыбнулась:

- Подруги рассказывали, в буфете сада

«Эрмитаж» какие-то необыкновенно вкусные

пирожные.

-

Они совершенно правы! Таких

восхитительных профитролей и эклеров, Леночка,

я даже в Париже не едал. А какой крюшон готовит

буфетчик Будаков! Берёт отборную спелую

землянику и малину, заливает ямайским ромом...

Алексею часто не хватало умения вести с

женщинами непринужденные беседы. Но сегодня

его «понесло». Но тут настенные часы пробили

четыре. И он вспомнил, что привело его в «Новое

время».

- А я ведь к вам, Елена Евсеевна, по делу.

Подскажите, кто писал сегодняшний беговой

прогноз?

- Сейчас, - она принялась листать толстый

журнал в котором ведётся учёт гонораров,

выписанных авторам. - Ой, совсем забыла! Не

записан он здесь.

- Почему?

- Это не наш сотрудник, а какой-то давний

петербургский приятель Соколихи. Она сказала,

он человек состоятельный и в наших копеечных

гонорарах не нуждается.

... Соколихой, за глаза, все называли

Александру

Ивановну

Соколову

-

44

пятидесятилетнюю даму со следами былой

красоты на лице. В «Новостях дня» была она

фактическим редактором. Липскеров особой

грамотностью не отличался, поэтому всю

литературную часть издания передоверил ей,

оставив за собой только финансовые вопросы.

Соколиха раздавала задания сотрудникам и

авторам, правила материалы, делала макет

номера. При этом умудрялась сама писать заметки

и обзоры, рецензии и фельетоны. Даже романы.

У Лавровского отношения с ней не

сложились. Однажды, сидя в компании знакомых

литераторов, он довольно зло высмеял уголовные

романы, автор которых скрывался под звучным

псевдонимом «Синее Домино»:

- У неё громилы и домушники изъясняются

исключительно на смеси французского с

нижегородским. А половина проституток не иначе

как в Смольном институте благородных девиц

училась. Что-то мне на Хитровке и Грачёвке такая

публика не встречается. Ни по тем притонам,

видать, я хожу. Может адреса подскажет?

Все дружно рассмеялись. А Александра

Ивановна обиженно поджала губы. Позже

Пастухов сказал ему, что она и есть это самое

«Синее Домино»...

Соколиха, конечно, могла бы рассказать

многое об этом петербургском госте. Только ведь

она со мной и разговаривать не станет, подумал

Алексей. Когда встречаемся в типографии

45

Левенсона, где печатаются «Известия» и

«Новости», делает вид будто не замечает.

- Отродясь не встречал в наших редакциях

человека не нуждающегося в деньгах. Как такие

люди хоть выглядят? Лена, вы его сами видели?

- Видела, - барышня наморщила лоб,

вспоминая.- Красивый мужчина, не смотря на

возраст. Высокий, полный. Пышная русая

шевелюра, без единого седого волоса. Чёрный

сюртук по последней парижской моде сшит.

Важный такой! В петлице какая-то красная

розетка, а на мизинце перстень с большим чёрным

камнем.

- А как зовут?

-

Соколиха называла его Алексеем

Андреевичем. Нет, нет... Андреем Алексеевичем.

Или всё-таки Алексеем? Не помню.

Ещё раз взяв с девушки обещание, что она

будет ждать его завтра в пять часов, Лавровский,

не без сожаления, покинул «Новости дня». Честно

говоря, сейчас его мысли больше занимала

красивая барышня, а не анонимные письма,

газетные статейки и какой-то важный седой

толстяк с розеткой ордена Почётного легиона в

петлице.

Глава 5

ЧУВЫРЛО БРАТСКОЕ

46

Когда Лавровский подошёл к своей

редакции из неё несся возмущенный голос

Малинина:

- Ты кому баки забиваешь, мазурик?! Кому

бороду шьёшь?!

Раздался звук увесистой оплеухи. Ещё

одной. А потом из дверей, словно пробка из

шампанского, вылетел смазливый чернявый

парень в короткой поддёвке тонкого чёрного

сукна и лаковых сапогах. Вслед за ним плисовый

картуз. Чернявый поднял его, потёр ухо и,

оглянувшись, прошипел:

- Ничего, я на тебя управу найду.

Жалоба мировому или приставу на

мордобой в редакции нам совсем ни к чему,

подумал Алексей. Слишком большие траты время

и нервов. Попробую всё уладить.

- За что он вас, молодой человек? Вообще-

то Сергей Сергеевич человек выдержанный...

- А твоё какое дело, чувырло братское?

Пошёл на...

- Да ты, гляжу, наглец! - возмутился

Алексей. - Придётся тебя вежливости поучить.

Но чернявый ловко увернулся и кинулся

бежать. На углу Рахмановского переулка и

Петровки вскочил в извозчицкую пролётку. Как