пять месяцев, минувших после выхода в свет

первого номера, у журнала появилось много

друзей. Но и недоброжелателей хватало. Одним

не нравится, что пропагандируется всё новое -

двухколёсные «американки», старт «с хода»,

общая дорожка, по которой можно будет

запускать по восемь рысаков одновременно.

Другие осуждали редакторов за «отсутствие

патриотизма». Ещё бы! В споре о мастерстве

русских и американских наездников они отдали

предпочтение последним.

А какая-то госпожа Г.Г-на, читающая

только заголовки, избрала «Известия» мишенью

для своих насмешек. «Будильник», «Зритель» и

другие

юмористические журналы её творения

печатать отказывались. Тогда, лишь слегка

переиначив стиль, она стала посылать их в

Московский цензурный комитет.

Как-то, вгорячах, Алексей хотел было

выяснить, что это за «Г.Г-на» такая и потолковать

с ней по-свойски. Но редактор «Московского

листка» Пастухов отсоветовал:

- Пренебреги. Нечего тебе связываться с

полусумасшедшей старухой, которая в ретирадное

место с глобусом ходит.

- С глобусом? - изумился Алексей. - Зачем?

- А из желания весь мир обосрать, -

засмеялся Пастухов. - Она и в молодости на всю

8

Москву склочным нравом славилась, а к старости,

сказывают, совсем умом скорбная стала. Везде

крамола ей видится. Глафиру Грындину с

Пятницкой все редактора знают, да не трогают. К

тому же, примета такая имеется: у того, на кого

она кляуз не пишет, дела плохо идут...

На

днях

свои

люди

предупредили

Лавровского, что на имя председателя цензурного

комитета статского советника Фёдорова поступил

донос по поводу заметки «Продажный приз». Не

могут,

дескать,

призы

Императорского

Московского общества любителей конского бега

быть продажными. Следовательно, редактора

либо дилетанты, незнающие о чём пишут, либо

злонамеренные клеветники.

Конечно, доказать председателю цензурного

комитета, что ничего крамольного в заголовке

нет, нетрудно. «Продажными» официально

называются призы победители которых сразу же

продаются с аукциона. В любом беговом и

скаковом обществе они разыгрываются по

несколько раз за сезон. Заводчики и спортсмены

это одобряют. Им предоставляется возможность

купить не «кота в мешке», а лошадь увиденную в

езде собственными глазами. Да и публика очень

любит гандикапы. Увлекательное зрелище. Ведь

чем дороже оценивает владелец свою лошадь,

записанную на «Продажный приз», тем длиннее

ей назначается дистанция. Каждые двести рублей,

добавленные

к

первоначальной

стоимости

9

установленной условиями приза, увеличивают её

на десять саженей.

Фёдоров далеко не глуп. Разумеется,

поймёт, что письмо написано изнывающей от

безделья

склочницей.

Плохо

другое.

У

Лавровского с постоянным цензором сложились

доверительные отношения. И тот заранее визируя

большие статьи, дозволял печатать хронику,

отчёты о бегах и скачках без предварительного

просмотра.

А

это

грубое

нарушение

законодательства о печати. За него могут

редактора и к суду привлечь. Да и цензору от

начальства нагоняй грозит. Был бы сейчас в

Москве

Пастухов,

приятельствующий

с

Фёдоровым, он бы замял скандал. Но Пастухов

недавно уехал на ярмарку в Нижний Новгород,

где издавал приносящую большую прибыль

сезонную газету «Нижегородская почта».

Алексей взглянул на часы. Пора ехать. Сел в

пролётку и распорядился:

- На Воздвиженку, Семён. В цензурный

комитет.

Семён Гирин, в недавнем прошлом простой

извозчик, а сейчас кучер, репортёр и заведующий

конторой «Известий», слегка шевельнул вожжами

и гнедой Чудак с места пошёл полной рысью.

На

Тверской,

возле

генерал-

губернаторского дома, Алексей увидел вице-

президента бегового общества Колюбакина. Тот,

10

бурно

жестикулируя,

обсуждал

что-то

с

немолодым блондином богатырского сложения с

холёными усами.

- Останови, Семён. Вдруг, да и поможет чем

Александр Васильевич? У него связи большие.

Колюбакин встрече очень обрадовался:

- Не поверите, но мы только что вас

вспоминали. Содействие ваше необходимо.

Незамедлительно требуется разыскать мерзавцев,

клевещущих на наше общество.

Ну вот, грустно подумал Алексей, мало мне

своих забот. По опыту он знал - отказаться не

удастся.

- Не взыщите, Александр Васильевич, но мы

с Малининым частным сыском больше не

занимаемся. По журналу хлопот полон рот. Вот

сейчас в цензурный комитет еду. Кляузу на нас

написали.

Выслушав рассказ Алексея, Колюбакин

чертыхнулся:

- И откуда только такие стервы берутся! Но,

надеюсь, всё обойдётся благополучно.

- Не уверен. Председатель цензурного

комитета, почему-то нас с Сергеем невзлюбил.

Опасаюсь, направит дело в суд. А это в лучшем

случае

штраф,

в

худшем

-

временное

приостановление издания.

- Недоразумение с цензурой я берусь

уладить, - приятным сочным баритоном сказал

молчавший до сих пор блондин.

11

- Да ведь я забыл вас познакомить, -

спохватился Колюбакин. - Это редактор нашего

бегового

журнала

Алексей

Васильевич

Лавровский, а это...

-

Андрей Климентьевич Голиков, -

представился блондин.

- Чиновник особых поручений при генерал-

губернаторе, - добавил Колюбакин.

- Наслышан о вас, - улыбнулся Лавровский,

пожимая руку Голикову. - Рад нашему

знакомству.

Его слова не были данью вежливости.

Голиков, действительно, личность в Москве

весьма известная.

... Более четверти века служил он в

секретном

отделении

канцелярии

генерал-

губернатора, где ему поручали самые щекотливые

дела. Так, лет пять тому назад, разоблачил он

злоупотребления в губернском тюремном замке.

Голикова пытались подкупить, но он решительно

отказался от взятки. Смотритель замка и его

помощник угодили под суд.

Недавно Долгоруков назначил Голикова

чиновником особых поручений и ревизором

врачебно-полицейского

комитета,

осуществляющего

контроль

за

домами

терпимости и проститутками. После первых же

его проверок десяток публичных домов, где

нарушали установленные правила, был закрыт. А

нескольким чиновникам врачебно-полицейского

12

управления

и

участковым

приставам,

прикормленным хозяевами борделей, пришлось

расстаться со своими «доходными местами».

Но прославился Голиков не только

служебной деятельностью. Он был одним из

лучших

московских

гитаристов.

Притом

одинаково

восхитительно

играл

как

на

шестиструнной, так и на семиструнной гитарах.

Малинин, сам не плохой гитарист, с

восторгом рассказывал, что реши Андрей

Климентьевич

избрать

карьеру

виртуоза-

концертанта, то его выступления собирали бы

публики не меньше чем концерты пианиста

Николая Рубинштейна и скрипача Василия

Безекинского.

-

Талант! - восхищался Сергей. -

Концертами мог бы тысячи зарабатывать. Но он

от выступлений напрочь отказывается. Играет

только на вечерах у друзей и, иногда, на раутах у

Долгорукова. И платных уроков не даёт, хоть