— Александр Николаевич, — Проводников секунду помедлил, — то, о чем вы говорите, руководству отдела известно. Хотя вы несколько сгущаете краски, но меры мы, конечно, соответствующие примем. Однако мы несколько отвлеклись. — Он вновь помолчал. Шабалин упорно уводил разговор в сторону, причем делал это таким образом, что казалось, то, о чем он говорит, представляется гораздо более важным, чем то, о чем хотел побеседовать с ним замполит. — Мы отвлеклись, — повторил Проводников. — Речь у нас шла не о Савиной, а прежде всего о вас.

— Обо мне? — искренне удивился Шабалин.

— Да. Именно о вас. О Савиной я упомянул лишь в связи с тем инцидентом, который у вас с ней произошел.

Шабалин поджал губы.

— Что ж, — сказал он, подумав. — Я готов исчерпать и этот инцидент, Валерий Романович!

Наутро после памятного осмотра в квартире вертолетчика Редозубов заполнил постановление о возбуждении уголовного дела, подколол к нему заявление потерпевших, свой злосчастный протокол и с этими бумагами явился к Чиладзе.

— А! — сказал тот, — Начало есть? Давай сюда! — Он утвердил постановление, размашисто расписавшись в верхнем левом углу листа, просмотрел еще раз заявление, перелистал, не читая, протокол осмотра и, возвращая бумаги, спросил: — Вопросы есть?

Редозубов пожал плечами.

— Тогда слушай сюда, — сказал Чиладзе. — Я там вчера кое-что поразведал… С другой стороны от портовской дороги дом строится, видал? Строит его бригада ПМК-17… Ну так вот, у них вчера сразу после обеденного перерыва исчез плотник. Они говорят, что, видно, где-то запил. Меня это объяснение не удовлетворяет. Нужно его найти! Дома он ни вечером, ни ночью не появлялся: дежурная часть ездила проверяла. Поезжай на стройку, опроси бригаду, может, кто подскажет, где его искать. А найдешь — нужно будет по минутам проверить, где он был и что делал после того, как исчез со стройки. Короче, установить алиби.

…Алиби!.. Откройте любой толковый словарь и найдите это слово. В латинском языке слово алиби имеет несколько значений, но в нашем существует лишь как специально-юридический термин, имеющий одно-единственное значение: отсутствие подозреваемого на месте преступления в момент его совершения как доказательство его невиновности. Несмотря на узость применения, слово это достаточно известно. Однако человек, не имеющий отношения к юриспруденции, никогда не произнесет его вскользь, без какой-либо внутренней подготовки, хотя бы и не заметной на первый взгляд ни окружающим, ни ему самому. Объясняется это тем, что в значении слова алиби всегда присутствует другое слово: преступление. И то, что Чиладзе именно вскользь, без всякой подготовки, совершенно буднично приказал: «Установить алиби!» — заставило Редозубова задуматься о многом. Оказывается, он, Редозубов, уже не принадлежит к тем людям, для которых употребление слова алиби является отвлеченным понятием и ни к чему не обязывает; для него это — рабочее понятие, точно так же, как горькие и — для большинства людей — далекие, связанные с великими бедствиями слова пропал без вести являются рабочим понятием для инспектора Комарова, специализирующегося на розыске преступников и пропавших без вести.

Добираясь с попутным самосвалом до строящегося дома, Редозубов прикидывал, с чего начать разговор с бригадой. Однако никаких ухищрений не понадобилось. Не успел он выпрыгнуть из кабины, как один из рабочих, оказавшийся бригадиром, вытер ладони о брезентовые штаны и подошел к Редозубову:

— Вы из милиции?.. Нашелся наш гусь. Сипягин! — крикнул он, оборотясь к рабочим, готовившим раствор. — Иди-ка сюда!

Один из них оставил лопату и неохотно подошел к бригадиру.

— Здравствуйте, — пробормотал он, коротко взглянув на незнакомого человека.

— Вот, рекомендую! — продолжал бригадир, веселый дюжий парень лет двадцати пяти. — Плотник-бетонщик Михаил Иванович Сипягин. Имеет строительное образование— техникум. Был на должности инженера. Ныне — бич. В нашей бригаде на перевоспитании. Но — скажу прямо— с задачей пока не справляемся! Видно, злодейка с наклейкой ему милее, чем наш коллектив. Вчера вот ушел на обед — и с концами. Ждать-пождать — нету. Сегодня является — глядеть на него муторно. Посмотрите, что он за работник: лопата из рук валится! Да главное не пойму: на что пьет? Зарплату уж третий месяц жена за него получает— по решению административной комиссии. В долг давно никто не дает. Воруешь, что ли, Михаил Иваныч?.. — Бригадир замолчал, вынул из нагрудного кармана брезентухи пачку «Беломора», предложил Редозубову, бичу, едва ухватившему папиросу дрожащими пальцами, и закурил сам, презрительно сплюнув в сторону.

На подошедшего действительно было жалко смотреть. Заляпанный раствором светло-полосатый пиджак под брезентовой робой, рваные, заправленные в окаменевшие кирзовые сапоги кримпленовые брюки, давно потерявшая свой первоначальный цвет рубашка с лавсаном, — весь наряд выдавал в нем именно кого-то бывшего, оторванного от прежней жизни и не пытающегося в нее вернуться. Он не испытывал ни стыда, ни угрызений совести, не возражал и не оправдывался, равнодушно отнесся даже к предположению бригадира о том, что пьет на ворованное, — лютая похмельная тоска глушила в нем все нормальные человеческие чувства.

Бригадир меж тем докурил, швырнул в ближайшую лужу окурок и, строго поглядев на бича, сказал:

— Ну я пойду, пожалуй, если больше не нужен…

— Да, пожалуйста, — ответил Редозубов. — Спасибо.

Оставшись один на один, стажер-сыщик и бич с неустановленным алиби помолчали.

— Ну, что будем делать, Сипягин? — неожиданно вырвались у Редозубова слова, явно отдающие интонацией и тоном Шабалина. — Где вы были вчера вечером?

— Дома, — не моргнув глазом, ответствовал бич.

Редозубов обмер. Эта ничем не прикрытая ложь убеждала его в правильности выдвинутой версии. Было совершенно ясно, что если этот человек причастен к краже «Телефункена», то вор он не только неопытный, но и просто случайный, совершивший преступление под влиянием момента, при стечении благоприятных обстоятельств, да и вряд ли, действительно, человек, столь опустившийся, имеющий в жизни одно-единственное желание — выпить, — пройдет мимо стоящего на подоконнике и хорошо заметного с улицы магнитофона.

«Что же теперь делать? — лихорадочно соображал Редозубов. — Сразу его разоблачить? Сказать, что дома его не было? Или немедленно отвести в отдел, снять отпечатки пальцев, сверить с теми, что остались на стеклах… и тогда уж…»

— Вообще-то, — прервал его размышления бич, — вы уж наверно проверили, что дома меня не было…

— Да… — осторожно подтвердил Редозубов.

— Да чего уж, — перебил Сипягин. — Лучше уж сразу во всем сознаться…

— Конечно! Ведь это для вашей же пользы!..

— Так и так вы дознаетесь, — неторопливо продолжал Сипягин.

— Вот именно! — горячо поддержал Редозубов, волнуясь и глядя на алкоголика с возрастающей симпатией. — Вам же самому будет легче!..

— Ладно! — решительно произнес Сипягин. — Я взял эти мешки!

— Какие мешки? — опешил Редозубов, ничего еще не понимая, но чувствуя, что алкоголик на сей раз говорит правду, одну только правду, и ничего, кроме правды, и версия рассыпается, словно карточный домик. — Какие мешки?!

Сипягин удивленно взглянул на него и ответил:

— С цементом.

— С каким цементом?!

Спившийся инженер пожал плечами и пояснил:

— С портландским-пятьсот.

…Украденные им со стройки мешки с цементом при дальнейшей проверке благополучно нашлись в рубленом сарае пенсионера-домовладельца, хитрого и прижимистого старика в помятом, с заплатами, костюме; он долго разглядывал через щель временное удостоверение Редозубова, прежде чем согласился, наконец, унять пса и отворить тяжелые ворота. Там же, в сарае, лежали две пустые бутылки из-под дешевого вина, пошедшего в уплату за цемент. Взрослые дети старика были на работе.