И медведь Тяжелая Лапа говорил твердо:

   —  Болото не пример. Мы о живом речь ведем.

   —  Можно и о живом, — не отступала медведица Матрена. — О тебе, например. Был ты маленьким — маленьким охальником был, не было от тебя медвежатам проходу. Теперь ты вон каким большим стал, и беды от тебя стало больше. Так и глядишь, кому бы навредить.

—Но-но, — загрозился было медведь Тяжела Лапа но медведь Спиридон осадил его.

Сядь, чего лапами-то машешь. Правильно Матрена говорит: вырасти — это еще не самое главное, А вот каким вырасти — вот ото да! То же и со сказкой твоей, Лиса. Забраться на дерево — не велик подвиг. Ворона с утра до вечера на дереве сидит, да все Вороной остаётся. Нужно было сказать, зачем твой Муравей на дерево полез.

   —  Верно, это я упустила, — согласилась Лиса, чтобы медведя задобрить. — Но это же хорошо, что сказка вызвала спор. Значит, есть в ней настоящее зерно.

   —  Есть, да в мусоре, — опять крикнула медведица Матрена.

А Лиса поскорее начала рассказывать вторую сказку:

«Отделилась от ели Шишка и полетела на землю.

«Ну, — думает, — долго лететь буду».

Ан смотрит — вот она уже, земля-то. Воскликнула:

   —  Ой, как близко!

Но посмотрела вверх, подумала: «Нет, не забраться мне теперь на ель».

И вздохнула:

   —  Ах, как далеко!

И радостно ей стало: какой большой путь она проделала и за такое короткое время...»

   —  Интересно, правда? — моргнула Лиса.

Потопталась на кургане и бойко объявила:

   —  Ну, а третья моя сказка о Мышонке.

Под березой завозились и закричали медвежата:

   —  Как! И эта уже вся?

   —  А чего ж вам еще? — спросила Лиса. — Главное сказано: большой путь проделала.

   —  Это что ж по-твоему, шлепнуться с дерева проделать большой путь? — спросила медведица Матрена. — Вы только послушайте, что она говорит! Упасть с дерева — проделать большой путь. Да завтра все наши медвежата начнут с дерева прыгать, покалечатся, Медведю Тяжелая Лапа тоже не нравилась Лисья сказка. Но своих сказок у него не было, а попробовать пирога с тыквой хотелось. И он знал, что если получит Лиса пирог, то и он есть будет. Потому и кричал, привскакивая с места:

   —  Зря, хорошая же сказка. Только ее понять надо. Вот я понял. Очень хорошая сказка, со смыслом: к путешествиям зовет. А ведь чем мы больше ходим, тем больше видим. Ну, а если упал ты, не беда. В пути иногда падают.

И рубанул лапой воздух:

   —  Это сказка о сильных! О тех, кто хоть и падает, но не сдается, продолжает идти. Такую сказку понимать надо. У таких сказок надо внутри смысл искать. Лиса обрадовалась поддержке медведя.

   —  Вот видите, и эта моя сказка вызвала спор. Значит, умная она, за живое берет.

Но чтобы страсти не разгорались, начала поскорее рассказывать свою третью сказку:

«Зазевался в весенний разлив Мышонок на льдине и не заметил, как она от берега отделилась. Хватился, а уж он плывет по Волге. Хотел на берег прыгнуть, да видит — поздно, далеко до берега уже.

И махнул тогда Мышонок лапкой:

   —  Эх, — говорит, — большому кораблю — большое и плавание.

И поплыл в Каспийское море».

   —  Интересно, правда? — моргнула Лиса.

Потопталась на кургане, добавила:

   —  И смешно, правда?

А медведица Матрена закричала с заднего ряда:

   —  Как! Уже смеяться надо?

   —  Не только смеяться, — сказала Лиса, — но и пирог дарить.

   — Тут уж не сдержался медведь Михайло. Вы посмотрите на нее! Какова, а! Рассказала три фитюльки, и давай ей за них пирог с тыквой.

   —  А ты как думал? Слушали мои сказки? Слушали. Давайте пирог.

   —  Да какие же это сказки? Из десяти слов.

   —  И у тебя не длиннее были, — огрызнулась Лиса и поглядела на медведя Тяжелая Лапа.

И тот сейчас же закричал с места:

   —  Зря хаете. Хорошие же сказки. За душу берут. Просто их понимать надо. Давайте еще раз послушаем. Вы знаете, я такие сказки готов долго слушать: смысл в них глубокий заложен.

   —  Вот видите, — сказала Лиса, — нравятся мои сказки тем, кто умеет понимать их. Мои сказки на понимающих рассчитаны. Они у меня очень глубокие. Глубже даже самой большой глубины.

Лиса была твердой.

Лиса была настойчивой. Да она и не могла иначе: пирог она уже съела, и теперь ей нужно было во что бы то ни стало получить газету с камнем и закинуть в овраг, чтобы навсегда осталось тайной, чем она сегодня в перерыв поужинала.

И все-таки пирог ей не присудили.

Не за что, — сказал Дятел.

Голубь собирался было сказать: «Давайте подумаем», — но увидел, с каким серьезным видом сидит Дубонос, сказал торопливо:

   —  Не за что.

И Дубонос важно объявил:

   —  Нет тебе, Лиса, пирога. Мы так решили.

И пришлось Лисе сойти с кургана.

   —  Ну что ж, — сказала она, пробираясь к своему месту. — Я хотела как лучше - Вы решили иначе — дело ваше.

На пенечке прыгал и пищал Мышонок:— Вот и Лисе не дали пирога. Никому не дадут, мне достанется.

Вокруг все шумели, потешались над Лисой, а медведь Спиридон звонил в колокольчик и ждал тишины.

На траве перед первым рядом спорили Тушканчик, Хомяк и Ящерица. У них на троих — три сказки. Они объединились и теперь решали, кому идти рассказывать их.

   —  Давайте я пойду, — предложила Ящерица.

И привстала, повернулась, чтобы видели все, как играет на ней красками новое платьице.

   —  Нет, — буркнул Хомяк. — Голос у тебя тихий. Не расслышат, о чем говорить будешь. Пропадут ни за что сказки.

И надул для солидности щеки.

   —  Верно, — согласился Тушканчик. — Нельзя, чтобы наши сказки пропали. Я пойду рассказывать их. Голос у меня звонкий.

Но Хомяк и ему сказал:

   —  Нет.

Тушканчика он знает недавно и не доверял ему: получит пирог и ускачет. Ищи его потом в широкой степи. И Хомяк еще раз сказал глухо:

   —  Нет. Верно, — поддержала Хомяка Ящерица. —Тебе, Тушканчик, выступать нельзя. Вид у тебя больно неподходящий. И привычка дурная — лапки у груди держать. Еще подумают, что ты пирог выпрашиваешь, как Лиса, христарадничаешь.

   —  Во-во, — пробурчал Хомяк. — Еще опозоришь нас.

Так сидели они на травке и решали, кому идти рассказывать, а на макушке кургана уже стоял бобер. Его мало кто знал, и поэтому медведь Спиридон спросил:

   —  Тебя как зовут?

Бобер оправил свою шикарную бобровую шубу, сказал:

   —  Павлушкой.

И медведь Спиридон объявил громко:

   —  Сказки рассказывает бобер Павлушка.

Бобер начал не сразу. Постоял, покряхтел, оправил шубу бобровую. Слушателей было много, и он смущался. Голос у него был глухой, брови были сдвинуты.

   —  Есть у меня сосед, Серегой зовут его. Вы, может быть, его знаете. У него плешина вот здесь на макушке. Он, Серега, ничего сосед, добрый, с ним жить можно, но больно хвастать любит. Я для него свои сказки приготовил, а он услышал, что я о нем говорить собираюсь, и не пришел. А я все равно расскажу их. Слушайте мою первую сказку.

«Валили бобры осинки в роще и сплавляли по протоке к хаткам своим, к зиме готовились. И попалась тут бобру Сереге осинка крепости необыкновенной. Погрыз он ее, сказал:

   —  Не могу больше.

Бобер Яшка грызть начал, но и он вскоре отступился. Пять бобров ее грызли и все никак повалить не могли.

   — И подковылял тут к бобру Сереге сынишка его, говорит : Дай мне попробовать.

Засмеялись бобры.

   —  Куда тебе. У тебя, поди, и зубы-то еще не прорезались. Мы вон ее сообща валили, не свалили.

А Бобренок просил:

   —  Дайте попробовать.

И тут словно дернул меня за язык кто:

   —  Да пусть, — говорю, — попробует, жалко, что ли. Хоть помусолит и то доволен будет.