—  Мы все уверены, что пирог выиграешь ты.

Черепаха покачивалась на коряге, ее маленькие

глазки хитро улыбались:

   —  Может, и выиграю, а может, и нет.

   —  Обязательно выиграешь, — сказал медведь и предложил:

— Давай я тебе чего-нибудь помогу у меня силы во сколько!

И сгибал лапу. Мускулы показывал. Своих сказок у медведя Тяжелая Лапа не было, а пирога с тыквой отведать хотелось, и он заранее решил подружиться с черепахой: выиграет она и, может, с ним поделится.

Приходила к черепахе и Лиса. И тоже говорила:

   —  Ты выиграешь пирог. Я тебе предсказываю это.

У Лисы тоже сказок не было, а попробовать пирога хотелось. И думала она:

«Выиграет Кири-Бум пирог и даст мне хоть кусочек. Вспомнит, что это я предсказала ей выигрыш, даст».

И Лиса повторила убежденно:

   — Ты выиграешь пирог. И запомни: я предсказала тебе это.

А черепаха покачивалась на коряге. Помаргивала маленькими глазками. Хитро посмеивалась:

   — Может, и выиграю, а может, и нет.

А во вторник вечером взяла да и сказала:

   — В конкурсе я участвовать не буду. Я его придумала. Рассказывать будут другие.

Сказала и опустилась на дно Бобровой запруды. И оттуда уже, со дна, пустила белые пузыри — буль, буль. Посмеялась будто.

И взбудоражилась Гореловская роща: если Кири-Бум не участвует в конкурсе, то кто же тогда будет победителем?

И заспорили.

Одни говорят — барсук Филька.

Другие — Еж Иглыч.

Спорили отчаянно во вторник ночью и в среду с утра и до самого вечера, а вечером все потянулись к Маняшину кургану, к которому стаскивали медведь Спиридон и медведь Лаврентий поваленные ветром лесины, чтобы было на чем сидеть.

Медведи шли. к кургану по медвежьей тропе, зайцы — по заячьей.

Волк Рыжий Загривок пробирался по своей — по волчьей тропе.

У Лисы своей тропы не было, и она шла к кургану по всем тропам понемногу.

Садились, кому где нравилось.

Барсук Филька устроился в первом ряду на бревнышке. Сбоку возле себя положил узелок с ужином. Сидел Филька спокойно. Но когда Лиса сказала ему: «Я посижу рядышком с тобой», — глянул на нее с тревогой и переложил узелок на колени. Лиса — мошенница. И не увидишь, как без ужина останешься. Съела же она однажды у него половину куропатки. Давно это, правда, случилось, а Филька до сих пор помнит. И при встрече с Лисой ухо настороже держит. Филька пришел, чтобы выиграть пирог, но и от собственного ужина отказываться не собирался.

Приковылял бобер Яшка и взобрался на березу.

   —  Мне отсюда лучше видно будет, — сказал он и дернул горбом. Горбатым был бобер Яшка и завистливым.

Завидовал Яшка всем, а ему никто, а Яшке очень хотелось, чтобы ему хоть однажды позавидовали. Для того и на березе решил пристроиться, чтобы на виду у всех быть: вдруг кто и позавидует, что он так высоко сидит. Ему особенно приятно стало, когда медведь Михайло сказал медведю Тяжелая Лапа:

   —  Ты погляди, куда забрался бобер Яшка.

Сидел медведь Михайло в четвертом ряду. Он сел

бы и ближе, но когда пришел, три первых ряда были заняты. Попытался было согнать со второго ряда зайца с Рыжими Усами, но вокруг зашумели:

   —  Хоть нынче-то не обижай зайцев Привык на силу надеяться.

   —  Да я, собственно, ничего. Я могу и дальше

сесть, — смутился медведь Михайло и сел в четвертом ряду.

Сидел он, глядел прямо перед собой и думал: «Жаль, далеко за пирогом идти придется». А что пирог достанется ему, медведь Михайло не сомневался. Он думал о нем всю неделю. Ради него сочинил он три такие сказки, что не мешало бы за каждую из них дать по пирогу. Медведь Михайло был настолько уверен, что пирог будет его, что даже ужинать не стал. Сказал самому себе:

   —  Я сегодня пирогом поужинаю.

И теперь ерзал по лесине, торопил:

   —  Давайте начинать. Ну чего тянем.

Пирог уже принесли. Он лежал на березовом пне возле черепахи Кири-Бум на свежих кленовых листьях. Румяный, поджаренный, с коричневой хрустящей корочкой.

Духовитый!

И теплый еще.

Медведь Михайло глядел на него издали и думал:

«Мой пирог. С тыквой. Пахнет-то как аппетитно. Все так и дергают носами, принюхиваются...»

И вдруг встревожился, даже волосы на голове зашевелились: выйдет весь вкусный дух из его пирога, и будет он не таким пахучим, как сейчас. Да и жалко было медведю, что все так сладко вдыхают запах его пирога, даже глаза от удовольствия прищуривают. И он решительно поднял лапу.

   —  Дайте мне сказать.

На макушке кургана стоял у серого камня медведь Спиридон. Его выбрали распорядителем конкурса. Солнце было у него за плечами, и потому снизу казалось, что медведь горит.

   —  Ты что, Михайло, уже говорить хочешь? — спросил он.

Медведь Михайло поднялся.

   —  Говорить я буду. Но я сейчас вот о чем: завернуть бы надо во что-нибудь пирог-то. Дух из негвкусный выходит.

   —  А ведь верно, — подскочил барсук Филька, — уходит из пирога дух вкусный. Обязательно надо завернуть его.

Филька тоже не хотел получать пирог без теплого вкусного запаха.

   —  Завернуть бы не мешало, — сказал медведь Спиридон, — да во что?

   —  Да в лопух хотя бы, — предложил кто-то.

   — Что вы, — насупился Филька.

   — От лопуха пирог горчить будет.

А Филька не хотел получать пирог с горчинкой.

   — И подал тут сверху голос бобер Яшка:

   — Да вон газета у медведя Лаврентия. В нее и заверните.

Ему хотелось, чтобы все поглядели на него, но поглядел лишь медведь Лаврентий да и тот рыкнул:

   —  Я тебе так заверну, что и на березе не усидишь.

Газетой своей медведь Лаврентий дорожил. Нашел

он ее дней десять назад у Ванина колодца. Кто-то из трактористов подходил попить от полевого стана и забыл, а медведь Лаврентий подобрал и не расставался с ней ни днем ни ночью. Солнышко — в небо, медведь Лаврентий — на завалинку. Развернет газету и сидит, глядит в нее, будто читает. Он хоть грамоте и не учен, а все-таки приятно ему слышать, когда говорят о нем в роще:

   —  Медведь Лаврентий опять с газетой сидит. Усидчивый какой — сидит и сидит.

И к Маняшину кургану пришел медведь Лаврентий с газетой. Дома не оставил: еще унесет кто или удует ветер. Да и в перерыв можно будет посидеть, поглядеть в нее. Очень газета была дорога медведю Лаврентию, потому и рыкнул он так грозно на бобра Яшку, когда тот предложил завернуть в нее пирог. А остальным всем сказал жалостливо, подергивая плечами:

   —  Не могу я, братцы, отдать вам газету. Она у меня одна.

А медведь Михайло просил:

   —  Не отказывай, Лаврентий. Уходит сладкий дух-то из пирога, невкусным он станет. Сам посуди что это за пирог без сладкого духа.

И посыпались голоса со всех сторон:

   —  Дай, Лаврентий, не скупись.

Но медведь Лаврентий был непоколебим.

И тогда подала голос черепаха Кири-Бум. Уступи, Лаврентий. Ведь для общего же дела.

И медведь Лаврентий потупился. Черепахе Кири-Бум он не мог отказать. Любит он сказки и каждую субботу ходит к черепахе в гости слушать их.

   —  Ну, коль для общего дела, — проговорил медведь и закусил губу, все-таки жалко было. Медведь Спиридон бережно завернул пирог в газету и положил на пенек перед черепахой. Медведь Михайло успокоился, сел. Проговорил, приглаживая на груди бурую шерсть:

   —  А вообще пора бы и начинать.

   —  Начнем, куда спешить. Не все еще собрались.

И верно, к кургану подходили со всех концов рощи.

Пришла медведица Авдотья. Старенькая, глухая, она расположилась в самом дальнем ряду и подружку свою медведицу Матрену посадила рядом:

   —  Будешь мне на ухо кричать, Матрёнушка, о чем разговор идти будет.

Сына, медвежонка Ивашку, к березе отвела. Там уж сидели медвежата Матрены — Мишук и Машута. Здесь же, возле медвежат, на пенечке пристроился иМышонок, сын серенькой Мышки.

Появилась Мышка в Гореловской роще прошлой осенью. До этого она в Осинниках жила. На большом кургане. И все у нее было: и хитрая норка с хитрыми отнорками, и зерно в сусеках — живи да радуйся, а вот радости-то у Мышки как раз и не было. Жил рядом с нею такие же, как она, маленькие мышки, тоненькие ящерицы, крошечные жучки да букашки.