- Ну и какая разница между всеми этими тряпками? – Енох ощутимо злился, и его гнев был похож на вибрации, задевающие мое тело. То, что я выбрал для него, было предельно простым. Но аккуратная белая шнуровка треугольного выреза на груди, косой вырез темного джемпера, красивые кожаные вставки возле карманов – это были детали, в которых я буквально видел Еноха. Я не представлял его в ином цвете, кроме черного.
И этот косой вырез что-то переключил во мне. Меня разозлило, что одежда открывает часть его плеча. Плеча, которое принадлежало только мне. Я сделал шаг к нему, обнимая со спины. Енох назвал меня сумасшедшим придурком.
- Это нормально, покупать одежду, - весьма убедительно произнес я, хотя, черт возьми, мне было плевать на чертову одежду. Я осознал, что не хочу проживать с ним каждый день, как старые супруги, не отдаваясь тому горячему и изнуряющему чувству, что связывало нас. Я прижался губами к открытому участку его плеча, прекрасно понимая, что этим вечером я не собираюсь просто лежать рядом с ним. Я собираюсь получить все, о чем только рискну помечтать, но для этого мне нужен крайне злой Енох. Я хотел его ярости, сделавшей бы его неуправляемым. Оставалось лишь аккуратно подбешивать его.
Я не купил ничего из того, что заставил его померить, хотя треугольный вырез со шнуровкой понравился мне просто до сумасшествия. Это еще больше разозлило Еноха, и он заявил, что больше не собирается ничего мерить. К моему удивлению, все остальные скромно держали по одной вещи, наиболее пришедшей по сердцу. Когда мы закончили, мы повели малышей в огромный магазин игрушек, где были впечатлены даже взрослые. Мы потратили там около часа, разглядывая сенсорных кошек, пистолеты сложности Пентагона, самостоятельных кукол. Мы тестировали дорогущую систему бронежилетов и пистолетов, которая фиксировала каждый выстрел. Енох, демонстративно отказавшийся от нашей игры, комментировал происхождение наших рук, но мне, Хью и Милларду было вполне весело. Плывущий в воздухе пистолет вообще никого не удивлял здесь. Если я и думал, что решил неправильно, то сейчас я понимал, что им так проще. Странные дети были сбиты с толку, немного ошарашены, но были жадны до всего нового, особенно самые маленькие. Наконец мы выбрались и из этого магазина, усталые, но полные безобидно новых воспоминаний. Многие хотели есть, и я повел их в самое пагубное, самое вредное, но в то же время самое известное место по всему миру. Я знал, что это, возможно, единственный раз, когда они попробуют американский фаст-фуд, и мне было приятно, когда Клэр сказала, что бутерброд ей понравился, но гусь Эммы ей нравится больше. Пока они шумно разбирались, чей бургер чем отличается, я решил сходить за двумя смартфонами, что решил подарить детям: один для девочек, и другой – для мальчиков. Я уже расплачивался, когда мисс Перегрин неслышно подошла ко мне со спины.
- Джейкоб, как только мы вернемся в петлю, эти… аппараты перестанут действовать.
- Но они пригодятся тем, кто захочет из петли выйти, - парировал я. В душе я уже спланировал отличный вечер дома, выбрав самый безобидный фильм, как мне показалось, выбрав пиццы, которые я закажу, так что я был настроен воинственно.
- Если ты считаешь это необходимым, - признала она, но осталась недовольна моей упертостью. Я решил не отдавать телефоны детям до того момента, пока мы не вернемся домой. Мой инстаграм пополнялся дорогими моему сердцу кадрами, от Эммы в новом платье до смеющейся Оливии, выбравшей себе в подарок сенсорного котенка. Мы возвращались домой уже не такими шумными, усталыми и полными вопросов друг к другу. Младшим полагался тихий час, а старшие собрались вокруг меня в гостиной. Я потратил около трех часов на то, чтобы ответить на большую часть вопросов, в результате чего сам мечтал о тихом часе. Дети носились по дому, фотографируя друг друга, переписываясь из комнаты в комнату, звоня друг другу с этажа на этаж. Мне начинал все больше и больше нравится этот шумный бардак, который лишал меня гнетущего одиночества. Я почти не разговаривал с Енохом, избегая его, и по его взгляду я понял, что моя тактика верна. Енох закипал, медленно, но уверенно.
При просмотре фильма я сел на другой конец дивана, представив детям во внимание самый банальный «Один дома», простой, смешной и атмосферный. Даже мисс Перегрин иногда улыбалась. Пицца была съедена в рекордные сроки, а газировка не пережила середину фильма. Дети смеялись громко, от всей души, и мне было приятно разделить с ними этот момент. Однако все это время я ощущал на себя тяжелый взгляд Еноха. Мне стоило невероятных усилий не смотреть на него ответ. Для него мой игнор был одним из факторов, не подходящих под логику сегодняшнего дня, и его это раздражало. Он привык к тому, что я первым лезу к нему, каждый раз якобы вымаливая его внимание. Это спасало его от необходимости демонстрировать свою слабость – привязанность ко мне. Сегодня я перестал следовать своей обычной схеме, и Енох не смог справиться с этим. Я играл с огнем.
Огнем, который я любил.
Я намеренно держался внизу, помогая убираться, вызвавшись прочитать Клэр сказку. Я шел к своей комнате с плохим предчувствием. Сегодня я должен был или начать свой путь по контролю Еноха, или отказаться от этой идеи до всегда. Я замер перед дверью, не зная, что ждет меня. Боялся ли я? Отчасти. Я ведь не знал, насколько опасен может быть злой Енох. Я хотел подтолкнуть его, в общем-то, просто к сексу, но я еще не знал градации его гнева. Я мог перегнуть палку. Енох был способен причинить мне вполне реальную боль, но я надеялся, что он ограничиться моим предложением. Наконец я открыл дверь в темноту. Поначалу я подумал, что Енох проигнорировал меня, уснув прежде, чем я приду. Но я жестоко ошибался. Меня круто развернуло в темноте, и мои руки оказались за мой спиной, заломленные в неподходящем положении, мне было, мягко скажем, неудобно. Моя щека была прижата к двери. Ладонь Еноха сильно давила на мой затылок.
Будь я проклят, если не испытал взрыв адреналина внутри себя. Я молчал. Я принимал его игру – или наказание – как он пожелает. Мне было жаль, что я не мог видеть его. Я бы ориентировался в степени его сумасшествия. Он был разозлен до предела. Я до последнего волоска на теле ощущал, что он считает нужным проучить меня. Я вздрогнул, когда что-то металлически холодное прижалось к моей шее. Я не знал, на что способен Енох. Он был зависим от крови, но я не хотел думать о том, что он хочет моей. Мне было страшно, ведь я допускал мысль о том, что он попросту порежет меня, раз и навсегда отбив желание бесить его. Вместе с тем мое тело принимало это за игру с высокими ставками, и я ничуть не жалел, что довел его до этого состояния. Я продолжал молчать, перенося боль от рук и холод близкого к моему горлу лезвия ножа. Я ждал. Был ли я готов к острой, жгучей боли? Настолько, что ощущал в реальности, как кровь стекает по моей коже.
- Мне не нравится, - произнес он сквозь зубы прямо мне на ухо. Мне не нужно было объяснять, что ему не понравилось мое откровенное непослушание, даже если внешне он ни о чем меня не просил. Я отступил от обычной схемы поведения, и Енох разозлился. Но он не понимал, для чего я сделал это. Страх был самым главным его помощником. И я вдруг перестал бояться. Я знал, что он не убьет меня, и что я значу для него чуть больше, чем остальные. Это представление - лишь повод показать, как он боится того, что я оставлю его. Мне нужно другое, совсем другое.
Енох отпустил мои руки, и я аккуратно развернулся к нему лицом, действуя лишь по наитию. Я хотел трансформировать его злость в желание, но как это сделать с тем, кто даже не знает, о чем я попрошу его? Мне так хотелось принадлежать ему и быть наказанным, но не ножом, нет. Я хотел знать с уверенностью, что он не тронет никого больше, кроме меня. Я положил руку поверх его руки, пропустив нож лезвием наружу между пальцев. Темнота мешала мне, но у меня не было времени воевать за свет. Злость Еноха была нужным мне ресурсом, и он слишком быстро остывал, а я не был на это согласен. Мне нужно было показать, что я такой же сумасшедший как и он, что я неадекватнее, нелогичнее, чем он, чтобы он воспринимал меня как равного. Я не был способен причинить себе боль, но все происходило, как в наркотическом сне. Я не владел ножом, но каким-то образом я умудрился сделать это аккуратно.
