Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вергилин без Кармазина

Вечер. Прохлада. Накрапывает непременный дождик. Тишина – вернее, то состояние, которое принято называть тишиной в городах. То есть отсутствие человеческих голосов и всевозможных звуков, издаваемых транспортными средствами, начиная от сигналов и заканчивая визгом шин при резком торможении. Остальным, что без усилий укладывается в понятие «белый шум», можно пренебречь.

Вергилин сидит на скамье в пустом зале ожидания. Он один во всем здании вокзала. В руках его вчерашняя газета, которую он держит вверх ногами. Все, включая кассира, давно ушли, что неправильно, поскольку ожидается еще один проходящий поезд, последний на сегодня, и существует исчезающе малая вероятность, что из городской мглы внезапно вырвется ошалевший от спешки и предчувствия свободы потенциальный пассажир, которому совершенно немотивированно захочется взять билет и унестись отсюда прочь, куда угодно, только бы подальше от суеты, от забот, от самого себя. Но никто не верит в это чудо – ни кассир, ни обитатели славного города Мухосранска с неугасшими еще страстями к перемене мест, ни тем более Вергилин.

Он ждет. Он все время кого-то ждет. Кого именно – тайна сия велика есть, сторонним людям знать не дано, а сам он ни за что не сознается.

За те годы, что он ждет, на перрон ступили личности весьма примечательные, просто примечательные и непримечательные вовсе, числом не более десятка. Со всеми он провел долгие часы в прогулках и беседах о материях и предметах окружающей реальности. И всем без изъятий надоел хуже горькой редьки. Но ни один не высказал ему в лицо ни слабейшего упрека. Верно, потому что воспринимали Вергилинскую ничем не выдающуюся персону в качестве души этого города.

Они и сами не подозревали, насколько были близки к истине.

Хотя Вергилин никакая не душа, а обычный горожанин, с постоянной пропиской, трудовой книжкой и страховым свидетельством пенсионного фонда. В это трудно поверить, но у него есть семья. И он действительно путеводитель на общественных началах.

Экспансивный, вспыхивающий по поводу и без такового начинающий поэт Пукшин читал ему поэмы под сенью ротонды в парке культуры и отдыха имени Бессчастного.

Отставной майор-десантник Худой, что недавно воротился из горячей точки, делился с ним замыслами фронтовых записок и пытливо интересовался, как тут насчет питейных заведений и женщин облегченного поведения.

Колумнист Бодролюбов пытался заразить его фрондерским нигилизмом и ухитрился за один день посетить и охаять все театральные учреждения города. Справедливости ради нужно заметить, что коли начать с утреннего спектакля в театре юного зрителя, в обед посетить филармонию, а ввечеру поспеть в драму и комедию, то останется еще время на какой-нибудь растленный ночной клуб вроде «Шары-Залей» или «Конь в Пальто».

Прибывшие в разное время, но сходные между собой, как разлученные в детстве близнецы, незадавшиеся литераторы Недостоевский, Удостоевский и Стоудоевский плакались ему в жилетку о несовершенствах мира и процентах за ипотеку.

Все они ушли.

Не умерли, а просто ушли. Растворились в Мухосранске, подобно кускам пиленого рафинада в стакане кипятка. Разумеется, физически они продолжают существовать где-то и как-то, но отныне у каждого из них своя отдельная мухосранская жизнь.

Вергилин ждет.

Проходящий фирменный поезд причаливает к перрону. В зашторенных окошках вагонов теплится свет. Проводники, зевая, спускаются на влажный асфальт и тут же подымаются обратно, в тепло и уют.

Нынче никто не прибыл. Не вошел в зал и не застыл озираясь, в поисках моральной поддержки и указующего перста. Как, впрочем, и утром.

Вергилин не выглядит разочарованным. Он умеет ждать. И довольствоваться малым.

Он знает, что буквально через полчаса прискачет на всех парах электричка, из которой посыплются дачники пенсионного возраста, какие-нибудь студенты, ну, и Кармазин, отвыступавшийся перед читателями, полный свежих впечатлений разного свойства. «А, это вы, – скажет он немного раздраженно. – Неужели меня дожидались?» – «Не вас, – ответит Вергилин. – Но днесь уж видно не дождусь». – «Днесь!» – фыркнет Кармазин насмешливо, и его настроение сразу же исправится. Затем он процитирует какого-нибудь классика: «Где колыбель его была, там днесь его могила…» – «Откуда это?» – «Из Жуковского, кажется». Затем они покинут вокзал и спустятся в город, и польется обычная беседа ни о чем и обо всем, и опустится вечер, и город поглотит их.

77
{"b":"560437","o":1}