– …первые упоминания о нашем городе содержатся еще в так называемом Своде Феофана, древнейшей летописи конца одиннадцатого века. В Своде говорится: «Се идоша дружина велия, и ста около езера, и пьяху из него, обаче вода бе кална да уметна, и сраху обилно, и бе говна леха велия, и налетеша мухи мнозие, и гудоша вельми, тем и человецы глаголаху, яко срань бе мушия…». В упоминаемом фрагменте летописи речь идет о походе Святослава на вятичей. И хотя современное географическое положение города лежит на значительном удалении от предполагаемого маршрута следования святославлевых ратников, именно это событие традиционно принято связывать с происхождением столь выразительного топонима, ассоциируемого вначале с местностью, а несколько позднее – с образовавшимся на ней поселением. Хотя на сей счет существуют разночтения. Так, профессор Бердуев в своей монографии «Миграции славянских племен» оспаривает сам факт похода Святослава, равно как и существование самого племени вятичей, утверждая собственную теорию этнического тождества балтийских племен русов и этрусков, о которых известно только, что они населяли часть Апеннинского полуострова и достигли высокого уровня развития культуры, прежде чем были покорены и полностью ассимилированы римской империей. Разумеется, в рамках упомянутой теории скромному поселению славян на просторах восточной Европы уделяется сообразно ничтожное место: «Присутствующие в древних источниках упоминания о племенах мухосран, якобы ведущих свое происхождение непосредственно от голяди, в высшей степени сомнительны, особенно в той части, где проводится аналогия между требующими высокой этнической мобильности восточными миграциями означенных племен и вполне реально существующим старинным русским городом, не носящим никаких следов влияния известной балтийской ментальности». В то же время, оппонирующий профессору академик Иван Сатанаилович Захолутин, кстати – почетный гражданин нашего города… то, что сейчас перед вашими глазами в многочисленных витринах и на стендах – лишь малая часть коллекции археологических находок, собранных постоянно действующей экспедицией Мухосранского филиала Института дубитативной истории Российской Академии наук… Между прочим, упомянутая экспедиция заслуживает отдельного рассказа, который, как представляется, всем присутствующим будет небезынтересно выслушать. Рассказ этот начинается знойным летом 19… года, когда академик Захолутин, следуя фирменным поездом Старосибирск-Москва «Кучум», вышел из вагона СВ на перрон с тем, чтобы купить бутылку минеральной воды, и с удивлением прочел название станции: «Мухосранск-пассажирская». «Того не может быть!» – воскликнул академик, который до сей поры и в мыслях не держал, что расхожий топоним, призванный в иронической форме обозначить некую в реальном мире не существующую местность, пребывающую в стороне не то чтобы от исторических процессов, но и вообще от цивилизации в целом. К слову, примерно такими же коннотациями покровительственно-саркастического свойства принято наделять безусловно присутствующий на карте родины город Урюпинск, ничем подобного отношения со стороны мегаполисов, более избалованных культурными, научными и техногенными событиями, не заслуживший. В последнее время, очевидно – в знак внезапно пробудившейся среди носителей языка социальной корректности – в обиход был введен совершенно уже химероидный топоним «Выдропужск», этот симулякр, не имеющий связей ни с каким топографическим объектом, что, впрочем, мало сказалось на традиционной, пожалуй, даже исторической популярности имени нашего славного, богатого традициями и ремеслами города. С одной стороны, подобное уничижительное отношение подавляющей массы народонаселения к реально существующему населенному пункту должно было бы внедрить в сознание рядового мухосранина этакий комплекс географической неполноценности. Но поскольку доминирующими личностными характеристиками народов, издревле обитавших в этих местах, исторически полагаются высокое самоуважение, величавость и невозмутимая снисходительность к насмешкам и насмешникам, то можно констатировать присутствие в сознании всякого отдельно взятого жителя этих мест здравой мифологизации и даже некоторой сакрализации обсуждаемого топонима, поражающего неподготовленный слух своей мнимой неблагозвучностью. Рациональная простота и открытость мухосран не позволила им отказаться от исконного исторического обозначения своей малой родины даже в смутные времена, когда переименования городов, весей и целых стран свершались с поразительной легкостью. Мы судим отчетливо и ясно о тех предметах, которые скрытно, стыдливо, неявно присутствуют во многих топонимах нашей необъятной родины. Не секрет, что так называемая обсценная лексика в форматах славянской смеховой культуры всегда присутствовала в этническом контексте, несмотря на нелепые, доходившие до абсурда и вступавшие в дичайшее противоречие со здравым смыслом потуги их искусственного, механического искоренения разного рода эдиктами и уложениями. Это все равно что изъять из актуальной фонетической модели половину гласных ввиду их декларируемой значимости для генерации пары-тройки неприятных утонченному слуху лексем. Язык сопротивляется таким безумным покушениям на свою целостность. Да что Мухосранск… Поведем окрест непредвзятым, незамутненным взором, вчитаемся и вслушаемся в музыку астионимов, как принято называть в топонимике названия населенных пунктов городского типа. Серов… вам не слышится ничего удивительного? Саратов, Саранск… достаточно подвергнуть редукции первую гласную, и эти имена предстанут в изначальном, не искаженном соображениями мнимого сладкозвучия виде. Вглядимся внимательнее в астионим, принадлежащий двум значительным образованиям на географической карте родины. Не покажется ли вам, что имя «Новгород» изначально звучало несколько иначе, пока не было подвергнуто перестановке слогов, этой речевой патологии, присущей детям, только осваивающим звукослоговые структуры? Астионим «Говнород» располагает к спекуляциям социоэтнического свойства много более, нежели его холодный, одномерный потомок. Еще более впечатляет сокровенная богоборческая аллюзия в имени «Астрахань». Это темное имя, якобы ведущее происхождение от тюркских эрративов, на самом деле непринужденно открывает свой тайный смысл, если увидеть в нем составное слово «Ас-трахан». Всем известно, что ас – это высшее божество в германо-скандинавской мифологии. Сопоставление некого условного божества этнически чуждого генезиса с кратким причастием прошедшего времени, указывающим на некогда произведенное над ним действие явно принижающего свойства, выгодно характеризует отношение обитателей этого региона к поползновениям чужеродных религиозных экспансий. А стоит нам обратить взгляд в сопредельные земли…

– Ненавижу музеи, – пробурчал Кармазин.

– А я так просто обожаю, – возразил Вергилин.

Кряхтя и бранясь, Мурзило выволок из-под самой груды застарелого хлама тяжкий меч в ножнах, уже побитых ржой и тленом. Вытряхнул из шелома курицу вместе с недосиженными яйцами, злобно наподдав ошалевшей птице ногой под гузку. Отодрал от стены курятника прикипевшую грязью кольчугу.

– Ох, горюшко, – сказала жена. – И куда ж тебя, лешего, на ночь глядючи сызнова понесло?

– Не твоего ума дело, – огрызнулся Мурзило, упихивая зело раздавшиеся с годами чресла в кольчугу и хороня под шелом едва опушенную плешь.

Малые детушки заревели. Да и старшой тайком зашмыгал носом, хотя уж и сам гож был обзавестись пусть утлой, но своей бороденкой.

– И что ж тебе дома-то не сидится, на печи не лежится? – запричитала жена. – И на кого-то ты нас покидаешь, кормилец ты наш, поилец, анчутка ты болотная? И кто ж нам защитой да опорой-то будет?

– Никоторого идола с вами не учинится, – пробурчал Мурзило, прилаживая ножны к поеденному хомяками, одырявевшему поясу.

– А сеять кто ноне будет? – взвыла жена. – Нестор-летописец?!