Словом, пришлось мне как следует призадуматься над своим будущим. Если уж за две недели мне не посчастливилось снять окаянную пташку стандартным приемом, то надеяться сделать это за три дня нечего и думать. Сижу я, получается, на крыше казармы, печалюсь. И не столько из-за угроз ротного, сколько по причине осознания собственной ущербности и законченного несовершенства. Сердцем чую - не снять мне Жаворонка за три дня! Никак не снять. Завтра - послезавтра опять, шакал, кого-нибудь подстрелит. А там и моя очередь подойдет. И ладно бы еще ни за что. Так ведь за дело! Что ты за снайпер, если собственных товарищей от паршивого дилетанта с нечищеной винтовкой защитить не можешь? Враг народа и есть, а не снайпер!

Так, стало быть, и толку я воду в ступе, бичую сам себя. А как набичевался вдоволь, и заново взглянул на проблему, так и стало мне ясно, что имею я дело с элементарным уравнением с двумя неизвестными: местом и временем...

-То есть? - не удержалась Елена, до сего момента слушавшая его не перебивая.

-То есть Жаворонок стреляет всегда в одно и то же время, приблизительно с одного и того же направления. Так уж получается, что в это время и на этом месте мы ему регулярно мишени подставляем. По-другому не выходит. А если попробовать? Не успела мыслишка сия расцвести в полную силу, как помчался я с ней к своему взводному. Он, вполне ожидаемо, в восторг не пришел, но, взвесив все и проконсультировавшись с начальством, приказал перенести хозяйственные постройки на противоположную от казармы сторону. Сортир новый соорудили, дрова перебросали, ну и прочие пожитки, находившиеся на улице, туда перетащили. Ротный лично объяснил всем и каждому, в чем суть дела и настрого запретил по утрам высовываться на сторону, которую Жаворонок пристрелял.

Ну а я, как обычно, прихватил своего напарника, бестолочь зеленую, забился с ночи в свое гнездышко на крыше казармы и стал ждать развития событий. Тут ведь вариантов-то - всего ничего. Два их, варианта. Либо Жаворонку придется изменить время стрельбы, выжидая пока кто-нибудь из наших засветится на пристрелянной им стороне. А кто-нибудь обязательно засветится, но не с раннего утра, когда он привык стрелять, а значительно позже. Либо ему придется изменить место огневой точки, перенести ее на противоположный склон ущелья. А этот склон совсем не такой как первый. Если тот отлогий и лесистый, то этот - крутой, оползневый, почти голый. В отличие от первого, где можно найти не один десяток огневых точек, качественно укрытых деревьями, на этом, в секторе, позволяющем вести огонь по нашей казарме, едва ли отыщутся три - четыре.

Таким вот образом я и намеревался раскусить Жаворонка. Понять его психологию. Изучение психологии противника всегда увлекательное дело, а когда речь идет о снайпере - наиболее интеллектуальном, осторожном и, стало быть, опасном противнике, этот интерес становится просто колоссальным. Как поведет себя Жаворонок, не обнаружив в привычном месте и в привычное время очередную мишень? Выжидать станет или попробует подобраться с другой стороны? Жду.

Первый день прошел тихо. Травинки нигде не шелохнулось. Второй тоже без подстрела обошелся. Точно - Жаворонок он и есть жаворонок! С утра не чирикнул - весь день молчать будет. Ну, думаю, коль так - на третье утро точно пташка отметится. Позвал я командира разведчиков и указал ему наиболее вероятные точки на другом склоне ущелья, где наш стрелок может окопаться. Их всего-то четыре и было. Как ночь наступила, разведчики их заминировали. Как положено - аккуратно и скрытно. Я с ними не ходил, так как в этих делах особо не разбираюсь, а дилетантизм почитаю причиной большинства бед на войне. Я намеревался наблюдать представление из своей ложи на крыше. Однако не успел.

Солнце еще не взошло, как на том склоне, где наши мины стояли, бабахнуло в полную силу. Когда же мы определили место подрыва и выдвинулись к нему едва рассвело, то обнаружили поблизости труп Жаворонка, прилетевшего ни свет, ни заря к одной из определенных мной нор и нарвавшегося на растяжку.

-И что дальше?

-Дальше? А никакого дальше не было. Прицел с его драгунки, которая, действительно отродясь не знала хорошей чистки, я, как положено, свинтил на трофеи. А Жаворонка закопали...

-А почему он всегда стрелял только по утрам узнали?

-Узнали. Представляешь, он оказался жителем соседнего селения и работал там строителем, восстанавливая какую-то ферму. И ему, в самом деле, каждое утро к девяти часам нужно было на смену! Очевидно, вечером сил ползать по горам с винтовкой у него уже не было, и для занятий любимым хобби оставалось только утро, причем самое раннее. Вот такой вот воитель - ваятель оказался. И успокоить его удалось исключительно благодаря моим тактическим познаниям, а не твердой руке или верному глазу. - закончил Кирилл.

Елена взглянула на него, а потом откинулась на спинку плетеного кресла и расхохоталась.

-Что-то смешное сказал? - спросил он.

-Да нет, нет! Что ты! - отмахнулась она. - Просто... ты сейчас - вылитый Пашка.

-Правда?

-Правда. Один в один. Тот тоже как... разойдется - не остановишь.

Кирилл тоже кивнул, не зная: как воспринимать подобное сравнение. Как похвалу? Или же...

Ладно, бог с ней. Он разгреб вилкой завядшие в печи пальмовые листья, обнаружил под ними последний кусочек свинины и, отправив его в рот, откинулся на спинку.

Вокруг небольшого кафе, целиком, казалось, сплетенного из тростника, было разбросано десятка два столиков, один из которых в настоящий момент занимали они. Пальмы, возвышавшиеся по бокам, напоминали колоннаду, сотворенную не вполне адекватным архитектором. Небрежно рассеянные некогда бризом и пригнутые затем его же волевой рукой в одном направлении, они оставляли ощущение упорядоченной хаотичности. Поверх колонн лежал зеленый свод, настолько плотный, что лишь редкие лучики солнца просачивались сквозь него, вычерчивая на песке и столах замысловатые, колышущиеся узоры.

Справа, едва заметный среди пальмовой колоннады, белел корпус отеля, а слева синело море. На границе пляжа и воды клубился невысокий бурунчик прибоя, а за ним вперемешку покачивались на легких волнах головы купальщиков и яркие блики подбирающегося к зениту солнца.

Солнце...

Именно оно разбудило его спозаранку, своей настойчивостью и силой перевесив все аргументы, убеждавшие остаться в постели как минимум до обеда...

*

...С каждой минутой солнце наглело все больше и больше. Кирилл перевернулся с одного боку на другой, потом натянул на голову плед, но вскоре понял, что и это облегчения не принесет. Острые лучи без труда прошивали тонкую ткань и лезли в глаза. Как странно, подумал он, выныривая из сонной глубины: солнце у меня в комнате просто круглые сутки - и вечером, после обеда, и утром.

Привычка автоматически, почти бездумно анализировать окружающую обстановку, не загадывая наперед - пригодится ли это, как всегда сработала безупречно. Не разобравшись еще: на кой черт ему нужно знать это самое положение солнца, он отбросил покрывало, болезненно сощурился и сел на... диване. Ну да, точно - на диване. Кровать это спальное место не напоминало никоим образом.

Так и не подведя теоретического базиса под ряд представившихся ему несуразиц, Кирилл обхватил руками голову и теперь уже не просто сощурился, а застонал. Ощущения человека, принявшего накануне несколько литров пива, дополнившего его доброй порцией виски и от души, не скупясь, отлакировавшего это восхитительное сочетание полновесной дозой водки невозможно было спутать с какими-либо другими. Малейшее движение выстреливало болью в виски и рикошетило оттуда по всей голове.

Кирилл попробовал прикрыть глаза, но тут же снова открыл их. Отсутствие света положительным образом сказалось на мироощущении, но вестибулярный аппарат то ли не заработал еще в полную силу, то ли просто утратил надежную связь с мозгом: стоило лишь потерять визуальный контакт с окружающим миром как чувство зыбкого равновесия сменилось головокружением и тошнотой.