В эту ночь, вернее, под самое утро, затарабанили Михаилу в дверь. Михаил вскочил, открыл.

— Пензев!

Колька Пензев никак не мог отдышаться, связать слова.

— Кран упал. То есть стрела, — поправился Пензев.

— Задело кого?

— Никого.

Михаил зачерпнул кружкой воду из ведра, попил. Валя укрывалась, натягивая на голые плечи одеяло. Колька Пензев тоже схватил кружку, зачерпнул и вылил себе в рот три кружки подряд.

— Какой кран-то, где? — спросил Михаил.

— Иду, смотрю, стрела была и нет. Подбегаю, лежит, ударилась оголовком о рельсу, погнулась «вставка»…

— Ну, а что паникуешь?

— Во даешь! Объект-то пусковой. Я сразу на кран, за тормоза, проверил — откручены гайки и ключ еще теплый лежит. Какой-то диверсант. — И тут же прикусил язык. Крановщик просил не выдавать его. Он регулировал тормоза, а гайки забыл, не закрутил, пока бегал на растворный узел — стрела упала.

— Так-так, — Михаил штаны, рубашку на себя, сапоги натянул, вытолкнул Кольку и сам вывалился на улицу.

— Ну чего ты раскричался, — выговорил Михаил Пензеву, — напугал…

— Что она у тебя, на сносях? — поинтересовался Колька Пензев.

Логинов не ответил.

— Вот что, Николай, — снова заговорил Михаил. — Жми, подними ребят, без шума только, человек пять, знаешь кого. Цепляйте со склада новую «вставку» и волоките к крану. Я туда побежал.

Логинов прошел в конец темной безлюдной улицы, подошел к крану. Там уже были двое ребят из бригады и крановщик.

— Михаил Вячеславович, — было начал крановщик, — какая-то сука…

— Потом, — оборвал его бригадир.

Михаил осмотрел кран, надо же, кому-то понадобилось ронять стрелу — напакостить. Сама бы она ни за что не упала.

— Ну а ты где был? — спросил Логинов у крановщика.

— Я-то? Здесь. Всю дорогу никуда не отлучался. Только сбегал на растворный. Там у них сабантуй — аванс давали…

Михаил потянул носом. Нет, трезвый его крановщик.

— Да на, — дыхнул крановщик. — Что я, маленький, не понимаю…

— Вы, ребята, отворачивайте болты, освобождайте погнутую секцию.

Пока откручивали болты, Колька Пензев приволок на телеге трактором новую секцию. Михаил спросил, как дали-то без требования? Колька только ощерился, дескать, спрашиваешь.

Отвернули болты, попробовали выручить погнутую «вставку», не хватает силы.

— Придется искать какой-нибудь подъемный механизм.

— Ступай, бугор. А, собственно, что мы мудрим? — раскалился Колька Пензев. — Пошли принесем бревно или брус, заломим, хэк! Пошли!

Только отошли от крана, Михаил увидел, кто-то подъехал на своем газике, вроде Тузов. Михаил помахал ему, чтобы тот подождал, но газик только притормозил и покатил дальше.

Принесли на плечах восьмиметровый брус.

— Заводи, во-во! — командует Колька Пензев. — Навались на пуп, как рывок, так и рупь!

Выворотили погнутую «вставку», подтянули новую, этим же брусом поджали — закрутили болты.

— Все, — сказал Михаил. — Ты, Пензев, отвези погнутую вставку на монтажную площадку, и пойдем завтракать.

Логинов вернулся домой. Умылся. Валя его торопила:

— Скорее, Миша, оладьи стынут.

В это время зазвонил телефон. Михаил снял трубку.

— Спишь?

— Нет, — узнал бригадир голос начальника стройки.

— Спишь! — повторил тот с раздражением.

— Да не сплю. Давно встал. Дело какое есть?

— Как у тебя с кранами обстоит дело?

— Как? — замялся Логинов. А сам подумал, может, еще чего натворили. — Нормально.

— Так вот, я вам докладываю, — с издевкой сказал начальник. — У вас кран упал.

— Где? — вырвалось у Михаила.

— На пусковом объекте, на столовой…

— Может, показалось кому с похмелья? — почему Михаил так сказал, и сам не знает.

— Немедленно ко мне. — Бакенщиков положил трубку.

— Не надо бы так, Миша, начальник ведь, — упрекнула Валя.

Михаил оладью в рот, другую в руку и за дверь. Вышел, а у подъезда газик Бакенщикова. Михаил было проскочил его, но шофер окликнул:

— За тобой. Логинов, послали. Сейчас батя врежет тебе…

В кабинете начальника уже сидел Тузов. Логинов остановился на пороге.

— Если я тебя, Михаил, похвалил, поставил в пример, это еще не значит, что ты ухватил бога за бороду. Пьянствуешь! Роняешь краны. Сорвали ночной бетон.

Логинов только пожал плечами.

— Вот видишь. Логинов, — вставил Тузов, — до чего доводит зазнайство? Я уже вам, Евгений Иванович, докладывал, — повернулся Тузов к начальнику стройки. — Мы терпим Логинова, поначалу у него действительно двинулось дело. Мы радовались. Но сейчас он просто тормозит. Я не знаю, как дальше так работать…

Михаил слушал Тузова, не пытаясь оправдываться.

Бакенщиков еще постоял, как видно, оценивая обстановку.

— Ну, так что ты. Логинов, на это скажешь? — спросил Бакенщиков.

— Трудно вам придется, товарищ начальник, вот с такими кляузниками, — Логинов кивнул на Тузова. И было развернулся к выходу. Но тут его перехватил Тузов.

— Нет, дорогой мой, извольте, молодой человек, отвечать. Евгений Иванович, я это не оставлю, я требую…

— Ладно, — сказал недовольный Бакенщиков. — Идите, садитесь в машину.

Через минуту вышел и сам. Он даже не взглянул на своих пассажиров, велел шоферу ехать к крану. Михаил сидел рядом с Тузовым, и от того разило перегаром. Бакенщиков повернулся к Тузову, хотел его о чем-то спросить, но только поморщился.

Подъехали на объект. Тузов сразу вылез из машины. Логинов за ним, глянул Тузов на кран и остолбенел.

Логинов слышал, как Бакенщиков спросил крановщика:

— Почему не работаете?

Тот ответил:

— Работаем, бетон ждем…

Начальник стройки вернулся к машине, Тузов было полез на сиденье, но Бакенщиков что-то ему сказал, и тот остался стоять на месте.

Тузов постоял, проводил взглядом машину. Подошел к Логинову.

— Ведь своими глазами видел, видел же, вот только что. Ну, скажи, Логинов?

— Пьешь?

— Выпиваю, — присмирев, ответил Тузов, — заметно?

— Галлюцинация, — бросил Логинов и направился через дорогу.

А самого точила мысль: «Вот ведь как по-разному у людей жизнь складывается. Живут люди на земле. Одни добро норовят сделать, другие — пакостничают. Неужто без этого никак не обойтись? Объединиться бы на полезное, на доброе дело. Нет ведь. На пустяки тратим столько энергии, нервов. И чего это Тузову неймется? Характер?»

Дорога, по которой он шел домой, напоминала Михаилу ту далекую, материковскую, когда он шел на завод после демобилизации. И лет вроде немного прошло, а кажется, это и не он шел. Что все это было с другим Михаилом, юношей, доверчивым, старательным.

Сейчас он даже с нежностью вспомнил дядю Митю, а тогда… и картавость смешила, и простить не мог злую шутку. Отомстил, и сейчас неловко. Да, было. И память, неподвластная времени, уже перенесла его на завод, в его первый рабочий день. Как не терпелось скорее взяться за работу, как надоедал своему мастеру!

— Ну, с чего начинать, дядя Митя?

— Не телпится? Лаз не телпится, начинай тлехтонный гудок.

— А куда такой? — усомнился было Логинов.

— Поставим на заводскую тлубу.

Михаил обежал цех, нигде не нашел подходящей трубы. Если трехтонный гудок, думал он, то соответственно и труба должна быть ого какого диаметра. Было сунулся к мастеру, но побежал на свалку, там лазал полдня, искал трубу. И уже под конец работы вдруг его осенило. Не вес, а тон, тембр задан. Выпросил в инструменталке медную трубку. Еще инструментальщик недоверчиво поглядел на Михаила, прежде чем дать.

— Молодой, а, видать, ранний. Смотри, у нас не принято аппаратами заниматься, — намекнул старик на самогоноварение…

До утра Михаил пилил, не отошел от тисков. А утром подсоединил гудок к кислородному баллону и продемонстрировал мастеру. Гудок заревел в три голоса, сбежались со всего цеха рабочие. Михаилу выговор. А когда устанавливали в цехе новый станок, катили его по трубам и дядя Митя хотел поправить покат, то Михаил в это время подсунул ломиком станок, дяде Мите придавило палец. Он носился, зажимая палец.