Ветер был тяжел и сыр, он без малейшего сострадания трепал мою распахнутую ветровку, играл с клетчатой юбкой, ерошил, все более спутывая, шершавой ладонью золотистые волосы. Будто посмеиваясь над моей беспомощностью, кто-то пустил трель по небу. До самых первых капель я даже не замечала этой издевки, в Англии все же живем.
Обратив лицо к моросящему небу, я улыбнулась, что ветру явно не понравилось. С новой силой неистовый колко, словно пощечиной, ударил по лицу. В центре, помнится, задувало гораздо слабее. Впрочем, чего ожидать от окраины города? И как только он ездит каждый день в школу?
“Зачем я туда иду? Это так глупо! Что я ему скажу? А если не ему?! А что если Купер дал не тот адрес?!” — Во время пересечения серой улицы и всматривания в номерные таблички на домах, стоявших вплотную друг к другу, круговорот беспокойных мыслей в моей голове все ускорялся, а вот уверенный шаг — замедлялся. Как обычно, щеки начинали гореть, словно кипятком ошпаренные.
Чуть не проскочив мимо дома с табличкой “18А”, я резко затормозила. Через черный решетчатый забор, что был мне по пояс, виднелся строгий классический фасад, увитый плющом. Серые каменные украшения выглядели, как темные капли слез. Высокие окна-арки, симметрично расположенные детали — во всем был выдержан классический порядок. Картину типичного английского дома дополняли сырость старого серо-коричневого кирпича и массивность красной входной двери.
Я фыркнула, сверив номер дома с номером, наскоро написанным на ладони синей пастой. А чего я ожидала? Загадочный новенький должен был жить во дворце? В склепе?!
“Как ты вообще нашла его дом?” — спросите вы.
Это было не сложно. Купер, семиклассник с нервным тиком на правом глазу и зависимостью от компьютера, добровольно согласился проникнуть в базу данных школы. Ну вообще-то не то чтобы очень добровольно, но как не помочь местной знаменитости? У бедняжки, кажется, еще и левый глаз задергался от моего предложения “полетать”.
“Но зачем?!” — так и представляю, как вопросительно изгибается ваша бровь.
Тут я, пожалуй, пожму плечами и отведу взгляд. Сейчас, когда я со скрипом отворяла железную калитку, всё казалось ещё сложнее, чем когда я садилась в автобус.
На полпути к красной двери я замерла, второй раз за день словив отражение. Медленно расходясь кругами, лужа будто фокусировалась на картинке с девушкой. Черные кеды, колготки, школьная юбка, красная ветровка, из-под которой выглядывал все тот же чёрный свитер, руки, нервно сжимающие шнурки от куртки, тонкая шея и лицо с бледной кожей, алые от постоянного прикусывания губы и изумрудного цвета глаза, что всё так же обведены красной каемкой. Волосы — здесь вообще все плохо. Ветер сплел золотисто-каштановое гнездо, которое не мог прикрыть даже капюшон. Бесшумно выдохнув, я буквально раздавила свое отражение ногой и уверенно подошла к двери.
Красное дерево вблизи уже не казалось таким красным. Здесь, как оборотная сторона фальшивки, цвет казался выцветшим от времени, дерево — сырым от погоды, а каменные ступеньки, что вели к двери, и вовсе отбитыми. На мгновение сомкнув веки, я, быть может даже вслух, прошептала: “Ты пришла за ответами, ответами и ножницами!” — и, протянув, казалось, синюю от холода руку, уверенно постучалась.
Не думала, что кто-то настолько пунктуален, чтобы открывать дверь после одного стука. Но нет, есть и такие. Первое, что бросилось мне в глаза — это золото волос. Не подозревала, что есть кто-то еще с таким цветом, но и тут ошибалась. Девушка, даже скорее девочка, лет тринадцати — не больше, худощавая, такая же бледная и с большими глазами цвета болотной трясины, хмурясь, оглядела меня с ног до головы и вопросительно мотнула головой.
— Привет, я ищу Тейта, — скороговоркой проговорила я.
— Тейта?
Девочка переспросила медленно и неуверенно, голос ее казался сиплым, будто простывшим. Последнее время я часто слышу подобную манеру от собеседников. Страх?
— Да, Тейта Лэнгдона, он…
— Его нет дома, — быстро ответила она и кивнула, скорее сама себе. — Но я могу позвать маму.
— Нет, не надо, — только мамы здесь не хватало. — Просто… просто скажи ему, когда вернется, что я приходила за своими ножницами.
— Ножницами? — удивленно округлив глаза, переспросила девчонка и, словив мой кивок головой, ответила тем же, но неуверенно. - Он вернется только послезавтра, но я передам. Ты та…
— Мне уже пора, спасибо.
Резко обернувшись я стремительно, словно убегая с места преступления, направилась прочь от дома, от красной двери, от так похожей на Тейта девочки. Спиной чувствуя, как её глаза провожают мою фигуру, я выбежала, не оборачиваясь и не заботясь о закрытии калитки, пересекла улицу и направилась к остановке.
Капюшон шуршал по ушам, но казалось, будто шуршит мозг, усердно шевеля извилинами.
“Это была его сестра? Куда он мог уехать? На полтора суток? Я не увижу его завтра?” — голова начинала кружиться. Приближаясь к остановке, я сбавила шаг и, тяжело дыша, подняла взгляд. Автобус стоял, раскрыв двери — будто поджидал меня, будто знал и не уезжал.
“Ну что? Как твои ответы?” — урчанием мотора он словно усмехался надо мной.
Взбежав по ступенькам, я прошла в глубь и торопливо прильнула к холодному стеклу. Вот сырая улица, по которой я только что бежала, вон поворот, а там серо-коричневый фасад, увитый плющом, что расположился среди других точно таких же серо-коричневых фасадов, увитых плющом. Отсюда было не разглядеть красную дверь, что есть только у этого дома, но ее силуэт, казалось, навсегда вгрызся мне в память.
Прикрыв воспаленные веки, я откинулась на сиденье. Снова ноги, бока, локти, спины, седые затылки. Снова ненавистная медлительность.
“Идиотка!” — только сейчас поняла, насколько все это было бессмысленно.
========== Переписка ==========
“Шум имеет лишь одно преимущество — в нем пропадают слова.”
***
Медленно, с аккуратностью отсталого ученика статуса “профи”, я опустила голову на сложенные на парте руки. Рукава водолазки приятно холодили кожу. Уходя в “хидден плейс” на задней парте, я прикрыла веки, а слова учителя, иногда перебиваемые учениками, слились в общий гул и, казалось, растаяли. Состояние прострации, как обычно бывает, полностью захватило в свою обитель. По правде говоря, я и не сопротивлялась.
Не знаю, что меня тогда заставило, будто щелчок на подсознательном уровне, но в один момент я вдруг резко распахнула глаза. Вовремя, как оказалось. В ту же секунду скомканный лист бумаги неведомо какой траекторией угодил мне прямо в руки. Чисто машинально сжав его в кулак, я с подозрением огляделась. Несомненно, удел откровенно скучающих учеников — пускать бумажные истребители в беспилотный полет или малевать что-нибудь непристойное, чтобы потом распространять по рядам для ценителей-критиков. Но меня, как не самую популярную личность, участие в подобном роде школьных развлечений не затрагивало, по крайней мере, раньше.
Как только мои глаза наткнулись на золотисто-русые волосы, которые вьющимся ореолом обрамляли лицо парня, все стало ясным. Ненадолго. Подавив глупую улыбку, я нахмурилась и вопросительно кивнула ему. Обнажая ямочки, Ленгдон улыбнулся и кивнул на мой сжатый кулак. Медленно и недоверчиво я разжала руку и перевела взгляд на мятую бумажку. Ничего особенного, всего лишь записка. И всё же было не по себе, как всегда при неожиданном появлении новенького.
“Не нравится история?” — немного корявым, типично-мальчишеским почерком спрашивала меня записка.
И это всё? Разочарованно я покрутила в руках мятый листок и, саркастически изогнув бровь, снова глянула на блондина. Тот, не обращая внимания на меня, вперил заинтересованный взгляд в учителя и будто внимательно прислушался. Очень смешно. Фыркнув, я схватила ручку и, приложив её конец к обветренным губам, задумалась. Казалось бы, все просто. Он не сможет убежать и ему просто придется дать мне ответы. Но на какие вопросы?
“Не больше литературы. Что ты тут делаешь? Ты же должен был приехать только через два дня!”