— А ты что думаешь, Фрэнки? — аккуратно спросила она после долгой паузы, явно почувствовав отстраненность моих мыслей.
— Насчет этого? — спросила я, кивком головы указывая на людей, все еще толпившихся у дверей из зала конференций. — Думаю, что Харрис мертв, а значит, не имеет смысл то, что теперь будут говорить. Наверное, они тоже это понимают, а говорят только лестное потому, что так проще.
Ни единым жестом не подтвердив и не опровергнув мои слова, блондинка медленно перевела взгляд на толпу учеников. Я чуть прикрыла веки и опустила голову вбок, виском касаясь холодной стены, буквально растворяясь в мыслях, теряя ясность картинки школьного коридора. Я всегда думала, что сила молчания являет собой рвение материи вселенной в покой, в нечто гладкое, несокрушимое. По сути, это молчание, этот покой был между нами уже месяц, а может и больше… Я открыла глаза и, часто моргая, снова сфокусировала зрение на подруге. Она все еще смотрела куда-то, нервно теребя свою любимую сумку, и, казалось, тоже была погружена в размышления.
А подумать, есть ли спокойствие в нашей немоте? Я закусила нижнюю губу и нахмурилась; ведь спокойствие может быть только тогда, когда рядом есть свобода, когда всё разрешено. В рамках никогда не будет спокойствия, только броуновское движение, похожее на стригущий лишай. Клетка недосказанности, раньше казавшаяся волей, теперь обретала очертания металлических прутьев, отделяла, беспощадно разрывая живую плоть.
— Я все никак не могу понять, почему ты мне не рассказываешь? — не оборачиваясь, спросила блондинка, и никак нельзя было понять — ко мне ли она обращалась или нет.
— В каком смысле?
— Мы почти не видимся, ты просто исчезаешь постоянно куда-то, — она медленно обернулась, но в глаза все же не посмотрела, вперив взгляд куда-то рядом с моей головой, в пустоту. — Даже когда рядом, ты не здесь!
— Просто… — я замялась, так же отводя взгляд куда-то мимо ее фигуры.
— Просто? Всегда было просто, но это никогда не напрягало, а сейчас я чувствую, что-то происходит! Все это… — Кажется, она развела руками, но я продолжала искать что-нибудь за ее спиной, что-нибудь, за что можно было зацепиться. — Все это как-то связано с тобой, я уверена.
— Не понимаю, — пожав плечами, я выдохнула и все-таки вернулась взглядом к девушке. Она смотрела прямо мне в глаза, смотрела уверенно, не хмурясь, а лишь как-то задумчиво выпятив нижнюю губу — так она глядела на уравнения с несколькими неизвестными на уроке мистера Ричарда, учителя тригонометрии.
— Конечно, не понимаешь, — качнув головой, Зои вдруг отвела взгляд и шагами начала вымерять участок школьного коридора. Прошло несколько минут до того, как она снова заговорила. — Куда ты спешила в тот вечер, на танцах?
— К нему, — ответ вылетел неосознано. Самый необъяснимый феномен, когда скручивает желудок, когда теряешь над собой контроль в минуты необъяснимо удушающего волнения. Когда знаешь настоящее — оно не забывается, эта эссенция пота, которую тело источает из маленьких пор. Оно выталкивает все скопившиеся на поверхность, боясь в этом увязнуть, но если замешкаться хоть на секунду — всё, ты пропал.
Блондинка остановилась всего в паре метров и внимательно стала всматриваться в мое лицо: сначала скользнула туманным взглядом по чертам, потом вверх и замерла на глазах.
— Харрис не смог совладать с моими флюидами, потому решил перейти к действиям. Я вовремя улизнула и… не я давала ему эти наркотики или что там еще…
— Я просто хочу помочь, Фрэнки, — перебила она, и взгляд ее был таким, каким был в классе литературы в день происшествия, когда она пыталась утянуть меня обратно на место, когда у нее не получилось. — Хочу, чтобы ты знала, что можешь доверять мне…
Я кивнула, поджав обветренные губы, и отвела взгляд. Пространство внутри тела совершенно, потому что оно не деформировано душами тех, кто хочет ворваться, душами тех, кому неймется. Как же всё-таки хорошо, что есть столько способов защиты, а последнее — свое же тело. Другой может овладеть мыслями, но только через тело, через взгляд. Если хочется одиночества — нужно лишь не смотреть никому в глаза.
— Зои, помнишь, ты говорила что-то про новенького? — разорвала я нависшую между нами тишину и, медленно подняв неуверенный взгляд, отстранилась наконец от своей опоры о стену. — В тот вечер, когда… хотела поговорить. Про Лэнгдона.
Какое-то время она хмурилась и блуждала взглядом где-то позади меня. Будто в поисках фонаря, который сможет пролить свет на груду дотлевающего пепла, разбросанного по коридорам разума. Моя надежда была словно огоньки: пока ещё отдают жаром, ведь если они затухли — я снова осталась ни с чем. Моя удача — как обычно бывает, уголки губ ее едва заметно дернулись, а глаза цвета дождливого неба обратились ко мне:
— Да, точно! Это все очень странно… Ты уверенна, что он Лэнгдон? Потому что я вспомнила, откуда мне знакома эта фамилия.
— О, мисс Палмер, я была уверена, что вы еще не ушли!
Я даже не успела нахмуриться по поводу слов подруги, как из-за угла в коридор вылетела Даниэлла — школьная секретарша, славившаяся умением абсолютно бесстрастно говорить и вести себя так, будто знает все и обо всем. Вполне безобидная, но все же раздражающая особа. С чуть порозовевшими щеками, но все с привычным строгим и собранным выражением лица она быстрыми шагами преодолела расстояние до нас и, даже не удостоив Зои взглядом, выжидательно посмотрела на меня.
— Почему вы были уверены, что я еще не ушла? — медленно, будто устало, спросила я.
— Потому что видела вас несколько раз в школе задолго после уроков, — ответила она, совсем не придавая словам никакой эмоциональной интонации. — Не в моих полномочиях скакать по школе в поисках тех или иных личностей. Именно скакать, отвратительно! Но тот, кто вас спрашивает, очень настаивал.
Я метнула быстрый взгляд в сторону подруги лишь чтобы удостовериться, одной ли мне чудилась абсолютная речевая бессвязность? Путанные, невнятные или попросту бессмысленные слова. Ну а если тому причиной была лишь особенность говорить, словно читая инструкцию по эксплуатации чего-либо, к чему же она все-таки пришла?
— Даниэлла, меня кто-то спрашивает? — неуверенно спросила я, с сомнением вглядываясь в худое, вытянутое лицо секретарши.
— Некий мистер Лэнгдон. Он говорит, что вы искали его.
========== Последняя дрожь ==========
***
Охватывая каждый сантиметр кожного покрова, дрожь разбегалась со спины на все части тела, и, пульсируя, не прекращалась. Я даже не подозревала, что такое возможно. Если бы не кресло, на которое я наткнулась, когда начала пятиться назад, то меня бы уже здесь не было. И дрожи бы не было… Или она теперь будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь?
Даниэлла завела меня в кабинет со словами: «Франческа Палмер, мистер Лэнгдон. Можете остаться здесь, а я буду в приемной. Если понадоблюсь… — Тут она многозначно посмотрела на меня, но я еще больше нахмурилась: ситуация казалась мне не то чтобы абсурдной, а просто невозможной для осознания. — Я буду за стеной», а потом бесшумно выскользнула за дверь. Я так и осталась стоять посреди небольшого кабинета, к которому за последнее время уже успела привыкнуть — “беседы” со следователями и местными психологами проводились именно здесь. Я буквально зависла, вперив хмурый взгляд в спину незнакомца, который будто что-то выискивал на книжных полках, и недоумевала — что я тут делаю?
— Как научиться жить… — проговорил, а точнее зачитал он и медленно начал оборачиваться в мою сторону. Первое, что бросилось в глаза, была агитационная бумажка в его руках, таких обычно завались в учебных центрах, на любой вкус: “Булимия или слабость”, “Используй защиту или распрощайся с будущим”, “Аутсайдер — тоже человек”.
— Как научиться жить? О, они-то уж точно знают! — пробубнила я скорее сама себе, чем тому, кто уже в упор разглядывал меня.
— Не надо уметь жить, — вдруг заговорил он, приподняв листовку так, чтобы я могла прочесть название, — потому что от этого теряется вся суть обычных человеческих процессов и потребностей. Умели бы мы, люди, жить, не нужно было бы вспоминать, не нужно было бы надеяться, мечтать и оставлять место фантазии. Жизнь по своей сути является эстетикой проходящего… Всё уходит с мгновением и воскресает с памятью.
