Дождавшись кивка, подполковник сложил на груди руки и подытожил:

– На мой взгляд, фантастика в чистом виде.

– Верно, фантастика. Точнее, мистика, – согласился с ним оппонент. – Однако не все, Михаил, измеряется одним здравым смыслом. Я ведь не просто так предложил вам эту свою фигню почитать. У меня ведь и расчеты кое-какие имеются.

– Расчеты?

– Да, расчеты. Цифры, они, как известно, не лгут. Тем более, когда подкрепляются экспериментом. Пусть даже и не совсем удачным.

– Намекаете на Андрея?

– Намекаю, куда деваться. «Свободный кварк» обрел, наконец, свободу и пустился, как водится, во все тяжкие. То ли в ином времени, то ли в иной Вселенной.

– Параллельные миры и путешествия во времени? Что ж, в этих материях я разбираюсь не больше, чем свинья в апельсинах. А впрочем… – Смирнов ненадолго задумался, затем сунул руку в карман и выудил из него монетку двухрублевого номинала. – Знаете, Александр, что это такое?

– Знаю, конечно, как не знать. У меня у самого в кошельке такие же водятся.

– Хм, ну раз знаете, тогда давайте и я вам поведаю одну весьма занимательную историю, приключившуюся со мной лет эдак тридцать назад, еще во времена исторического материализма…

– …вот так оно все и было. Жаль только, подтвердить я это ничем не могу. Пропала монетка, рассеялась как пыль на ветру, – закончив рассказ, Михаил Дмитриевич откинулся на спинку офисного кресла и испытующе посмотрел на замершего перед ним ученого мужа. – Ну что? Как вам моя история?

Из ступора Синицын вышел секунд через двадцать. Резко вскочив, буквально отшвырнув в сторону стул и принявшись едва ли не бегать по кабинету. Останавливаясь лишь затем, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться, мотнуть головой и рубануть воздух ладонью.

– Черт! Черт! Черт! – выкрикнул он спустя пять примерно минут, перестав, наконец, носиться по комнате и поворачиваясь к подполковнику. – Ну почему!? Почему вы мне раньше об этом не рассказали?!

– Дык не спрашивали, – улыбнулся Смирнов. – А что до всех остальных, то… неохота мне, знаете ли, в дурку. На воле оно как-то лучше. Такие дела.

Ученый открыл было рот, собираясь, по всей видимости, резко ответить «чекисту», но вместо этого вдруг застыл в позе бронзового Ильича с поднятой вверх указующей и направляющей дланью. Впрочем, оцепенение его продлилось недолго – спустя пять или семь ударов сердца завлаб опустил руку, медленно прошел к столу и, подняв ранее отброшенный стул, степенно уселся на свое рабочее место.

– Вы совершенно правы, товарищ Смирнов, – ровно произнес он, складывая по-ученически руки. – Дурка нам не нужна.

«Что же тогда нам нужно?» – на этот немой вопрос, ясно читаемый в глазах подполковника, Синицын ответил все тем же спокойным тоном:

– Нам надо просто дождаться, когда мои студенты полностью восстановят разрушенный аппарат, а затем повторить эксперимент с учетом всех вновь выявленных обстоятельств.

– Хм, и кто же на этот раз станет подопытным кроликом? – усмехнулся Михаил Дмитриевич, глядя на визави.

– Либо я, либо вы, – пожал плечами доктор наук. – Других претендентов на это почетное звание я как-то не наблюдаю.

– Вы уверены? – ошарашенно пробормотал Смирнов.

– Ну, мы могли бы привезти сюда еще и Андрея, но, согласитесь, это было бы не совсем комильфо. К тому же, наши правоохранительные органы вряд ли допустят экзерсисы подобного рода, не говоря уж об эскулапах.

– Да нет, я вовсе не о том спрашиваю, – перебил ученого подполковник.

– А о чем?

– Просто не совсем представляю, почему именно мы двое.

– А вы что, еще не поняли, в чем проблема?

Михаил Дмитриевич развел руками:

– Не понял. Я в теориях не очень-то разбираюсь. Ну то есть я, конечно, готов поучаствовать в опытах, но…

– Ясно, – остановил его жестом Синицын. – Ну что ж, попробую объяснить. Гипотеза здесь такая. Все дело в том, что отвечающий за Андрея кварк, освободившись, оказался моментально притянут другим, аналогичным. И ни время, ни пространство помехой не оказались. Наоборот, чем больше дистанция, тем сильнее взаимное притяжение частиц – есть такая особенность у глюонного поля. А поскольку тридцать лет назад в той же самой комнате произошло некое ломающее стереотипы событие – как подтверждение факта тут проходит ваша рассыпавшаяся в прах монетка – постольку элементом взаимного притяжения стали вы, уважаемый Михаил. Вы и никто более. Вы ведь, я надеюсь, испытываете к Андрею определенную симпатию, да?

– Вообще-то у меня нормальная ориентация, – улыбнулся в ответ Смирнов.

– Да нет, я не об этом, – отмахнулся завлаб. – Если бы дело касалось женщины, а это, сами понимаете, уже не кварк, а его зеркальное отражение с другим знаком, то в этом случае Андрей давно бы уже вернулся: у мезонной пары кварк-антикварк слишком недолгая жизнь.

– А у двух мужиков что? Существенно дольше? – снова ухмыльнулся «чекист».

– Не у двух, Михаил, – поднял палец ученый. – У трех. Третьим, видимо, оказался я. Недаром ведь мне сны эти дурацкие снятся. Короче говоря, три кварка, как в присказке. Ну, или три богатыря, если, конечно, вам по душе такое сравнение.

– Ага, значит, выходит, кого-то из нас надо просто подвергнуть некой… м-м… процедуре, и тогда все восстановится в прежнем виде?

– Черт его знает, – Синицын потер переносицу и ненадолго задумался. – И тем не менее надо пробовать. Попытка не пытка.

– Когда? – деловито поинтересовался Михаил Дмитриевич.

– Как только модель будет готова, и когда я кое-что посчитаю.

– То есть, мне пока ждать? Ждать звонка или…

– Или, – отрезал доктор наук. – Публичные слушания нам не нужны.

– Согласен. Тогда буду наведываться к вам время от времени. Два-три раза в неделю, но не чаще.

– Да. Так будет лучше всего, – подтвердил завлаб, протягивая для прощания руку.

…Когда замдиректора строительной фирмы вышел на улицу, то только и смог, что покачать головой, удивляясь самому себе и своему решению принять участие в предложенной Синицыным авантюре. В чудеса Михаил Дмитриевич не верил, фантастику не читал, но сейчас… сейчас он был готов ко всему. И к тому, чтобы поверить, наконец, в невозможное, и к тому, чтобы узреть это невозможное собственными глазами. Очевидное-невероятное, одним словом. Фантастика. Научная. Неожиданно оказавшаяся правдой. Самой что ни на есть настоящей.

Среда. 1 сентября 1982 г.

«Тр-хр-трямс», – звук разрываемой на части газеты проник прямо под черепную коробку, ввинчиваясь в пока еще не проснувшийся мозг.

«Тьфу ты, мать-перемать!»

Привыкнуть к этому «будильнику» было решительно невозможно. Оставалось только смириться. На три с лишним года, как минимум. Каждый день. Точнее, каждое утро. Ровно в половину девятого. Впрочем, если вставать немного пораньше, то все становится не так уж и страшно. Однако просыпаться раньше не хочется. Спро́сите, почему не хочется? Да все потому что лень-матушка. Студент, он ведь почти как солдат – пока спит, служба… пардон, учеба идет. Только лямку надо тянуть немного подольше. Вместо двух лет – аж целых шесть. Но зато с правом досрочного дембеля. Три раза ха-ха…

Чертыхнувшись с досадой и проводив взглядом чапающего в санузел Олега («Блин, какой сон испортил: от заката до рассвета – одна сплошная эротика!»), я еще с минуту ворочался, заново пытаясь уснуть и досмотреть до конца «последнюю серию», но затем вспомнил, что сегодня у нас самое начало учебного года, а, значит, прогуливать ни к чему – не поймут-с. Тем более, что первыми двумя парами, как гласило изученное еще вчера и перенесенное в блокнот расписание, значились не какие-то там банальные лекции, а лабораторный практикум по общей физике, пропускать который себе дороже: не сдашь к концу года полный набор – к экзаменам не допустят. Так что хочешь не хочешь, а вставать придется.

Пока чистил зубы, а потом сбривал с морды щетину, еще не жесткую (семнадцать лет все же не сорок семь), но уже довольно колючую, мысли в голове потихонечку упорядочивались, раскладывая по полочкам все события предыдущего дня. Дня, на который возлагалось столько надежд, связанных, в первую очередь, с Шурой Синицыным.