— Поцелуй меня, Гас.
И я целую.
Снова.
И снова.
Понедельник, 1 января (Гас)
Еще до того, как открыть глаза я знаю, что ее нет в кровати. Скаут отключилась, обняв меня рукой и положив голову на мою подушку. Я не мог заснуть. Вернее, заснул на пару часов, под утро.
Я лежал рядом с ней.
Наедине со своими мыслями.
И мне было так спокойно.
Я боялся, что если закрою глаза, то все исчезнет.
И был прав.
Спокойствия здесь больше нет.
Ее здесь больше нет.
Но я знаю, что она недалеко. Наверное, на пробежке или завтракает. Но здесь ее нет.
Лишь близость Скаут дарит мне покой. Теперь, почувствовав его, я жажду большего. Тоскую по нему, как по своим гребаным сигаретам.
Из раздумий меня вырывает звонок телефона.
– Господи, ну кто звонит в… – Уже собираюсь сказать «в такую рань», но бросаю взгляд на часы, которые показывают почти двенадцать и мгновенно успокаиваюсь, – в полдень? – Это МДИЖ. Откашливаюсь и отвечаю: – С новым годом, кемосабе[19].
– И тебя с Новым годом, Густов.
– Что случилось? – интересуюсь я, выбираясь из кровати и пытаясь найти какие-нибудь плавки или хотя бы шорты.
– Ходят слухи, что вы вчера играли в местном баре?
– Черт, быстро же распространяются новости. Это правда.
– Хорошие новости распространяются быстро. Я так же слышал, что ты написал несколько новых песен.
– Черт, кому ты сейчас платишь, чтобы за мной следили? – Наконец, я нахожу шорты и натягиваю их на себя.
Он знает, что я шучу. Мы с МДИЖ хорошо ладим с самого первого дня.
– Никому. Просто разговаривал утром с Франко.
– А! Отличной подход – обратиться напрямую к источнику информации.
– Вот так я работаю, – отвечает он. МДИЖ довольно серьезный парень, поэтому, когда пытается шутить, то выглядит смешно. Но это нормально. Мне нравится.
– Ладно, переходи к делу, чувак. Куда должен привести меня этот разговор?
– В студию в Лос-Анджелесе завтра утром. Мы сняли ее на месяц. Так же, как и апартаменты. В том же комплексе, что и в прошлый раз. Мне нужно, чтобы вы были здесь к десяти часам.
У меня внутри все сжимается, и я буквально вижу, как остатки моего покоя вылетают в чертово окно. Запись прошлого альбома была сплошным стрессом. Я не хочу этого сейчас, когда мне, наконец, удалось расслабиться.
– Хорошо, будем, – отвечаю я то, что должен. – И еще…
– Да, Густов?
– Новый год и все дела, может, ты сделаешь мне одолжение и станешь называть Гасом? Я хочу записать этот альбом и отправиться в турне как Гас, а не Густов.
– Конечно, Гас. – Когда он произносит это, в его голосе слышится что-то похожее на одобрение. Как будто ты маленький ребенок и порадовал родителей, поэтому они говорят тебе «молодец».
Я звоню Франко, Джейми и Робби. Они взволнованы и готовы.
Хотелось бы и мне испытывать такие же чувства. Нет, я их испытываю, и в то же время… нет.
Не знаю, чем заняться, поэтому достаю из шкафа сумку и начинаю бросать в нее одежду. Каждое движение кажется автоматическим. Я уже привык «упаковывать» свою жизнь и сейчас думаю о том единственном, что мне хотелось бы взять, но придется оставить.
О ней.
(Скаут)
Я встаю рано утром и ухожу на пробежку. В крови бурлит адреналин, который нужно выплеснуть. Сегодня я чувствую себя по-другому. Уверенной. На мне футболка с коротким рукавом. Я еще ни разу не обнажала руки после аварии. Мне наплевать на взгляды людей, потому что единственный человек, мнение которого имеет значение, думает, что я прекрасна.
Я поела, приняла душ и теперь стою перед дверью в его спальню в шортах и футболке «Rook», которую позаимствовала у Пакстона. Подняв руку, чтобы постучать, начинаю сомневаться. Что мне сказать ему? Как себя вести? Теперь все совсем не так, как раньше.
Сделав глубокий вдох, я все-таки стучусь. Прошлая ночь научила меня тому, что бездействие никогда не вознаграждается.
Гас открывает дверь. Он выглядит усталым. Волосы собраны в хвост, а шорты сидят очень низко на бедрах. Господи, какой же он красивый. Его рот расплывается в улыбке, но она не кажется счастливой, как всего несколько часов назад.
– Привет, – шепчу я.
Гас берет меня за руку и переплетает наши пальцы.
– Привет, – также шепчет он в ответ. Я скорее вижу движение его губ, чем слышу. Он нежно сжимает мою ладонь, поглаживая ее большим пальцем. – Отличная футболка. – В этот момент на его лице, наконец, появляется настоящая улыбка.
– Видела, как они играют вживую. Ничего так, – подмигиваю я, давая знать, что шучу, отчего его улыбка растягивается до ушей. – Хочешь есть? Могу приготовить яйца.
Гас качает головой и крепко обнимает меня. Что-то не так. Из-за проблем со слухом, я всегда обращаю внимание на то, как люди себя ведут. Эти объятия? В них чувствуется страх.
– Что случилось? – спрашиваю я, будучи неуверенной в том, что хочу услышать ответ. От предчувствий у меня начинает ныть сердце, но я смогу вытерпеть боль, потому что делала это всю жизнь. А вот ему она больше не нужна.
Гас разворачивает нас в сторону кровати, на которой стоит сумка, забитая одеждой. Я узнаю ее. Это сумка для путешествий. Та, которую он берет с собой, уезжая из дома.
Из.
Дома.
– Ты уезжаешь. – Это не вопрос. Я просто говорю очевидное.
Он продолжает крепко обнимать меня.
– Еще один тур? – Только не это.
– Мне нужно уехать на месяц в Лос-Анджелес для записи нового альбома.
Мое сердце мгновенно начинает биться чаще, в этот раз от радости. Ему это нужно. Их фанатам нужно услышать новые песни «Rook».
– Это замечательно.
Гас фыркает, услышав возбуждение в моем голосе.
– Что? Сделала меня своим секс-рабом на ночь, а теперь хочешь избавиться?
Я смеюсь, чувствуя облегчение от того, что он «разбил лед» по поводу вчерашних событий.
– Нет, это совершенно не так. Я просто рада тому, что вы собираетесь записывать новые песни. Не нужно «хоронить» их в этой комнате. Их должен услышать весь мир. – Гас почему-то не выглядит воодушевленным, хотя и следовало бы. – Что не так?
Он пожимает плечами.
– Музыка – это моя жизнь. Но я не хочу снова уезжать. – В этот момент в комнату входит кошка и начинает мяукать. – Кроме того, кто будет кормить Свиные ребрышки?
– Ты уезжаешь творить волшебство, а я остаюсь кормить Свиные ребрышки.
– Спасибо. Это напомнило мне о том, что нужно сходить в магазин и закупить ей еды. Она ест утром и вечером по пол баночки корма. Свиные ребрышки не знает границ. Положишь чуть больше, в ней сразу же просыпаются уличные привычки, и она начинает обжираться. Кстати, моя девочка любит только эти вонючие рыбные консервы.
– Я знаю. – Они и правда вонючие. Каждое утро и вечер я наблюдаю за тем, как Гас ее кормит. Перед тем, как открыть банку, он натягивает на нос рубашку. А если ее нет, то его начинает тошнить.
– И еще, Свиные ребрышки становится очень раздражительной, если не чистить ее туалет каждый день. Она начнет преследовать, ругать и унижать тебя своим мяуканьем.
Мне приходится сдерживать улыбку, видя, как он серьезно относится к кошке.
– Знаешь, а ведь ты у нее «под лапой», – шучу я.
– Черт, да. Она – Наполеон, мой крошечный диктатор. Я люблю эту чертову кошку.
Так оно и есть.
***
Всю вторую половину дня мы закупаемся кошачьим кормом и предметами первой необходимости для Гаса, а потом едим пиццу с Одри и Пакстоном. Домой возвращаемся в девять часов. Одри и Пакстон расходятся по своим комнатам, а мы остаемся в гостиной.
Гас стоит в нескольких шагах от меня и просто смотрит. В его взгляде больше нет грусти, только решительность и мне это нравится.
– Ты выглядишь уставшей, – говорит он.
– Я не устала.
Гас улыбается, понимая, что это ложь и отвечает мне тем же.