От одинаковых домиков на берегу долетают звуки «Аппетайт фор Дистракшн». Черноволосые, похожие на Слэша^[12], испанцы сидят и без выражения смотрят на то, как океан прибивает и откатывает волны. Точнее, обдолбанные, они весь день глядят даже не на воду, а просто перед собой. Они снимают лачуги, идущие вдоль променада. В отличие от английских доходяг, они не думают о несовершенстве мира — просто сидят.

Напротив общаги главная маргинальная тусовка пляжа. Покрытый татуировками парень бьет себя по голове и воет как пес. Он умеет выть как собака — это его единственное ноу-хау.

— Мы с другом организуем рейв, — произнес швед-качок. — Только там не будет никаких наркотиков.

Ясно, что он с большей охотой организовал бы оздоровительный кросс, но маргинальная сан-диеговская тусовка обязывает его заняться хотя бы рейвами.

— Рейв без наркотиков? — переспросил я. — Это как публичный дом без секса.

Все стали смеяться. На веранду вышла Эстер. Я показал на маргиналов.

— Пойдем познакомимся? Глотнем местной жизни. А то мы пока туристы.

— Почему из всех людей тебя тянет именно к таким?

Я принял важный вид.

— Ученики Христовы в каком-то смысле тоже были бомжами. Им голову было негде преклонить, забыла? Я себя ощущаю нормально, только когда я с такими, как эти.

— Какого ты высокого о себе мнения, — улыбнулась Эстер. — Думаешь, ты князь Мышкин? — Она нежно погладила меня по ноге. — Не обольщайся. Единственное, что у вас общего с князем, — вы оба идиоты. Ладно, если тебе так приспичило развлекаться с низами общества, пойдем.

Разношерстная компания сразу предложила ей место. Мы сели, я обнял ее за талию, обрел свой статус: быть ее молодым человеком. Песок блестит множеством своих зернышек под светом садящегося солнца. Можно рассмотреть каждую песчинку.

— В этом долбаном штате тебе не оставляют выбора, — ворчит рядом сидящая девица. — Тут даже ночью жара. — В ее голосе интонации вечного недовольства, эта постоянная неудовлетворенность у нее под кожей стала частью нервной и кровеносной систем. Она отмахивается от непонятно откуда взявшейся осы и грубо ругается: — Пошла прочь, сука!

— Это я, реинкарнированный, жалю в самые интимные места, — ухмыляется паренек с выцветшими белыми волосами, тот самый, что выл как пес. Его зовут Стиви.

— Пссс! — шипит на него блондинка.

Все в восторге.

— Змея, — восхищенно говорит Стиви. — Отдал бы последние шмотки за укус ядовитой красотки, — срифмовал он.

— Какие шмотки, — говорит ему костлявый парень с сережкой в губе. — Муж этой паскуды отбывает благодаря ей срок. А ты — шмотки.

— На чем прокололся? — спрашиваю я.

— На том, что женился на ней, больше ни на чем, — угрюмо отвечает костлявый. — Такую только связать и в океан с акулами.

Брюнетка в окружении парней метрах в двадцати от нас помахала ему рукой. И он ей.

— Кто такая? — спросил я.

— Без понятия, — ответил он так же неприязненно.

Стиви кивает в его сторону.

— Он такой, наш Джеки. Какая девушка не по нем — он сразу бросает ее в океан с акулами.

— Если б девушка была не по мне, я бы разделался с ней по-другому, — возразил Джеки. — После того как я ее грохнул, я бы надел на нее парик, черные очки, посадил бы на переднее сиденье своей тачки и прямым ходом до Вашингтона. Вывалил бы у Белого дома. Президент выходит, а на крыльце труп моей милой. «С добрым утром, мистер Президент!» — напел он неожиданно музыкально.

— Пойти, что ли, поговорить с ней? — спросил он самого себя про брюнетку, которая помахала.

Встал и сутулясь побрел к ней. Сел рядом и начал увлеченно рассказывать словно бы только что прерванную историю.

— Жалко, что вы приехали сюда не неделей раньше, — говорит Эстер соседка. — Вечеринку, которую мы устроили тогда, еще долго будут обсуждать. Двое самых бойких весельчаков до сих пор в отключке и вряд ли когда-нибудь придут в себя. — И смущенно прибавила: — А я рэп пишу.

— Прочитай что-нибудь, — сказала Эстер, я видел, что из вежливости.

Та встала в театральную позу и продекламировала:

— Очень рада тому, что в этом штате главным становится быдло, / а лучшие остаются в хвосте. / Теперь я могу плюнуть на все, пользуясь отговоркой, что мне все обрыдло, / и быть таким же ничтожеством, как и все.

— Жестко, — одобрила Эстер. — Я пробовала, но как-то не идет.

Все повернулись к ней. Эстер провела рукой по волосам.

— Махнем куда-нибудь, Мишенька? — спросила по-русски.

— К парням, которых встретили на пути с автовокзала? — сказал я. — Давай завалимся туда!

— Зачем нам это? Ну хочешь, пойдем.

Эстер вынула бумажку с адресом, который продиктовал парень. В компании своих бедер, зада, колышащихся грудей, ямочек на щеках и очаровательной улыбки она двинула по улицам Сан-Диего.

По пути мы увидели кафе и сели за один из столиков снаружи. За моей спиной катили машины. Сзади причмокивали синтетическими покрывалами зонтики кафе. Столики откликались на них скрипом. Ночь была вкусная и одновременно фальшивая, как фаст-фуд.

Мимо кафе подпрыгивающей джазовой походкой вышагивал глянцевый негр в шляпе с павлиньим пером. В нем проглядывали шик и элегантность виртуозных пассажей Диззи Гилеспи и лоск посетителей Коттон Клуба тридцатых годов. Парень встретился с Эстер глазами, которые у него блестели даже в полутьме.

— У-и-и! — присвистнул он. — Ее не только обтягивает платье, за которое можно отдать богу душу. У нее под этим платьем кроется то, за что можно пойти на сделку с дьяволом!

Эстер смотрела на него, не отрываясь, пока тот не скрылся. Потом постучала ложечкой по краю стола и прищелкнула языком.

Мне захотелось попросить у нее защиты. От Америки, от уродливой жизни, от всего, что на меня навалилось. Знал, что не следует, но дал слабину.

— Послушай, последнее время у меня такие мысли. Даже не знаю, как в них признаться. Мне все кажется…

Эстер обреченно выдохнула:

— Что тебе кажется?

— Что я разучился жить.

Крепкий мужчина с пузом поднялся со своего места и подвалил к нашему столику.

— Думаешь, будешь сидеть с сексапильной штучкой, как эта — и ты уже король этого города? — резко спросил он меня. — А, придурок Джейми? — Он указал в сторону работающей здесь пуэрториканки. — Вон та толстуха тоже не стесняется показывать свои прелести, и что дальше? Ненавижу вашу породу! Думаете, если вы водитесь с сексапильными девицами, это делает вас меньшими ублюдками, чем вы есть? А, козел Джейми?

— Простите, вы о чем? — спросил я.

— Черт, да это не ты! — выругался мужик. Он сделал шаг назад. — Ошибся, — сказал он, уже стоя ко мне спиной.

Толстая, грубоватой внешности пуэрториканка, на которую указал мужик, подошла к нашему столику сменить пепельницы. Увидев, как я нагибаюсь к Эстер, она усмехнулась.

— Увидели здесь что-то забавное, мисс? — резко спросила Эстер.

Пуэрториканка, продолжая посмеиваться, отошла. Попрощалась с хозяином и вышла из-за перегородки. Она закончила свой рабочий день и теперь переоделась в джинсы, майку и в туфли на каблуках. Волосы у нее были туго затянуты в пучок, а обтягивающие джинсы и узкая майка подчеркивали все преимущества ее пышной фигуры. Даже толстые бока и ляжки выглядели привлекательными. Малый за соседним столиком охнул.

— Бог ты мой! Если уж гореть в аду, так только ради таких размеров!

Я глотнул коктейля.

— Хочешь еще выпить? — спросил у Эстер.

— Нет, — резко ответила она и прикусила нижнюю губу.

— Что ты? Почему не хочешь?

— Не знаю! Я ничего уже теперь не знаю!

— А что ты хочешь? Что тебе нужно?

— Нормальной жизни! Я вымотана тем, что ты необычный! Хочу чего-то нормального. Хочу пойти в кафе и не слушать, что ты разучился жить.

Мужик, который препирался с нами, подошел к стойке и начал что-то пламенно втолковывать хозяину. Внезапно мы услышали крик.

— Грохну тебя, если ты не перестанешь трахать в обеденный перерыв в своей подсобке эту толстую испанскую стерву! — кричал мужик, принявший меня за другого. — Только затем и взял ее к себе работать, гад! — Он уже держал владельца бара за грудки. Замахнулся на него, и в его руке был нож.