Только сейчас я заметил, что у Лиз здоровенные дырки на джинсах и что она не носит трусов.
Тут мы с ней решили обокрасть продуктовый. Я очень завелся, потому что заранее зарекся, что в Америке ничего подобного не произойдет. Это будет моим последним рейдом. Но, как только вошли внутрь, мы обратили на себя внимание: вслед за нами пошел охранник, а пузатый владелец магазина встал на нашем пути, скрестив руки. Пришлось возвращаться домой ни с чем.
Мы зашли в дом, пошли в комнату к Стенли. Рядом со Стенли сидела его копия. В жизни не видел ничего подобного. Чтобы люди были так поразительно друг на друга похожи! Кто-то из них был клонирован. Единственная разница между ними — что у Стенли дреды, а у того длинный седой хвост.
— Близнецы? — подсел я к хвосту.
— Нет, — ответил он. — Любовники.
Я встал и направился в другую часть комнаты.
— Что за люди! Чудо, а не люди! — со мной разговаривал негр, худой, как осиновая щепка. — Я живу неподалеку, прихожу сюда, только чтобы побыть в их обществе. Чудо, а не люди! Ведь ничего другого в жизни и нету…
— У вас нет ничего другого в жизни, кроме как приходить сюда?
— Когда-то у меня в жизни было все. Я был большим человеком — я был почетным членом АА, — гордо заявил он. — Я был выздоравливающим алкоголиком! Меня посылали на митинги, я говорил пламенные речи и встречался с молодежью. А сейчас я никто.
— То есть вы больше не алкоголик? — неуверенно спросил я.
— Вот именно, — горестно согласился он со мной, — я больше не алкоголик. Раньше у меня было имя. У меня было звание — я был «выздоравливающим алкоголиком». А потом я поехал в Россию…
— В Россию! — удивился я: никогда не подозревал, что эта страна влияет на людей в такую хорошую сторону. Особенно если дело касается выпивки…
— Ты что, из России? — Он нежно меня обнял. — Как я полюбил русский народ! Они меня столькому научили!
— А с кем вы общались?
— С самыми что ни на есть честными русскими парнями, с душой открытой, как степные просторы. Сибирские русские парни — мои друзья. Все начали пить с девяти лет. Этому даже удивлялись ребята у нас из АА. Крепкая компания ребят из сибирской глубинки. Пили они с раннего утра до тех пор, пока им всем не стукнуло почти сорок. Вот тогда они подумали, что пора бросать. Решили написать нам в Англию и представились как «жаждущие нового глотка жизни русские братья». Мы письмо в ответ, обязались их поддерживать и давай слать литературу с инструкциями. Вот так началась моя вечная и неразрывная связь с Россией, этой великой и прекрасной страной!
— А как сибирские парни с душой, открытой как степь?
— Ты представляешь, бросили! Никогда не думал, что отношения между Англией и Россией могут достичь такого уровня взаимопонимания. Год не пили наши русские братья по общим интересам. Не пили два. А на пятый год решили отметить столь длительное воздержание. Скупили весь алкоголь в их небольшой деревне и принялись пить. Глушили беспробудно около месяца. И тут АА решило послать на помощь к ним своего представителя. Так вышло, что представителем оказался я. Моя миссия была посодействовать их стойкому настроению и произнести пару пламенных речей. Приезжаю и вижу такую сцену: пятнадцать сибирских парней и стол, заставленный единственным видом алкоголя. К тому времени я не пил уже около семи лет. Но тут такая ситуация — один в Сибири и обратный билет через две недели. И могу заявить: никогда и ни с кем я так не пил. Многому я научился за эти две недели. К концу второй всех забрали в госпиталь с горячкой, только меня оставили, поскольку у меня не было русского гражданства. Так что я остался пить в одиночку. Но скоро вернулись мои русские друзья, завернули меня, бесчувственного, в русскую телогрейку и отправили первым рейсом в Англию. Я вечно останусь благодарным твоей великой стране за участливое радушие к подданному английской короны, всегда буду вспоминать дружбу и поддержку моих русских друзей.
— Моих русских друзей, — пробормотал я себе под нос. — Все мои русские друзья переженились, нарожали детей, и у всех у них работа с неплохой зарплатой… Так теперь вы что, — вспомнил я о подданном короны, — снова алкоголик?
— Нет, наоборот, я совсем не пью, — грустно повесил он голову. — Но из АА меня выгнали. Ужасно! Когда-то я был «выздоравливающим алкоголиком», теперь просто не пью. Моя жизнь окрашена тусклыми красками. Только и осталось, что приходить сюда и смотреть на этих замечательных светлых людей. Эй, Крис! — окликнул он парня, на которого скорпион и совокупляющийся с ним мужчина произвели неизгладимое впечатление. — Как живешь?
— Живу? Живу со своей левой рукой, наверное. У нас с ней очень милые отношения. С правой все гораздо сложнее. Несовместимость характеров — так, пожалуй, можно охарактеризовать мое с ней совместное проживание…
Я нервно вдохнул в грудь воздуха. Нужно было продержаться здесь еще два дня.
* * *
Последний косяк на крыше смотровой площадки аэропорта Хитроу. Джек скрутил мне его напоследок. Для меня это стало привычным — перед любым полетом сдать вещи в багаж, показать паспорт и билет и уже потом с чистой душой идти на крышу. И в момент, когда самолет взлетает, находиться в приподнятом расположении духа.
Оглядел местность, мысленно прощаясь со всей страной. Увидел взлетную полосу и автобусную стоянку с другой стороны. Даже этот абсолютно прозаический пейзаж заставил сердце биться быстрее. Я приехал сюда три года назад с родителями как несовершеннолетний. Отца пригласили на год в Оксфорд, я к тому времени кое-как кончил школу в Москве. Потом школу в Англии, потом два года проболтался в универе. Я приехал недотепой. Недозрелым. И здесь не дозрел. Не хочу дозревать. И не умею. Таким и уезжаю. Прощай, Англия, фэавелл форэвэ! Я говорил себе так, даже когда улетал на каких-нибудь три недели. Сейчас я впервые произнес эти слова не напыщенно.
Чувство укреплялось несокрушимой уверенностью, что это мой последний косяк. Я на все сто знал, что больше никогда не окажусь здесь. Почему, чтобы бросить наркотики, надо лететь на другой континент? Почему для того, чтобы начать «нормальную жизнь», требуется, чтобы выгоняли из колледжа и из страны и чтобы над тобой висела угроза армии?
На таможне офицер попросил меня отойти в сторонку.
— Что это у вас на ремне?
— Плеер.
— Вы не будете возражать, если мы его разберем и посмотрим, что внутри?
— Вы его соберете?
— Безусловно.
Что я мог ответить? Плеер мне дала с собой Лиз — старый, еле функционирующий, вместе с кассетой ее друга-ди-джея. В голову полезла паранойя: вдруг они шутки ради засунули туда пакетик кокса? Но потом веский довод, что такие люди не будут тратить такой продукт на такую ерунду, как розыгрыш, быстро меня успокоил. И правильно. Плеер вернули.
Самолет уже забит до отказа. Через проход расположилась пара. Он переходит рубеж тридцати пяти, короткие русые волосы, пузо; она — помладше, симпатичная крашеная блондинка. Переговариваются на иностранном языке. Минут через пять понимаю, что на русском. Вот что сделали годы, проведенные в англоязычных странах, — родной язык звучит по-чужому, иностранно. Интересно, о чем они говорят?
— Володь, слышал, стоимость квадратного метра в Москве скоро догонит манхэттенскую?
Русские. Но что это значит? Слова понимаю, а о чем речь — ни бум-бум. Стоимость… Квадратный метр… В Москве… Догонит… Скоро… Что за муть?
У мужчины на коленях здоровенная бутылка виски. Почти уже кончилась. А еще не взлетели.
«Для вашей безопасности пристегните ремни». Чернявый парень моего возраста, сидящий сзади, начинает передразнивать стюардессу. Двое других лениво смотрят в окно.
Взлетаем. Ребята за мной оживляются и что-то лопочут по-французски. Выкуренный косяк и восторженное чувство перед началом новой жизни тянут на разговор. Перегибаюсь назад с дружелюбной миной на лице.
— Из Франции?
— Швейцария, — говорит мне тот, который самый серьезный. Он единственный волокет по-английски.
