Вернувшись в Антиохию, Боэмунд приготовился отражать нападения одновременно Ридвана из Алеппо и византийских войск. Ободренный поражением, понесенным франками под Харраном, правитель Алеппо побуждал к восстанию жителей недавно завоеванных городов и крепостей в восточной части княжества. Ему сдались Артах, Мааррат-Масрин и Сармин; франкские гарнизоны отступили, оставив Мааратан-Нуман, Аль-Бару и Кафартаб. Спустя лишь год успехи пятилетних завоеваний в этом регионе были сведены к нулю. Более того, опустошив регион, Ридван подошел к Антиохии, вплоть до «Железного Моста» — под угрозой оказалось само существование княжества[660]. Спасти его в этот момент помогла внезапная кончина в июне 1104 года малика Дукака из Дамаска, чьи два сына вступили в борьбу за наследство[661].
Опасность возросла еще и потому, что в войну вступили и византийцы. Алексей завязал хорошие отношения с королем Балдуином Иерусалимским: он велел освободить многих его рыцарей, попавших в плен в Рамле, уплатив за них выкуп фатимидским властям Египта. Раймунд Сен-Жильский был на его стороне, и басилевс поддерживал завоевания графа в регионе Триполи. Летом 1104 года Алексей направил в Киликию византийскую армию под командованием военачальника Монастры, который отобрал у Боэмунда Тарс, Адану и Мамистру, в то время как греческий флот под предводительством флотоводца Кантакузина высадился в Лаодикее, захватив порт и нижний город, а затем и почти всю Лаодикею, кроме цитадели. Боэмунд, спешно подойдя со всеми имеющимися у него силами, ринулся на византийцев, отразивших его атаку. Князю удалось лишь сохранить цитадель, усилить ее гарнизон и сменить его начальника, которого Боэмунд заподозрил в измене. После этого он ушел в Антиохию[662].
Боэмунд понял, что его сил недостаточно, чтобы бороться одновременно против турок, византийцев и Раймунда Тулузского, который все более уверенно контролировал территории, расположенные к югу от Антиохии, что являлось для антиохийского князя дополнительной угрозой. С момента выплаты выкупа и сокрушительного поражения в Харране норманнскому предводителю не хватало ни денег, ни войск. В сентябре 1104 года он собрал совет в базилике Святого Петра, пригласив на него и Танкреда. Обрисовав положение, он предложил следующее решение: вновь доверить регентство Танкреду и отправиться на Запад за поддержкой, субсидиями и воинским подкреплением, «склонить народы Галлии на свою сторону». Танкред вызвался отправиться вместо него, но Боэмунд отклонил предложение: племянник был недостаточно известен и общепризнан, чтобы справиться с такой миссией. Более полезен он будет в Антиохийском княжестве, управляя им в качестве регента, — Боэмунд же тем временем наберет войска, необходимые для победы над их врагами. К тому же Боэмунд утверждал, что принес обет «на клинке своего меча» посетить гробницу святого Леонарда, покровителя узников[663].
Альберт Ахенский прозорливо высказался относительно цели этой миссии: «Боэмунд отправился в путь, желая добраться не только до Италии, но и до Галлии, чтобы набрать в ней воинов и поднять князей против греческого правителя Алексея»[664]. Действительно, норманнский предводитель рассчитывал отправиться на Запад, чтобы призвать к новому крестовому походу, что было единственным средством пробудить энтузиазм масс, которые, конечно, не двинулись бы в путь ради одного только спасения княжества Антиохийского. Но на этот раз новым крестоносцам предстояло сначала нанести поражение Алексею, которого Боэмунд изобразил главным врагом божьего воинства в Святой земле. Полностью отождествляя свое дело с крестовым походом, чьим поборником он стал, Боэмунд превратил своих противников, Алексея и Раймунда Тулузского, в главных виновников той угрозы, что нависла над всеми латинскими государствами, включая Иерусалим и Гроб Господень, ради освобождения которых многие отказались от всего, что имели.
В конце осени 1104 года Боэмунд отправился в Апулию. Стивен Рансиман справедливо полагал, что он взял с собой «копии “Деяний франков”, анонимной хроники Первого крестового похода глазами норманнов»[665]. На мой взгляд, именно в это время Боэмунд велел внести в нее первые поправки. По мнению английского историка — взявшего на вооружение гипотезу, предложенную в свое время Аланом Креем, — речь идет о добавлении в текст хроники проанализированного выше отрывка, согласно которому Алексей якобы обещал Боэмунду землю в «пятнадцать дней пути в длину и восемь дней пути в ширину ab Antiochia». Однако на самом деле поправок гораздо больше — это и добавления, возвеличивающие роль Боэмунда, и исключение, как уже говорилось выше, некоторых лестных замечаний относительно Алексея и Раймунда Сен-Жильского.
Можно предположить, что в первоначальной версии норманнского Анонима образ графа Тулузского не был столь негативным. Эта версия была близка к рассказу Раймунда Ажильского, чьи следы можно обнаружить в позднейших вариантах, например, в повествовании Тудебода и порой даже в самих «Деяниях». Чтобы объяснить некоторое сходство меж ними, вовсе не нужно, как это часто делали, выдвигать предположение о том, что норманнский Аноним опирался на текст Раймунда Ажильского. И тот, и другой, будучи свидетелями событий, могли описывать одни и те же факты, которые провансальский хронист, разумеется, интерпретировал в пользу Раймунда Сен-Жильского, чего не делал норманнский Аноним даже в первой версии хроники. Поправки, внесенные им в то время, вероятно, относились к рассказам, которые он счел слишком благожелательными по отношению к графу Тулузскому, — автор попросту убрал их. В версии, известной Тудебоду, они, как видно, еще существовали, но после новой «корректировки», выполненной в ходе пропагандистской поездки Боэмунда по Франции, эти эпизоды исчезли из повествования. Таким образом, существование разных версий «Деяний» можно объяснить возраставшей заботой Боэмунда представить Алексея и его союзников главными врагами «паломничества» в Святую землю.
Вероятно также, что в ходе первой правки из текста исчезло упоминание о сенешале короля Франции Ги Рыжем, сбежавшем в 1098 году с осады Антиохии, — его место в тексте занял Петр Пустынник. В версии Тудебода эта замена уже присутствует[666]. Каковы были ее причины? Не было ли это сделано потому, что Боэмунд уже тогда не желал настраивать против себя короля Франции? Вполне вероятно, ибо он нуждался в его поддержке как при наборе воинов, так и в проповедовании крестового похода, которые он намеревался начать в его королевстве.
Можно пойти еще дальше. Очень вероятно, что Боэмунд уже тогда планировал дипломатический демарш, чтобы добиться руки одной из дочерей короля. Прежде чем отправиться в пропагандистский «тур», Боэмунд, как мы помним, отправил во Францию своего родственника и бывшего собрата по темнице Ричарда де Принципата. Последнему было поручено подготовить его путешествие и доставить от его имени в монастырь Сен-Леонар-де-Нобла приношение по обету — серебряные оковы — в знак признательности за освобождение из тюремных застенков Данишмендида[667]. Гвиберт Ножанский утверждает, что был свидетелем того, как Ричард де Принципат, «красивейший муж», явился к королю Франции, чтобы просить руки его дочери Констанции[668]. Он не указывает точной даты этого первого посольства, но можно предположить, что оно состоялось до прибытия Боэмунда во Францию или сразу же после него.
Перед тем как отправиться на Запад, Боэмунд вновь поручил регентство Антиохии Танкреду. Последний сохранил также Эдессу, которую он обязался передать Балдуину дю Бургу, как только тот будет освобожден. Тем не менее он доверил правление Эдесским княжеством своему родственнику, чтобы полностью посвятить себя Антиохии. Вскоре он стал называть себя «герцогом и князем Антиохийским», чего не делал во время своего первого регентства, последовавшего за пленением Боэмунда. Формальное свидетельство этого титула относится к 1108 году, но ничто не мешает думать, что Танкред носил его уже с 1105 года[669].
