- Не отвлекайся, – мягко попросил я и стал перебирать его пальцы, по очереди сжимая и поглаживая каждый. – Сын родился, фантазии отформовались в нечто конкретное?
- Сын еще не родился, а я приступил к строительству этого города. Я был только за то, чтобы Эрик со своей ночной сущностью оказался не одинок в мире обычных людей. Я дал добро на создание целого народа. В зачаточном, конечно, состоянии: на момент расцвета, то есть, до нападения вампиров, в Сандре Льюне насчитывалось всего 800 представителей новой расы, из них почти половина – младенцы второго поколения. Я хотел, чтобы мой сын возглавил их. Он вырос, самое время было передать ему бразды правления...
- Но ты не успел. Мда, упыри удачно подгадали время для захвата города, нарочно не придумаешь. Кстати, откуда они взялись?
- Хороший вопрос. А откуда твой Ангел взялся?
- Это отдельный разговор, Фрэнк. К традиционным вампирам Анджело не имеет никакого отношения, и я не хотел бы развивать больную тему сейчас.
- Ладно. Блак долго и безуспешно выяснял, как они пронюхали о Сандре Льюне, и каким ветром их вообще принесло. В итоге я понял, что всему виной Интернет и ненадежная охрана в дата-центре моих генных инженеров. Я уже смирился с этим, не беспокойся.
- Я мог бы починить. Настроить первоклассную защиту...
- Пусть это не волнует тебя, малыш. Ты мой любовник, но никак не программист. И я тебе не позволю... – Конрад украдкой поцеловал меня, надеясь, что серафим не смотрит, а только слушает. – Утечка информации – факт свершившийся, и бороться дальше требовалось только с последствиями. К сожалению, я провалил свою задачу. Вампиры оказались злее, хитрее и осмотрительнее. В течение года они прибирали к рукам сознательное население Сандре Льюны, а я не замечал. Ничего не видел! И Эрик... не знаю, куда смотрел он. Если он не заодно с противником, то тогда его долго и старательно водили за нос. Настолько ловко и аккуратно, что, если бы не побег из города маленькой группки упырей шесть месяцев назад, они бы сейчас без боя стали хозяевами кратера и ужасной, смертоносной заразой расползлись бы по Штатам.
- Но им ведь не вырваться из оцепления?
- Нет, теперь нет. Блэкхарт обо всем позаботился со свойственной ему педантичностью.
Мне показалось, или Блак ПОКРАСНЕЛ? От полуироничной похвалы фельдмаршала или от его теплого взгляда из-под опущенных ресниц? Вот опять ко мне подкрадывается ревность.
- Расскажи о лунных... м-мм... как их назвать?
- Маанцы¹. Я собрал ученых со всех концов Европы, среди них помимо француза был голландец. Ему я и обязан названием расы. Любой маанец независимо от возраста и физической подготовки даст фору самому тренированному человеку-охотнику, солдату, спортсмену... кому угодно. Они превосходят людей во всем. Вместе с высокоразвитым интеллектом, самосознанием и всем тем, что делает его мыслящим индивидом и венцом творения, маанец не теряет связь с природой и своим животным началом. Нюх, крайне обостренный и чувствительный к малейшим атмосферным изменениям, отличное зрение в темноте, завораживающая гибкость и грация тела, высокая скорость и маневренность бега, да и слух не хуже, чем у кошки – и это далеко неполный список достоинств, которыми их наградили в ходе лабораторных экспериментов. Если все это помножить на силу и обаяние вампира, прибавив то зло, что покойнички в себе несут... то ты понимаешь, насколько бедственным могло оказаться положение страны, а за ней и целого материка, выберись повстанцы на волю. Даже если сейчас с ними удастся договориться и уладить проблемы полюбовно, то зараженных Нежитью маанцев впоследствии умертвят. Этого требует элементарная осторожность и новый уровень безопасности, который я установлю в Сандре Льюне. А невредимые жители восстановят популяцию... если, конечно, они еще остались и смогут оправиться от шока.
- А если Эрик один из...
- Я не хочу об этом думать. Но если понадобится убить сына, то я готов.
- Нет. Не лги, ты не готов. У тебя уголки рта задрожали.
- Малыш!
- Давай ты не будешь прятать глаза. Не будешь прятаться от меня, от приступов боли и от своей слабости. Она не позорна, она естественна. И я не позволю тебе расправиться с родным сыном, хорошенько не разобравшись, виноват он или нет. Как ты собираешься вести переговоры?
- Как обычно – заговорю всем зубы, а Дезерэтта с его чудесными способностями сливаться с местностью попрошу ненадолго подменить главаря их банды и освободить мэра и его семью из плена.
- А я?
- А ты найдешь Эрика. Я вижу, ты очень хочешь этим заняться. Ты и разберешься, предал он меня или же стал жертвой вампирского произвола.
- А если не найду?
- Тогда разговор с мерзавцами предстоит долгий и мучительный.
*
Блэкхарт хмыкнул. Все-таки он влюблен в старого генерала-садиста, которому пытать кого-то было наслаждением большим, чем заниматься сексом. И он не может отделаться от неприязни к Ксавьеру, который испортил без того испорченный характер Фрэнсиса, перекрутил все, сделав его опять чрезмерно чувственным и падким на всякие излишества. Вот зачем его матерому военачальнику держать белобрысого программиста за ручку, будто они – две школьницы, идущие за мороженым? А эти нежные взгляды, без конца и края, в которых Конрад ясно кричит, что хочет раздеть, помять и облизать с головы до ног тело, шагающее рядом? И если б он хоть раз отвлекся от своих похабных мыслей! Так нет же, черт возьми, ведет себя как подросток, которого от разгула гормонов возбуждает даже асфальт. И что, ЧТО привлекательного в тощем и плоском как доска юнце, у которого в девятнадцать лет даже борода толком не растет? Ксавьер не очень похож на бабу только из-за мужского подбородка.
- Фрэнк, ты не сказал, что делать мне.
- Быть рядом, – просто ответил фельдмаршал. – Ломать ноги всем желающим прострелить мне голову или зад. Управишься?
- Как всегда, мой... – Блэкхарт прикусил язык. Его что, тоже растаскивает на сантименты от постоянных гомосексуальных поползновений со всех сторон? – ...генерал.
Конрад ухмыльнулся одним уголком рта. Чарльз так очаровательно теряется, не зная, что делать с обуреваемыми эмоциями...
- У тебя, должно быть, очень грубые ласки, – заметил Фрэнсис тихим голосом, то ли с иронией, а то ли сочувственно. – И пощады мне особо ждать не придется.
- Я не... что ты болтаешь, Фрэнк, – Блак окончательно растерялся, не в состоянии представить себя и фельдмаршала в постели. В одной из тех поз, от которых желудок в ужасе выворачивался, но во рту, как ни странно, пересыхало в предвкушении.
- Расскажи, как это произойдет, – чуть громче вымолвил Конрад, следя за реакцией только лишь Ксавьера. Серафим был уже свой в доску, да и близостью с великаном-майором его не удивить.
- Не могу, – Блэкхарт выглядел таким несчастным, что всем (за исключением фельдмаршала) захотелось прекратить его страдания. – Фрэнк, я не могу! Ты никогда не прекратишь издеваться надо мной. У меня в голове не укладывается даже то, что ты хочешь. И как ты это хочешь.
- А как я хочу? – не унимался Фрэнсис, уже откровенно веселясь.
- Подчиниться мне, – вдруг жестко выдал Блак и вытянул руку, преграждая ему путь. Фрэнк нарочито медленно натолкнулся на нее, был схвачен и прижат к мощной груди. Прочувствовал, как больно можно взяться за талию, не делая резких движений, и вообще... незаметно для окружающих.
- Именно, – выдохнул он в лицо майора, удержавшись от болезненной гримасы. – Это будет наша новая субординация. В спальне и нигде больше.
- Но ты для меня Бог, – Блэкхарт расслабил руку, надеясь, что генерал вырвется, но тому, похоже, нравилось медвежье объятье. – Я не сумею. Мне легче молиться на тебя, чем...
Фрэнсис дотронулся до его уха. Ампутированного. Они молча посмотрели друг на друга.
- Ты прав, – флегматично заметил Асмодей, касаясь острым языком места, где была отрезана мочка, а потом прислонил голову к голове Блака – как раз был с ним одного роста. Маслянисто-черные волосы, упавшие на щеку, и их сладковатый кофейный запах показались майору даже большим сумасшествием, чем само нежданное появление демона. – Когда смотришь издалека через витражное окно, человек на стене похож на икону. И не проблема, что он развратен, как чертова дюжина тайских трансвеститов. Проблема появляется, когда подходишь ближе. Он ест горстями таблетки, вскармливая тараканов в башке, ходит исключительно в черных носках, пьет за завтраком воду, не читает газеты, истязает заключенных... и трахает иногда парней. Ты прав, его сложно поставить в положение лежа, с раздвинутыми ногами. И да, ты прав, его страшно брать. Вдруг на следующий день тараканы скажут ему, что это было ошибкой? Дорежет ухо, задушит и скормит акулам. Ты снова прав – он не прекращает развлекаться. Но в одном все-таки прав он, – темптер повернул голову, позволив полюбоваться своим дьявольским профилем и мертвенной бледностью кожи. – Тебя следует совратить. Думаешь, что тебе нечего терять, но ты просто не знаешь... каково это – когда тело послушно выгибается в руках, поддается тебе и твоим нетерпеливым движениям, когда оно льнет к тебе, раскрывается, беззащитно и доверчиво. Когда ты волен сделать что угодно и как угодно больно... но не делаешь, потому что это тело любимого. Ты беспокоишься о какой-то ерунде. Когда Фрэнсис обнажится и заглянет тебе в глаза так же, как заглядывает сейчас, ты не будешь помнить ничего, кроме него, и видеть будешь только его, и хотеть будешь лишь одного. И он это знает. И он этим пользуется. Поэтому в подчинении ты у него, а не наоборот. Но он подарит тебе иллюзию своего плена, и будет она реальностью, и ты не отличишь это от настоящего плена и покорности, потому что он... твой Бог. И для тебя сотворит что угодно.