- Ты же сам просил не упоминать об этом больше никогда!

- А сейчас вдруг захотелось! Что торчишь столбом, оторопел от удивления?! – я уцепился за его плечи, но серафим без труда увернулся и отступил еще на ступень вниз.

- Ксавьер, мне очень жаль. От его вида у тебя едет крыша, выбивает клепки и затемняется разум. Ты хочешь... и хочешь любой ценой. Я понимаю в полной мере твой нездоровый эгоизм и стремление сохранить остатки личности, не лишиться мозгов от горя совсем. Но обо мне ты в такие минуты подумать не можешь, тебе невдомек... что я чувствую, когда слышу тебя, твои выкрики и эта откровенная ложь, жалкие попытки выдать одно желание за другое. И все ради пластмассового удовлетворения, возможности заглянуть в стеклянные глаза, получить поддельный оргазм, выдав его за собственный. Лучше бы ты решил потрахаться с резиновым мужиком из секс-шопа.

- О нет, Дэз. Ты не пластмассовый, – своего свистящего шепота я бы сам испугался... при любых других обстоятельствах, но только не этих. – Ты настоящий. Теплый. Из тебя идет кровь, тебе так же, как и мне, знакома боль. Боль, пожирающая естество, пожирающая внутренности не хуже червя, боль, оставляющая от тебя одну бессмысленно скалящуюся оболочку. Ты – он, и до момента обратной метаморфозы никак не докажешь, что ты – не он. Я ничего сверхъестественного не прошу, всего один поцелуй. Не его, а твой. Ты все равно не знаешь, как целует он. А я просто хочу узнать, как поцелуешь сейчас ты. Пожалуйста. Пожалуйста! Шестикрылый отступник... ты же мой ангел-хранитель! Защити, пожертвуй собой!

И я торжествую, потому что серафим, нет, демон... могучий, древний дух... повинуется мне. Взлетает вверх, увлекая за собой, и в синих глазах, в темных сапфирах проступает горячий, безумно горячий металл... сталь, что так долго разогревалась, а теперь, расплавившись, потекла. Но она не портит взгляд, ничуть. Его душа будто спаялась с телом Энджи, но неплотно, в месте соединения можно просунуть нож и отделить. Я не буду брать нож. Не хочу его резать, полосовать так, как боль полосовала меня дома, когда он бросился из окна, меняя облик на истинный. Я хочу решиться лишь на маленькое преступление. Никто не покарает за него смертью, да и не пугает меня смерть, меня пугает только одиночество, и все те чувства, что снедали последние 48 часов, я боюсь червивой тоски, боюсь быть сожранным заживо, боюсь. Потому что не поймаю миг, когда от меня останется тонкая опустевшая оболочка, и само мое существование будет обманом, чудовищной иллюзией. Я не хочу так. Я хочу, чтоб все прошло по-честному, и небытие расплатилось звонкой монетой, а не разноцветными фантиками.

Серафим жадно прилипает ко мне, больно зажимая и распластывая на облупившемся потолке. Крепко схватил за запястья, полностью обездвижил, оседлал бедра и теперь смотрит, в упор, сократив дистанцию к минимуму – прижал свой лоб к моему. Черт Ангела я больше не замечаю, хотя не изменилось ничего, кроме глаз... синевы не осталось, ни кусочка, стальной расплав поглотил ее всю. Давление... грубо навалившегося тела... я слишком быстро задохнулся, но только сейчас сообразил, в каком тесном плену очутился. И подумал, что надпись «дурак» пора бы вытатуировать где-нибудь на видном месте. Я никогда не излечусь от идиотизма. Я не понял, что темперамент этого, третьего любовника опаснее даже мании Фрэнсиса, опаснее изнасилования, опаснее... Боже, у него ведь огненно-красные волосы, сумасшедший нрав, титаническая сила, способность принимать любой облик... и время тоже на его стороне! И я его раздразнил окончательно.

- Ты сам напросился, малыш, – произносит Дезерэтт голосом, от которого у меня тотчас же вырываются рыдания, и вгрызается в губы. Секунда, может, чуть больше... и внутреннее содрогание проходит, уступая место тихому изумленному вздоху. Потому что в этом поцелуе Ангел возвращается ко мне весь, и плевать, что слезы текут обильнее, а рана в груди саднит и кровоточит, укоряя вместо совести, которой давно нет. Я ловлю каждое сладкое движение чужого языка, как не ловят последнюю каплю воды, умирая от жажды, но плохо осознаю, что он раздвинул двойной ряд зубов, сплетаясь с моим языком, и что от этого мои ноги раздвинулись тоже. Машинально. Он выгибается, отрываясь от меня на мгновение, но упасть с потолка я не успеваю, серафим подхватывает мои бедра, обвивая их вокруг талии... талии Энджи. Его член возбуждающе трется об мои ягодицы, очень твердый и очень... приятный. И слезы вдруг высыхают, закончившись, а рана в груди затягивается тонкой шершавой пленкой. Мной завладела злая и холодная решимость.

- Кто ты сейчас? – вопрошаю я мрачно горящими глазами.

- Хочешь узнать? – его бешеный взгляд обещает многое. Мое сердце, что, по мнению доморощенных знатоков носферату, должно было беспробудно спать, страшно забилось.

- Я громко кричу, – беспечно сообщил я, до последнего не веря, что серафим возьмет меня на потолке. Это же кошмар как неудобно!

Но на запястья легли стальные скобы, освободив его от необходимости постоянно прижимать меня. Белоснежные руки переместились на живот, под футболку, нефритовые ногти вонзились в кожу, оставляя глубокие кровавые борозды, а остановились на кромке штанов. Но я знаю, каким-то образом знаю, что Энджи не поцарапал бы меня.

- А мне такое как раз нравится. Милый.

====== XLVIII. Forbidden fruit ======

| Part 2: Tale of foe |

~~~ Δ Я был на волосок от гибели. Пальцы расстегивали и срывали светло-серые джинсы, да, я еще как-то воспринимал цвет. Но все тело мелко дрожало в нетерпении, поддавшись запаху бледной кожи, она и влечет, и отталкивает своей болезненностью, но ее первый привкус, ее беззащитность... От легкого как вздох прикосновения восхитительный белый животик напрягся, обозначив тонкий рисунок мышц... а в этих полосках крови картина моего убийства, безумие подступило, встав рядом, не вселилось, но отвесило мощный удар мне в голову. И плотная аура его страха, его томление в ожидании вторжения, его упрек, его короткий стон и раскрывающиеся губы, в них хочется вгрызться снова, сильнее, грубее, полнее... все смешалось, перепуталось, растерянный, я выдираю из сладкого тумана свое сознание, но оно не проясняется, потому что он... Близость опьянила его намного сильнее, чем меня, хотя я... прождал этого черного момента дольше. И что же происходит? Я пытаюсь увернуться, когда он сам... подается вперед, раздвинув свои шикарные ноги, желая, чтобы я скорее пронзил его? Господи...

Кто я? КТО Я?! Δ ~~~

- Сроду не видел, чтобы тебе в интимных делах нужна была моя помощь, – весело шепчет на ухо серафиму невидимый злой дух, прижимается к нему сзади, прижимая сильнее к Кси, который сладко стонет и расслабляется – Дезерэтт наконец-то вошел... овладел им.

- Что... что ты сделал?!

- Толкнул тебя в объятья неги и удовольствия, – темптер кусает его за ухо и кладет холоднейшие ладони на бедра, больно сжимает их, заставляя падшего ангела двигаться... и двигаться интенсивнее. – Этот милый юноша, прелестно раскинутый на потолке морской звездой, хочет, чтоб ты оправдал все его надежды. А ты как будто с луны свалился, Дэз. Что за халатное отношение к своим обязанностям? Хорошенько обними его дивные гладкие ножки, подвинь повыше, ему же неудобно, – Асмодей с кривой и просто ужасающей улыбкой дернул брата, и согнутые ноги Кси сместились ближе к груди серафима, превратив их позу во что-то невыговариваемо развратное. Дыхание Дезерэтта оборвалось: его золотоволосый любовник выгнулся, тяжело откидывая голову на твердый бетон, и приоткрыл рот в еще одном стоне. Обнажившиеся зубы наводили на тревожные мысли, но вырваться из своего растущего возбуждения серафим не смог. Не успел. Потому что Моди...

- Мод, ты в своем уме?! – зрачки расширились в ужасе, отраженный там демон с длинным шприцом уже не улыбался. – Мод!

- Ты подобного еще не испытывал, милый, я гарантирую это, – Моди лизнул его за шею и страшно расхохотался. Стальная игла аккуратно вошла под кожу над локтем, непонятное ядовито-зеленое содержимое влилось в могучее предплечье, Дезерэтт вздрогнул от острой боли, отделяясь от Кси, но темптер быстро прижал его обратно. От резкого движения Ксавьер вскрикнул, но беспощадный и неумолимый демон атмосферы продолжал прижимать их, пока серафим вновь не вошел весь.